Мой ледяной принц (СИ)

— Я швед! — с гордостью ответил я ей. — И мне жаль тебя.
— Иди к черту! — крикнула она.
Я проигнорировал ее и вышел из клуба.
Машины Брэндона не было, поэтому я взял такси, доехал до дома оперы, у которого остался мой верный «Мустанг», и поехал на нем в свою квартиру.
На следующий день мы вновь, совершенно случайно, встретились с Брэндоном на выставке известного английского фотографа. Чтобы убить время, я предложил сородичу сыграть в шахматы. Он с самодовольной улыбкой принял мой вызов, и мы зашли в тихий уютный джентльменский клуб: Грейсон сказал, что это был любимый его клуб за все время его долгой жизни, а жил Брэндон долго, почти в два раза больше, чем я. Этот английский вампир был страстным любителем шахмат, как и я, и именно на этой почве мы и познакомились: от наших общих знакомых я узнал о том, что он — просто гений в этой игре, и решил бросить ему вызов. О своих баталиях с ним я уже рассказывал: он всегда меня обыгрывал. Один раз я чуть было не поставил ему мат, но оказалось, он просто глубоко задумался.
Мы заняли уютный уголок, нам принесли старинные, но все еще качественные и красивые, почти нетронутые временем стеклянные фигурки настоящих солдат, лошадей, королей… Замечательные шахматы. Даже мои нацистские не были столь безупречны.
— Я играю черными, — заявил Грейсон, вольготно расположившись в кресле.
— Черт, не люблю белые, — сказал я: они напоминали мне о Мише.
— Ты же знаешь, что я играю только черными. К тому же нужно дать тебе фору. — Он стал расставлять свои шахматы.
Я пошел с коня. Брэндон выбрал пешку, защищающую королеву. Битва началась.
Игра была долгой и напряженной. Брэндон сидел, положив ногу на ногу, прищурив глаза и потирая подбородок указательным пальцем.
Я был во власти шахмат, но, хотя играл хорошо, мой соперник забрал уже половину моих фигур: Грейсон играл просто гениально. В конце концов, после третьего часа, проведенного в глубоком умственном напряжении, я решил расслабиться.
— Предлагаю тайм-аут на пять минут, — предложил я, откинувшись на спинку кресла. — Ты просто черт, Брэндон!
— Не расстраивайся: из всех моих соперников, ты — самый опасный, — улыбнувшись, сказал он.
— Что ж, я готов умереть от гордости, — пошутил я.
— Я не утрирую: моего лучшего друга Маркуса я обыгрываю за час, — усмехнулся на это Грейсон. — Кстати, как провел вчерашний вечер? Тебе понравилось представление?
— Скорее да, чем нет. Чувствуется, что постановщик — фанат эльфов. Но, думаю, финал можно было бы продумать поизящнее, — поделился я своими впечатлениями. — А тебе, как я видел, очень понравилось, особенно, танцовщица, с которой ты ушел.
Брэндон поднял на меня взгляд: в нем читались презрение и насмешка.
— Да, она была хороша, но недостаточно. — Грейсон прикрыл губы ладонью, словно пряча ироничную улыбку. — Но и я видел, как на тебя залезла одна блондинка.
— Я отшил ее, — усмехнулся я, вспомнив слова, что она шептала мне на ухо.
— Зачем же ты так оскорбил девицу?
— Не хотел обманывать ее ожидания. Я спросил, знает ли ее муж о том, чем она занимается, а она разозлилась и убежала, хотя перед этим предлагала мне переспать с ней за триста фунтов. Да и ты хорош: довел до истерики свою чешку, сбежал, а она набросилась на меня с выговором и жалобами.
Грейсон тихо рассмеялся, но затем его губы сжались в тонкую линию.
— Она всего лишь шлюха, — сквозь зубы процедил он. — Но, на самом деле, она просто разонравилась мне после того, как начала говорить глупости. Отвратительная пошлая девица.
— У нее было другое мнение на этот счет: она потребовала с меня восемьсот фунтов за то, что ты отобрал у нее возможность переспать с кем-нибудь другим. Ты лишил ее хорошего заработка! — тихо рассмеялся я.
Брэндон язвительно усмехнулся, но я заметил, что его настроение сильно ухудшилось. Меня удивило, что его так расстроило или разозлило мое упоминание о той чешке, но я решил, что это не мое дело, и оно действительно было не мое.
— Восемьсот фунтов? Да она и цента не стоит, — задумчиво прошептал Грейсон. Он сжал подлокотники кресла, и они затрещали.
 
