Ловушка для графа, или три правила острова Скай (СИ)
Муж посмотрел на нее, сведя брови на переносице, и осведомился с угрозой:
— Ты поэтому похитила Хортон? Хочешь использовать ее тело?
— Боже мой, нет, — возмутилась супруга. — Я ведь сказала, что не трогала эту девчонку! Почему ты всегда подозреваешь меня во всех бедах?! — Изобразив оскорбленную добродетель, она продолжала: — Полагаешь, мне хочется терпеть ее папочку-дурака? Ну уж нет. Уж если и выбирать из присланных тебе дев — не хмурься, я рассуждаю гипотетически, — то я бы воспользовалась телом мисс Холланд. Она сирота на попечении злобной тетки, а уж эту надменную курицу я почла бы за честь поставить на место, но… Тебе ведь она совершенно не нравится, правда? А я бы хотела нравиться тебе внешне, раз уж нам снова придется пойти под венец.
От подобной безрадостной перспективы графа невольно, но передернуло. Меньше всего он желал бы снова жениться на бывшей (призрачно нынешней) супруге! Но она, конечно, думала по-другому…
— Мы, кажется, уже сговорились, что не станем трогать этих девиц, — кинул он с недовольством. — Велика вероятность того, что у нас ничего не получится. Либо засбоит сработанный агрегат, либо химический состав вещества окажется не подходящим… Человек может погибнуть. Как мы тогда объясним пэру Англии смерть его дочери? Случится скандал, который нескоро забудут… Хочешь застрять на Скае навечно?
Леди-призрак поджала бескровные губы.
Возразила:
— Но ты ведь не женишься на служанке! Нам в любом случае нужен кто-то такой, как они. А твой дед, не забудь, наседает с женитьбой.
Граф прошелся по комнате, взъерошив нервным движением волосы: логика была верной, он просто не знал, как сумеет убить человека. Ведь использовать чье-то тело, чтобы заселить в него Розалин, — все равно что избавиться от его прошлой личности. Уничтожить её. Той же мисс Джонстон, какой бы занозой она ни была, он не желал этой участи…
Да и не чувствовал ни к одной из этих девиц даже самого робкого интереса…
Душой, не физически, он тяготел к совершенно неподходящему человеку. И чувство это, мучительное и колкое, ворочалось где-то под сердцем, причиняя одну только боль…
— Мы придумаем что-нибудь, — без особой уверенности сказал он.
И супруга привычно вспылила:
— Что? Что ты хочешь придумать?! — Она метнулась мимо него, всколыхнув волосы на затылке. — Шанс самолично свалился нам в руки: твой дед, не зная того, подсобил нам. Возьмем любую из этих девчонок, и дело с концом! Я верю в тебя — все пройдет идеально.
Произнося это, она зависла в дюйме от лица мужа, и ее холодные руки коснулись его лица с обеих сторон. Прозрачно-серые, призрачные глаза глядели в самую душу…
— Я… не могу, — выдохнул он вместе с облачком пара. Казалось, прикосновение Розалин выстудила ему всю внутренность, сердце. Он ощущал себя таким же бессовестным, беспринципным, как и она, но все-таки воспротивился остатками воли.
Вспомнил, как она ликовала, когда, донельзя удрученный, он рассказал ей об ультиматуме деда: либо эти девицы приедут на остров, либо он лишит внука наследства. «Это везение, Эдвард: я присмотрю себе тело, а ты на нем женишься. И мы будем вместе, как прежде!»
Это «вместе» пугало теперь его больше всего.
— Ты просто трус! — выплюнула жена, скривившись презрительно и недобро.
Эдвард подумал, что она, пожалуй, права, и в тот же момент страшный грохот сотряс стены дома. Казалось, рухнула крыша, и стены вот-вот сложатся, словно карточный домик, — мужчина выскочил за порог и поспешил к лестнице. Там, вереща и рыдая одновременно, с верхнего этажа скатилась мисс Холланд… Граф поймал ее и тихонько встряхнул.
— Что случилось? Откуда был грохот?
И так как мисс Холланд, утратив способность осознанной речи, только тыкала пальцем в сторону третьего этажа, граф отодвинул ее, поручив заботам всполошившихся домочадцев, высыпавших из своих комнат. И на пару с инспектором Галлахером, тот оказался у лестницы одновременно с хозяином дома, поднялся наверх, освещая путь прихваченной снизу свечой.
