Мятный сон (СИ)
— Не мучайся так, всё просто…
И Николас рассказал всю историю, начиная от нападения на Санни в переулке, заканчивая своим отцом.
— Вот это да-а-а! Она думала всё это время, что ты мёртв?!
Николас устало кивнул. У него вновь поднималась температура, а тело и голова горели огнём из-за новой волны жа́ра.
— Ну и, как она восприняла новость о тебе и обо всем?
— Никак.
— В смысле? Разлюбила?
— В смысле я ей не сказал ещё.
— И когда собираешься?
Николас задумался и спустя минуту ответил.
— Никогда.
— Я чё-то не понял! В каком смысле никогда?!
— В прямом. Я ничего ей не скажу! Для неё я итак мёртв и для себя почти тоже.
— Ты должен сказать ей правду, Николас! Не лишай себя этого! — разнервничался Джерри.
— Джерри, мне осталось жить грёбаных месяц-два! Я скоро умру!
— Ты не должен лишать себя счастья! И вообще, вдруг ты вылечишься?!
— Джерри, спустя семнадцать лет я прихожу и говорю: "Привет! Это я, тот Николас и я не умер, я живой, но скоро умру!" Ты так себе это видишь?! Я не проклятый эгоист, Джерри, чтобы так с ней поступить! Я не могу по-другому! Я решил, что она не узнает и точка!
— Но ведь ты столько доставал меня этими снами, ты всё время жил один. Николас, не лишай себя этой возможности! Это не эгоизм!
— Джерри, если бы ты только знал, чего мне это стоит, ты бы понял, что я непреклонен. Я хочу её, я с ума схожу, как хочу её обнять и жить долго и счастливо! Но это не про нас! Я буду с ней рядом, но как чужой Николас из Ричмонда, а не из Сиэтла.
В гостиной повисло молчание.
— Я даже не знаю, что мне тебе сказать.
— А ничего и не надо…
***
Джерри ушел от Николаса к часу ночи. Он оставил его в заботливых руках его матери и был холоден с ней, зная теперь всю правду их семьи. Он не мог понять, как она могла скрыть столько правды от сына. Она же знала, как он мучался все эти годы и мучал вместе с собой и его. Но больше всего Джерри злился на решение Николаса, ничего не рассказывать Санни.
— Герой хренов! — выругался он проезжая ночные улицы города. — Лучше быть эгоистом!
Джерри не мог совладать с правдой и из-за этого его штормило от негативных эмоций. По его лицу непроизвольно стекали слёзы и он стирал их с такой силой, что на коже его лица оставались широкие красные следы. Если Бог есть, то почему он допустил все это в жизни его лучшего друга? Почему он забирает хороших людей? Эти вопросы не покидали Джерри с того самого момента, как он окончательно осознал, что́ именно сегодня произошло с жизнью его друга.
— Нет! Нет! Нет! — Джерри неистово прорычал эти слова и стал бить по рулю автомобиля с яростью, попадая на клаксон.
Эти беспорядочные сигналы услышала Мэдисон и вышла на крыльцо дома. Когда она увидела, что это Джерри, она выбежала к нему.
— Эй-эй, тихо, Джерри, тихо!
Мэдисон открыла дверь автомобиля и испугалась, заметив слёзы на лице Джерри.
— Что случилось?! — Мэдис схватила его за плечо и легко затрясла, требуя ответа.
— Джерри, что случилось?!