— Куда ты теперь? Ты сказал, что завтра уезжаешь, — спросил я, чтобы разрядить обстановку.
— Еще не знаю. Хочу отдохнуть. Поеду куда-нибудь. В Чехию, например. В Брно, — сказал мой соперник, осматривая шахматную доску.
— В Брно? Я ни разу там не был, — сказал я. — А я хотел бы уехать в Исландию, подальше отсюда.
— Исландия… Там можно легко спрятать человека? — вдруг оживился Брэндон, резко подняв на меня взгляд.
— Легче легкого: стоит только закопать его в снег, — пожал плечами я. — Тебе кто-то мешает?
— Нет, просто взял на заметку.
Вдруг зазвонил телефон Грейсона. Вампир посмотрел на монитор и торопливо ответил.
— Да? Что вы скажете мне на этот раз? В Италии? Там ее нет… Вы все обыскали? Дома, постройки, фермы, тюрьмы, в конце концов. Нет? Черт! — Он с силой ударил кулаком по одному из подлокотников своего кресла и поломал его надвое. — Ищите ее, пока не найдете. Где угодно. — Брэндон отключил звонок. Его лицо выражало жестокое разочарование, смешанное со злостью.
Что за «она»? И почему он так хочет найти «ее»?
Но я поспешил выбросить из головы эти мысли: любопытство — это порок, тем более, любопытство чужой жизнью. Я никогда не вмешивался ни в чью жизнь, ну, кроме жизни Миши, но и это было только ради нее, и предпочитал, чтобы никто не лез в мою.
— Извини, это был очень важный звонок, — спокойно сказал мне Грейсон, но его лицо было словно высечено из камня. — Предлагаю продолжить партию. Твой ход.
Ни слова не говоря, я поставил ему шах, но он блестяще выпутался и через несколько ходов забрал у меня ферзя. Разозленный звонком, Грейсон стал играть еще резче, быстрее, яростнее.
Плохое настроение Брэндона не поставило меня в неловкое положение: я был слишком хладнокровным, и вывести меня из состояния вечного спокойствия могла только моя Миша.
«Перестань говорить «моя»! Она не твоя и никогда ею не будет. Она — просто Миша, истеричка. Запомни это навсегда» — строго напомнил себе я.
Еще через пять ходов Брэндон поставил мне мат.
— Потрясающе! — Я был восхищен его игрой. — Это было просто чертовски замечательно! А я играл дерьмово, это факт.
— Ничего, когда-нибудь ты обязательно меня обыграешь, — улыбнулся он довольной улыбкой.
— Для этого мне нужно будет из кожи вон вылезти. Где ты научился так играть?
— Не знаю, меня учил мой отец, но он играл довольно плохо. Думаю, я сам научился, так как шахматы очень развлекали меня. А потом я полюбил другое развлечение. Но и оно надоело мне. Тебе это кажется ненормальным? — спросил Брэндон, глядя мне в глаза, но в его тоне прозвучало равнодушие.
— Нет, не кажется: у каждого свои развлечения, — ответил ему я.
Это была чистая правда: я не считал его забавы ненормальными — я считал их странными.
— Я знаю, что многие наши осуждают меня за мою любовь к этому развлечению. Осуждают, а сами охотно приезжают, чтобы принять в нем участие. — Грейсон мрачно улыбнулся. — Меня окружают одни лицемеры, и я рад, что хоть ты не льстишь мне в лицо и не осуждаешь меня за моей спиной. У меня есть только один друг — Маркус Морган, только он понимает меня, а все остальные… Притворщики. И, если честно, я устал и хочу отдохнуть, закрыться в своем поместье с одной прелестницей и жить там. Но нет. Моя жизнь продолжается, и скоро я избавлюсь от этого желания. Наваждения.
Его слова задели меня за живое: он напомнил мне меня самого, ведь я тоже пытался избавиться от наваждения — от своей зависимости от Миши. И Брэндон, и я, были инфицированы безответной любовью к женщине: двое взрослых, зрелых, умных мужчин были двумя идиотами, по уши увязшими в дерьме.
 
Но поведение Грейсона заинтриговало меня: как же сильно он изменился с тех пор, как я видел его два года назад. Он стал нервным, хотя это было трудно заметить, ведь он тщательно скрывал свое волнение, но его выдавал взгляд: напряженный, жестокий, проницательный. Он словно постоянно думал об одном и том же: иногда его взгляд стекленел, и это было жуткое зрелище. С ним что-то происходило, что-то непонятное, и его слова мне, даже не другу, а просто приятелю, удивили меня. Хотя, я знал, что с ним: он страдал от несчастной любви.