Свежий ветер дует с Черного озера (СИ)

А вот третий раз оказался запоминающимся. Это произошло ранним утром.
Гермионе той ночью снился настоящий кошмар, повторяющийся циклически вновь и вновь: это было чужое воспоминание, незнакомое, замутненное, будто бы сам его «хозяин» редко обращался к нему. Невозможно было понять, что именно происходит, но ее от присутствия в нем охватывал какой-то первобытный, экзистенциальный ужас. Зеленая вспышка снова и снова озаряла все вокруг; пронзительный крик женщины резал слух и сменялся еще чьим-то криком, а потом все заглушал ее собственный. Было очень больно и просто до одури страшно. Гермиона наконец вынырнула в реальность и тут же рывком села на кровати, сотрясаясь в беззвучных рыданиях. Щеки были мокрыми от слез, сердце колотилось, готовое выскочить из груди, руки дрожали. Рассвет еще только занимался за окном, но каким-то шестым чувством она поняла, что в комнате не одна. Резко обернувшись, волшебница сразу увидела его, инстинктивно натягивая тонкое одеяло до подбородка. Лорд пристально наблюдал за ней, но в темноте невозможно было понять, с каким выражением. Только что пережитый страх сменился привычной оторопью.
И только состояние аффекта после такого живого кошмара позволило Гермионе заговорить первой. Она не анализировала, не думала, просто выдала дрожащим голосом:
— Должен быть способ переместить осколок души в предмет. Во что-то неживое.
Темный Лорд, к ее удивлению, хмыкнул, как показалось ей, удовлетворенно. Он сделал шаг к окну, и его фигура в неровном свете начинающегося дня выглядела еще более мистической, чем обычно.
— Умная девочка. Да, я думал об этом же. Но пока я прихожу к выводу, что это невозможно. И даже убить тебя — не выход. Что ты видела?
Она сбивчиво пересказала свой сон, Лорд выслушал его бесстрастно, хотя на мгновение Гермионе показалось, что что-то похожее на судорогу как будто едва заметно скользнуло по его лицу. Но голос, когда он заговорил, был спокоен, даже немного отрешен.
— Очень любопытно, почему ты так от этого мучаешься? Мне эти воспоминания не доставляют такого дискомфорта.
Гермиона взглянула на него, задумавшись только на секунду. Она уже знала ответ на этот вопрос, потому что много думала о природе своего состояния, сравнивая, анализируя…
— Я думаю, потому что… одна из причин в том, что… женщины по своей природе значительно эмоциональнее мужчин.
— Хм, это интересное предположение. Возможно, ты права. Тем хуже для тебя, — он двинулся к двери, собираясь выйти, и Гермиона (снова, видимо, последствия тревожной ночи) сделала легкое движение корпусом в неосмысленной попытке остановить его. Темный Лорд взглянул на нее с усмешкой. — Ты снова хочешь что-то спросить?
— Да, я… Я хотела спросить, есть ли способ закрыть сознание во время сна? — скороговоркой произнесла Гермиона, торопясь, пока привычный испуг не помешал ей выяснить все необходимое. — Я понимаю, что в этом случае блок работает как-то иначе, я читала.
Темный Лорд обернулся и пытливо взглянул на нее. Юная волшебница заставила себя выдержать его взгляд и не опустить глаза.
— С чего ты решила, что я стану тебе помогать? — холодно бросил он.
— Я плохо сплю. И чувствую себя все хуже. Кроме того… Не думаю, что вам хотелось бы, чтобы я случайно узнала о чем-то личном.
Что она несет? Мерлин, как она только решилась на этот разговор?..
На несколько долгих секунд воцарилась зловещая тишина, в которой Гермиона слышала только стук собственного сердца, набатом бьющий в ушах. Сейчас он снова кинет в нее Круциатусом. Или еще чем…
— Ты слишком много о себе возомнила, — произнес Темный Лорд тихо и исчез.