Мужчина отстранил Мэдис от себя, вышел из машины, взял её за руку и повел в дом, произнеся лишь одно слово:
— Николас…
***
Николас смотрел, как его мама суетилась в уборке по дому. Ему было всё так же плохо, тело горело, кости ломило, а сильный кашель только набирал свои обороты, но оставаться в постели он вовсе был не намерен. С того самого момента, как он стал жить с мыслью о своей скорой и неизбежной смерти, он смотрел на вещи абсолютно по-новому. Раньше он бы спокойно дал себе возможность поболеть с недельку-другую, не жалея своего времени на чтение книг или изучению новых технологий и открытий, связанных с яхтингом, раньше он даже не задумывался над тем, какими бессмысленными могут быть дела и как глупо мы можем тратить свою жизнь на совершенно пустое, как например его мама сейчас, которая всё никак не могла определиться, куда именно ей поставить вазу для цветов, на комод или всё же на журнальный столик. Не задумываясь над скоротечностью жизни и её часто крутых поворотах, мы живём мелочами и пустым, пафосом, понтами и поиском признания в нестабильном беспринципном обществе, выпячивая тленное богатство, превознося посредственность и эгоизм, но когда тебе остаётся жить считанные дни жалких нескольких недель, тебе абсолютно наплевать на всё это так же, как и на то, куда же всё-таки определить эту цветочную вазу! Вот и Николас посчитал, что главным для него сейчас это не температура и не сильное желание заснуть на сутки, а встретиться с Санни и провести с ней всё оставшееся время, пусть она даже и не узнает его правды. Шатаясь, он встал с кровати, быстро привёл себя в более-менее живой вид и оставив протестующую маму дома, поехал в больницу. В больнице он узнал, что Санни сегодня выписали и отправили домой. Заехав в цветочную лавку, он купил букет крупных тепличных ромашек, фрукты и маленький бисквитный тортик и поехал к ней домой.
Спустя двадцать минут он уже стоял возле её порога и повторно нажимал на звонок. То ли у него опять поднималась температура, то ли это влияла первая настоящая встреча с его Мятной девочкой спустя долгих 17 лет, но он почувствовал как его сердце забилось быстрее и уверенности скрыть от неё правду поубавилось. А когда она открыла дверь, сонная, в измятой пижаме и взъерошенными волосами, такая домашняя и знакомая, его разум совсем отключился и он не думал ни чём, кроме её губ.
— Николас? — в приятном недоумении заговорила Санни.
— Привет, Санни! — сказал он и не раздумывая притянул её к себе…
Мятная веточка 16
POV Николас
Я сидел в баре с Джерри, пил горячий чай и, не отрывая взгляда, смотрел на Санни. Это был её первый рабочий день после нападения. Она пела какую-то лёгкую песню в стиле джаз, посетителей становилось всё больше, а улыбка на моём лице всё шире.
— Чё улыбаешься? — вскинув бровь, грустно бросил Джерри.
Он был мрачнее ночи. Я видел его печаль и плохо скрываемую скорбь, я видел, как ему было тяжело, но не пытался его утешить словом. Что толку? С тех пор, как он относительно смирился с моей правдой, я и минуты не мог побыть наедине с собой и я искренне был ему благодарен.
— Ты знаешь, Джерри, я был бы готов болеть всю жизнь, если бы мне сказали, что Санни будет у меня сиделкой.
— Хм, — отрешённо улыбнулся друг.
Перед моими глазами всё ещё стоял тот момент, когда я завалился к Санни домой со своими объятиями. Я хотел проведать её, убедиться, что с ней всё в порядке и просто побыть рядом, но я даже не мечтал о том, что она примется за моё лечение.
— Николас, да ты весь горишь! Ты в курсе? Или это твоё нормальное состояние?! — проигнорировав мои объятия, она отстранилась, взяла меня за руку и в прямом смысле втащила в дом.
— Мы канадцы отличаемся от вас. Согласись, Санни, у нас холоднее, значит и в тепле нуждаемся больше вашего. Так что да, со мной всё в порядке.
— Ну конечно! Расскажешь это Фарруху, он у нас мастер по бредням.
— Так ему и передам, — не сдержав смеха, ответил я.
Санни с угрозой покосилась и со свойственной ей заботой, ещё раз потрогала мой лоб (от чего я непроизвольно сглотнул, она была слишком близко), пристально взглянула в моё лицо и с недовольством усадила меня в своей комнате.
— Очень глупо разгуливать в таком состоянии! У меня знакомая так умерла, Николас! Вот так вот на ногах болела и скончалась от воспаления лёгких.
— Есть вещи пострашнее смерти! — крикнул я.
Она чем-то шуршала на кухне, стучала посудой и, спустя несколько минут, зашла в комнату с самым серьезным видом. У меня непроизвольно натянулась улыбка. Я помнил это её выражение лица. Она злилась, прям как маленькая Санни и была полна уверенности, прям как тогда, когда выхватывала у меня сумки и настаивала на том, что ослушается маму и продолжит со мной дружить.
— Нет ничего страшнее смерти, Николас! Ненавижу черный юмор и шутки со смертью. Не шути так больше.