Ловушка для графа, или три правила острова Скай (СИ)
Даррен подумал, что ему бы не помешала свеча, но он боялся так рисковать — вдруг кто заметит, как он бродит по дому. Наощупь он спустился по лестнице и, гадая, как же определит нужную дверь, вдруг замер, услышав тихие голоса:
— Помоги уже, глупый болван: достань вон ту склянку с порошком белого цвета. Да не там же, чуть выше… Ты стал совсем бесполезен.
— Мадам, если я так бесполезен, отпустите меня отдыхать. Я весь день на ногах — очень хочется спать!
— Не лги, Бартон, ты ворочаешься в постели три часа кряду и засыпаешь перед рассветом.
— Вам бы откуда знать это.
— Я знаю.
Говорившие замолчали, и Спенсер подкравшись к двери, из-за которой они доносились, приложился к ней ухом.
С кем это Бартон беседует в лаборатории графа?
Кто смеет так дерзко говорить с ним?
Значит, мисс Хортон не померещился разговор дворецкого с некой женщиной…
— Подай колбу с дикарбонатом калия, да побыстрей! — снова прозвучал женский голос.
— Попросите что-то полегче, мадам. Я в ваших штучках не разбираюсь!
С недовольным рычанием женщина пояснила:
— Колбу с порошком белого цвета, старик.
— Вы и до этого требовали того же: склянку с порошком белого цвета.
— А теперь колбу… Пора бы уяснить разницу!
— Да здесь больше половины всех порошков белые. Как их различить?
— По этикеткам, должно быть, — кинула женщина с раздражением.
— Эти мудреные этикетки я едва умею прочесть, так страшно нагромождены на них буквы. — И он начал читать по слогам: — Метилпропенилендигидроксициннаменил…
— Прекрати! — оборвала его собеседница. — Я уже поняла, что читаешь ты тоже ужасно. Колбу… с голубым порошком. У тебя за спиной!
И то ли Спенсер забылся, издав неосознанный шорох, то ли у женщины за стеной слух был, словно у кошки, и она различила биение его сердца, только она вдруг добавила:
— Кто-то подслушивает за дверью. Неужели одна из этих пронырливых маленьких ведьм? Ты уверен, что в доме все спят?
— Совершенно уверен, мадам. Вам снова мерещится! — И старик потащился к двери — Даррен услышал его шаркающие шаги.
На секунду его словно припечатало к полу, а после толкнуло вперед, и Спенсер на самых кончиках пальцев бросился по коридору. Мало соображая, что делает, он потянул ручку первой же двери. Та неожиданно поддалась, и он ввалился в темное помещение, как будто в одночасье ослепнув. Едва успел прикрыть дверь, как шаги Бартона раздались в коридоре…
— Нет грешникам покоя, — прошелестел тот с тяжким вздохом в тон своим же шагам. — Ох, годы мои тяжкие! — И вдруг замер, как показалось похолодевшему Спенсеру, за дверью комнаты, в которой он находился.
Только не это!
Ручка действительно провернулась, и в комнату сквозь приоткрытую дверь просочился луч света от свечи в руках старика. Он постоял секунду-другую, то ли вглядываясь вглубь комнаты, то ли прислушиваясь, а потом хлопнул дверью и завозился с ключами.
О нет, только не ключ! У вжавшегося в холодную стену Спенсера выступил пот на спине и потек тонкой струйкой между лопаток…
И пока сердце в нем громыхало о ребра, дворецкий дважды провернул в замке ключ. Спенсер попал в западню…
Глаза, постепенно привыкшие к темноте, вскоре начали различать очертания отдельных предметов: загроможденную неведомо чем столешницу большого стола, спинку кресла, кровать с балдахином, стенной шкаф и целую груду непонятных предметов, сложенных у стены. Спенсер, поначалу боявшийся пошевелиться, наконец отмер и сделал пару шагов, разминая занывшие от напряжения мышцы. И прислушался… Все казалось, что Бартон, нарочно подкарауливая за дверью, распахнет ее настежь и вцепится в него пальцами: «Вот ты и попался, дружок!» Но ничего такого не происходило, и Спенсер достаточно осмелел, чтобы ощупать ближайшие к нему вещи: похоже, что чемоданы. И, должно быть, одни из самых дешевых, так кожа на ощупь казалась грубой и местами потрескавшейся…
Окна в комнате, в отличие от других спален в доме, не были забраны ставнями — подойдя к ним, молодой человек различил, что они выходят на заднюю сторону сада, одичавшую и заброшенную. Ему показалось, он различил одну из овчарок, бегавшую в траве… Но он не стал задерживаться на ней, вместо этого откинул портьеру и, впустив в комнату больше света, опять ее осмотрел. Спальня была небольшой и заброшенной, словно старый чулан… Казалось, в нее снесли все, что могли. Птичью клетку, испорченные часы, портрет юной девушки в пышном платье, из тех, что вышли из моды лет двести назад, красную оттоманку с гнутыми ножками «а-ля рококо», жардиньерку с засохшим цветком, стопки пожелтевших газет, какие-то книги и, наконец, те самые чемоданы, которым, казалось, здесь было не место. Дешевые чемоданы в доме богатого лорда!
И вдруг… сердце мистера Спенсера похолодело. Он как-то враз догадался, кому именно могли принадлежать эти вещи: только пропавшим с острова людям. Больше некому! Он снова вернулся к стене и лихорадочно заработал руками, двигая чемоданы и считая, сколько их в комнате…
Вышло не меньше двадцати трех.
Двадцать три человека, пропавших на острове…
Что говорил ему граф? Якобы люди просто сбежали, кто прихватив пару подсвечников, кто еще по какой-то причине. Но сбежать, бросив свой чемодан… в это верилось мало. И граф тоже не мог верить в такое, тем более, если все эти вещи нарочно снесены сюда, в эту комнату, и вопияли о правде, словно волшебная дудка из сказки.
«У нашего принца ослиные уши!»
У нашего графа на острове происходит неладное…
Спенсер знал, что у графа есть тайна, и даже больше: он пришел ее разгадать, но внезапная эта находка все же шокировала его. Он как будто надеялся на что-то другое… Как будто возня с, так называемыми, невестами графа расхолаживала его, заставила забыть о первоочередном.
Святые небеса, куда деваются люди?
Что… граф делает с ними?
Спенсер зажал рот руками и сполз по стенке, словно сам не в себе. И сидел так довольно долгое время, пока окоченевшие руки и ноги не перестали ощущаться родными… Только тогда он поднялся, и, шатаясь как пьяный, дошел до двери и в тщетной надежде провернул ручку.
Все еще заперто.
Что же делать? Как быть? Он не может здесь оставаться.
— Возьми себя в руки, — отругал он себя. — Мы знали, что просто не будет. Что у графа есть тайна… Вот и разгадывай. Не смей раскисать!
Спенсер был не из тех, кого трудности загоняют в тупик, он привык и умел за себя постоять.
— Что ж, посмотрим, чем я могу открыть эту дверь, — сказал он, принимаясь шарить в первом из чемоданов.
В нем были женские вещи — панталоны, чулки и корсаж — но ничего похожего на отмычку. Как обычно, первый блин комом! Даррен перешел к следующему чемодану. Хоть где-то да отыщется шпилька… И отыскалась она на столе под целой грудой шляпных коробок. Увидела бы их Эмма Джонстон — завизжала б от радости!
Спенсер не мог позволить себе подобного проявления чувств, да и шляпки его особо не интересовали, а потому он вернулся к двери и завозился в замочной скважине шпилькой. Не сразу, но раздался щелчок, оглушительный, словно выстрел из револьвера, — Спенсер замер почти не дыша. Тихо. И он толкнул дверь…
Часы в доме, когда он крался через холл к лестнице, пробили три раза. Это сколько же он просидел запертым в комнате? Не хотелось и думать. Вряд ли час или два… Он потер озябшие плечи и поспешил дальше. Хотелось упасть на кровать, свернуться калачиком и проспать до вечера нового дня, но он не мог себе это позволить. Утром предстоит новая встреча с хозяином: нужно поймать его прежде, чем он запрется в лаборатории. Только бы удалось уговорить его на свидание с Эммой…
Несмотря на усталость, запершись у себя, Спенсер стянул рубашку и брюки, положил на столик очки и вынул изо рта странную штуку, крепившуюся к зубам. После пришло время тугого бинта, крепко-накрепко обвивавшего его грудь, как после ранения. Он распустил его, кинув поверх вороха снятой одежды и выдохнул от облегчения…