***
Однажды встретив в библиотеке Малфоя, Гермиона почему-то вдруг на некоторое время воспряла духом и преисполнилась какой-то иррациональной надеждой. Было сложно объяснить это: Малфоя она презирала, он никогда не вызывал у нее хоть сколько-нибудь теплых чувств, но теперь странным образом стал для нее той ниточкой, что соединяла ее теперешнюю странную жизнь («существование») и прошлую, настоящую, наполненную смыслом. Девушка прекрасно видела, что бывшему однокурснику ужасно интересно, в чем причина такого ее странного положения и поведения (очевидно было, что Темный Лорд не станет никому рассказывать о своих личных тайнах, а она — Гермиона Грейнджер — теперь являлась как раз таковой), но не решилась даже намеком сообщать Малфою правду. Хотя нет, у нее на мгновение все же промелькнула мысль выдать ему все без утайки, только чтобы досадить Темному Лорду, но здравый смысл подсказал, что последствия такого поступка могут быть для нее фатальными. Гермиона решила молчать.
 
Разговор вышел странным: полным обычных со стороны слизеринца колкостей, но Гермиона благополучно игнорировала их, успев задать несколько беспокоивших ее вопросов. Например, она узнала, что школа полностью восстановлена и с первого сентября уже принимает студентов, а новым директором назначен профессор Слизнорт. Это не могло не обрадовать ее: Гораций Слизнорт был на стороне защищавших Хогвартс во время битвы, и хотя сейчас формально принял новый режим (пусть и не совсем добровольно, как подозревала Гермиона; ведь он слыл в известной степени трусом, и теперь это играло им на руку), но зато был вполне справедлив, и можно было рассчитывать, что на этот раз, под его руководством, все обойдется без членовредительства. Словом, профессор Слизнорт был лучшим вариантом из возможных.
Но в тот день, когда Гермиона встретила Малфоя во второй раз, удача, казалось, покинула ее. Конечно, она догадывалась, что безнаказанным ее поступок не останется, но все равно решила рискнуть и снова поговорить с ним. Облегчением было хотя бы то, что в библиотеке с наталкивающим на подозрения постоянством появлялся именно Драко Малфой, а не кто-нибудь еще (и Гермиона действительно подозревала, что бывший слизеринец специально ищет с ней встречи, и мысленно удивлялась, как ему шкура не дорога).
Темный Лорд появился как всегда эффектно и неожиданно, опаляя Гермиону своей тихой яростью. Она чувствовала себя так, как, должно быть, чувствуют себя перед смертью мелкие жертвы Нагайны — мыши и кролики, на которых та охотится в темноте. Оцепенев под его взглядом, она не видела больше никого и ничего, забыв о своем незадачливом собеседнике. В голове был только его шипящий голос; «Пошли», — сказал Темный Лорд, и она, разумеется, пошла за ним. А был ли выбор?
Оказавшись в комнате, Лорд встал у окна и теперь внимательно смотрел на Гермиону своим нечитаемым ледяным взглядом. Палочки он не доставал, что, бесспорно, успокаивало, но Гермиона все равно чувствовала себя невероятно глупо — стоя вот так, опустив голову, как будто ожидая выговора от МакГонагалл или Филча.
Спустя несколько мучительных секунд Темный Лорд нарушил затянувшееся молчание.
— Ты заставляешь меня сомневаться в верности собственных решений и сделанных о тебе выводах. Я неясно выразился по поводу разговоров с другими?
— Малфой сам заговорил со мной. Мне что же было, молчать? — теперь что бы Гермиона ни сказала, это звучало как жалкие оправдания. Глупее ничего нельзя было придумать. Но, к счастью и в силу собственной наивности, ей почему-то казалось, что его гнев испарился и голос, все такой же жуткий, теперь звучал совершенно спокойно.
— Я, определенно, совершил ошибку, позволив тебе пользоваться библиотекой. Ты все равно не способна найти ничего стоящего, — проронил Темный Лорд, — и вместо этого развлекаешься. Я полагал, ты хотела научиться закрывать сознание.
— Я и хочу, — вскинулась Гермиона. Его слова задели ее.
— Не заметно.
В его руках вдруг оказалась палочка. Сердце пропустило удар. По какой-то причине, теперь казавшейся ей совершенно преступно наивной, Гермиона ожидала, что буря миновала, и сейчас ясно видела свою ошибку, приготовившись к новой порции боли. Секунда, две. Ничего не происходило; человек напротив только испытующе разглядывал ее, поглаживая древко волшебной палочки, как будто что-то для себя решая. Неожиданно Лорд небрежно обронил: