Экстремальная археология (СИ)

— Где-нибудь может и можно, но не здесь, — печально ответила девочка.
— Это как?
— А так. Ты видишь, чтобы фонари над лавками горели?
Я даже оглядываться не стал:
— Да тут вообще с фонарями всё плохо. Тут темнее, чем у... А, ладно, тебе такое лучше не знать. Сафи, я просто помираю, так есть хочется.
— Всем хочется. Может, когда вернёмся, Куба подобреет. Ты ей не нравишься. Говорит, ты скользкий.
— Да понимаю, что не в любимчиках. Но вообще-то я не дармоед, я вон, деньги добываю, стараюсь.
В подставленную ладошку девочки высыпалась очередная порция монет.
Та, молниеносно спрятав добычу, воровато оглянулась и сказала:
— Тут эти монетки почти ничего не стоят. До войны хорошо было, сейчас нет, сейчас плохо. Надо очень много таких, чтобы хотя бы краюху хлеба чёрствого купить. Еду почти перестали продавать. Ни за деньги не отдают, ни за вещи. Очень мало её в городе осталось.
— Осада, — понимающе кивнул я. — Ты поэтому крабов гоняешь?
— Ну да. Мяса в клюмсах мало, и неприятное оно. Но есть можно. Плохо только, что под приморскую стену ходить надо. Нельзя нам в тот район теперь ходить. Там Ленты. Давно уже не ходим. Меня пока что кое-как пропускают, но Куба злится, когда хожу. Опасно.
— Так до меня вы с ними вроде не ссорились, — заметил я.
— Нифига ты не понял, и до тебя всякое было. Этих горшков клан подкармливает, Ленты поэтому поднялись и все банты вдоль стены под себя подмяли. Сами остались, одни. И лезут из своего района дальше. Плохо это, все говорят, крови будет много, когда серьёзно полезут.
— Да, плохо, — согласился я и, начиная в дополнение к бегу размахивать руками, вернулся к волнующей теме:
— Так что там насчёт еды?
— А ничего там насчёт еды. У кого есть, для себя её берегут. Зачем отдавать за деньги то, что за монеты не купишь.
— Но ты ведь говорила, что купить можно.
— Редко очень, если места знать.
— Что за места?
— Ну, в порту можно. Иногда. Когда корабль приходит, и моряки свою еду продают. Ещё рыбаки там могут улов продавать. Но улова почти нет, в порту вода грязная, там нормальная рыба жить не хочет. А выйти из него нельзя, сразу за последним волноломом чамуки караулят. Из-за них корабли перестали приходить. Один только пришёл, днём. Моряк с него о тебе, вроде, говорил. Ну, то есть, Бегун в порту спрашивал и ушами слушал, вот и узнал. Там сказали, что пропал какой-то паренёк с того корабля. Может это ты, а может и нет. Я уже не знаю, чему верить. Куба говорит, ты врёшь много. Куба враньё замечает сразу, её нельзя обмануть. Думает, что корабль не просто так прошёл мимо чамуков. Пропустили его, потому что шпионов вёз. Только непонятно, зачем ты сам поплыл, без корабля. Но у вас, шпионов, всё непонятно. Мне ты тоже врал, наверное. Говорил, что от пиратов сбежал. А те, которые в порту, не пираты. Обычный зерновоз. Вы, шпионы, всегда врёте, вас трудно понимать.
— Да сколько уже можно говорить: я не шпион.
— Ага, я помню. Ты не шпион, ты просто сильно похож на шпиона, а сам всего лишь камни ищёшь, — Сафи хохотнула.
— Так и есть. Я ищу камни. Зачем шпиону камни, сама подумай?
— Да откуда я вас, шпионов, знаю? Ты первый, я других не видела.
— Получается, шпионы у вас нечасто появляются? Так почему бы не подумать, что и я вряд ли из них.
Девочка покачала головой:
— Да ты даже выглядишь, как шпион. Мы когда через кварталы шли, на тебя все смотрели и шептали: «Шпион! Шпион! Посмотрите, какой синеглазый шпион идёт».
Сафи снова хохотнула.
Новости произвели на меня двоякое впечатление. С одной стороны радостно оттого, что команда «Зелёной чайки» всему наперекор добралась до порта.
Но ведь с другой стороны это может привести к проблемам. Начнут направо и налево рассказывать про тихого паренька, который внезапно оказался владельцем древнего оружия, созданного по давно утерянным технологиям.
Мне такие россказни совершенно ни к чему. Остаётся надеяться, что в чужом для команды порту языки развязываются не столь охотно. К тому же ввиду осадного положения тут повсеместный сухой закон, — выпивки не осталось. И это прекрасно, ведь отсутствие алкоголя весьма способствует словесной сдержанности.
 
Хотя, если вспомнить всех встреченных днём пьяниц, наркоманов и голодающих, всяческого дурмана в Хлонассисе куда больше, чем еды. Так что, кому сильно надо, найдёт.
Хорошо бы подробнее узнать, о чём болтает команда.
А что если...
— Сафи, а почему бы у тех моряков не купить еду? Я в этом фонтане много монет насобирал.
— А толку с них? Это же городские монеты.
— И что, разве это не деньги?
Девочка почему-то прыснула, после чего с сожалением заявила:
— Эх, опухший ты тип. Ничего не понимаешь.
— Ну так объясни.
— Долго это объяснять. Даже не знаю, как. Да и найдись у тебя нормальные деньги, кто тебя к морякам пустит? И кто позволит еду от них унести? Ведь корабль пришвартовали у второго пирса.
— И что это значит? — не понял я.
— Как это что?! Это пирс семьи. Клановый. Туда никого не подпускают. Всё зерно, что привёз корабль, на склад клана разгрузили. Вообще всё. И, говорят, продавать его не собираются. На Нижний город клану плевать, они только о своих кварталах думают и о наёмниках. И немного об армии. Армия же тоже злиться начинает. Солдаты днём даже не гоняли меня, когда я клюмсов ловила. А раньше гоняли, там ведь запрещено лазить.
— Как вы тут с голоду не умираете, если еды нет? — удивился я. — На одних крабах выживаете?
— Как ты думаешь, сколько мне лет? — вопросом на вопрос ответила Сафи.
— На вид не больше десяти. Но по разговорам больше должно быть. Одиннадцать?
— Двенадцать давно, скоро тринадцать. У нас тут и без осады жить сложно, потому и расту плохо. Тут если видишь мальчика или девочку, три года можно спокойно прибавлять. Редко ошибаться будешь.
— Да уж... Но я так и не понял: за счёт чего сейчас выживаете? Того мяса краба, которое ты притащила, на одного еле-еле хватит.
— Да как-то выкручиваемся, тут всегда выкручиваться надо, — уклончиво ответила девочка и одновременно со мной обернулась на необычный для ночной поры шум.
Больше всего это походило на приглушённые шаги десятков ног. Как будто толпа народа в лёгкой обуви (а то и босиком) приближается к площади по узкому переулку.
А вот и огоньки слабеньких факелов замелькали.
Мы, не сговариваясь, рванули за фонтан, присели за бортом, осторожно приподняли головы и принялись наблюдать за происходящим.
Из переулка высыпалась немалая орава. Сумеречное зрение под вновь экипированным маскировочным амулетом работало далеко не на полную мощность, но этого хватило, чтобы разглядеть десятка три человек. В основном подростки старшей возрастной категории и юноши, несколько мужчин, самому старшему не больше двадцати пяти. Почти все с факелами, причём горят они едва-едва, скорее тлеют. У большинства в руках ещё и дубинки присутствуют, у некоторых за поясами топоры, каменные молотки и большие ножи.
Оружие выглядит, мягко говоря, не первоклассно. Живо напомнило смехотворный кастет, которым меня сегодня пытались приголубить. Да и ещё кое-что знакомое просматривается. Одинаковая деталь гардероба на всех.
Сафи прошептала то, что и без пояснений очевидно:
— Это Ленты. Не высовывайся.
Да я и не собирался. Хотя, даже под гнётом амулета, могу этой шантрапе устроить проблемы. Особенно если достану что-нибудь из своего арсенала. Да, бандитов много, но никому из них не доводилось отмахиваться от четырёх взрослых крысоволков одновременно. И это без помощи умертвий.
Выбравшись на площадь, банда направилась не к фонтану, чего я опасался, а к одному из самых приличных окрестных домов. Места он занимает немного, зато два высоких этажа, плюс мезонин и фасад пусть и обветшалый, но богатый и при этом стильно оформленный, не безвкусица.
 
Один из старших сходу взмахнул рукой. Зазвенело стекло на первом этаже, и тут же на окна и двери набросилась вся свора. Толпа крушила, вламывалась, лезла со всех сторон.