В первую очередь они увидели шкаф, лежавший поперек коридора, и только потом — неподвижное тело у самой стены.
Граф дернулся, интуитивно угадывая, кто именно это мог быть, но инспектор озвучил мысль первым:
— Мистер Спенсер?! Он что здесь делает?
Да, это был секретарь, такой белый — вылитый труп. Граф замер над ним, не смея коснуться, и в голове стало пусто, как в бочке. Только царапнула мысль: «Это конец».
А Галлахер, приложив пальцы к шее секретаря, констатировал:
— Жив. — И вдруг хлопнул того по щеке.
Жив? Дерби сам не заметил, как плотно сжал губы и будто дышать перестал, но теперь, сипло выдохнув, возмутился:
— Что вы творите? — Он оттеснил Галлахера от Спенсера и сам склонился над ним. — Спенсер, вы меня слышите? — позвал он, сжав его руку. — Спенсер, что здесь случилось? Немедленно придите в себя. — Последнее прозвучало тоном рассерженного начальника, так что и самому стало стыдно, но окрик неожиданно возымел действие: молодой человек пошевелился и открыл глаза.
— Мистер Дерби, сэр… — произнес секретарь и растерянно осмотрелся, зацепившись взглядом за опрокинутый шкаф, и кажется, вспомнил: — Здесь был кто-то, он прятался в коридоре за шкафом. Как мисс Амелия? Где она? С ней все в порядке?
Дерби все еще держал его руку, но при звуках этого голоса его пальцы разжались.
— Спенсер, мне кажется или ваш голос… несколько изменился? — произнес Галлахер, глядя на них сверху вниз. Он по всему наслаждался происходящим, и в первую очередь ужасом на лице мнимого парня, проступившим красными пятнами на щеках. Граф все еще нависал над ним, так что Спенсер, пытаясь подняться, скривился, приложив руку к рассеченному ударом виску. Кое-как отодвинувшись в сторону, он припал спиной к холодной стене и… притих.
Время как будто остановилось.
Звуки замерли…
— Спенсер, почему вы молчите? — опять осведомился инспектор. — Что с вашим голосом? Кстати, мисс Холланд в полном порядке, не считая испуга, конечно, — просветил его он. — Вы расскажете нам, как вышли из запертой комнаты? И почему?
Граф Дерби тем временем поднялся на ноги и сжал в кулаки руки. Бурю, что бушевала сейчас в его голове, назвать иначе, чем разрушительным по силе циклоном, было бы невозможно. Мысли метались обрывками старых газет, поднятых из глубин памяти и кружившихся хороводом, — какие-то фразы, слова, события последних нескольких дней, перемешавшись, ударяли по нервам, стегали по сердцу и стопорили дыхание. Да что там стопорили, он, кажется, вовсе последние пару минут не дышал, просто вперил в мальчишку… в мальчишку ли? — хмурый взгляд и пытался осмыслить услышанное.
Нет, слова не имели значения: в доме прятался кто-то? Подумаешь невидаль.
Кто прятался за личиной Даррена Спенсера — вот что было намного важнее.
— Кто ты? — выдохнул он, наконец. — Кто ты… такая? — Губы не слушались, словно затвердевшая глина.
Его раздирало от внутреннего противоречия: он, желая, все-таки не желал, чтобы Спенсер оказался обманщиком. Было больно узнать, что его водили за нос все это время, но, черт возьми, какое все-таки облегчение осознать, что странные чувства в груди имели вполне… нормальное обоснование.
— Сэр… — пискнула эта… без имени. Еще и глаза подняла!
Как же он был настолько наивен, что прежде не сопоставил ни этих нежных девичьих щек, ни хрупких плеч, тонких пальцев с розовыми ногтями, ни… Он выругался в сердцах, сам в себе, но очень витиевато. Вот ведь, даже эти глаза, опушенные щеткой ресниц, глядят с чисто женским коварством.
— Кто ты такая? — рыкнул он, совершенно раздавленный. — Говори уже, отпираться бессмысленно.
— Эмилия Хартли, — едва слышно сказала девчонка. И скользнула вверх по стене, поднимаясь на ноги. Ее слегка повело, и граф с трудом превозмог идиотский порыв поддержать её… Ну уж нет, с него хватит.
— Хартли, значит, — процедил он сквозь зубы. — Я, кажется, уже слышал о вас… — Имя звучало знакомо.