Мой ледяной принц (СИ)

— Нет, во второй раз я вернулся с ночной охоты, и вновь как снег на голову. Война.
— Ты воевал?
— Да, оба раза добровольцем, но я хочу забыть об этом. Война — это уродливая бесформенная старуха, которая пожирает своих же детей.
— Извини, я не знала. — Она смутилась.
— Ничего, это в прошлом. — Вдруг я осознал, что моя рука тянется к ее щеке.
Миша тоже заметила это и отвернулась.
Я усмехнулся в насмешке над собой: как долго я смогу скрывать от этой девушки, что умираю от любви к ней, если мои действия говорят сами за себя?
— Мои братья тоже были на войне, и папа тоже. И муж Маришки, и его брат Седрик. Однажды самолет Мсцислава подстрелили, и он вынужден был выйти из игры, — сказала Миша, вновь уходя в другую комнату.
— Война — это не игра. Ты не понимаешь этого, потому что не видела всего того, что видел я. И, надеюсь, никогда не увидишь, — сказал я, с болью в душе от нахлынувших воспоминаний.
Я пошел за Мишей: оказалось, она ушла на кухню и теперь разливала из упаковки с изображением помидора донорскую кровь. В чашки. Обычные кухонные чашки для чая.
— Кстати, я ознакомилась с биографией Грига и послушала его произведения, — сказала Миша, ни на секунду не отвлекаясь от своего занятия.
— И как? Впечатлена? — поинтересовался я.
— Не очень. Шопен, на мой взгляд, куда более… Изысканнее, что ли. А еще я послушала свирель и эту, как ее, уку… оку…
— Укулеле, — с улыбкой подсказал я. — Так и не запомнила ее название?
— Зато я точно знаю, что она мне не нравится: у нее легкомысленный звук, слишком радостный и расслабленный, а я не такая. Ты ошибся с укулеле.
— Рад, что ты проявила любознательность, — подбодрил ее я, действительно, польщенный тем, что Миша поинтересовалась моими музыкальными предпочтениями.
Я сел за стол. Миша поднесла кружки и села напротив меня.
За окнами было темно: я нарочно приехал к Мише вечером, чтобы вручить ей подарок и уехать, и совсем не ожидал того, что она пригласит меня в дом, поэтому сейчас размышлял о том, что подтолкнуло ее к этому шагу, но не мог найти ответа.
Переведя взгляд на чашки с кровью, я насмешливо улыбнулся: это было так странно, уютно: я и Миша сидели на кухне и пили донорскую кровь из чайных чашек. Я никогда не согласился бы на такое ранее, когда еще не знал Мишу, но сейчас был банально счастлив. Вот, до чего доводит любовь, и вот, почему я так не хотел влюбляться. В крайнем случае влюбиться не так рано. Я знал, что когда-нибудь влюблюсь, но думал, что это случится не раньше, чем мне исполнится хотя бы триста лет.
Миша с довольным видом пила из своей чашки.
Чтобы не обидеть Мишу, я тоже стал медленно отпивать кровь, хотя кровью это было трудно назвать — это была пустышка, и от такого дерьма сыт не будешь.
— И сколько ты пьешь этой… — Я хотел сказать «дряни», но Миша перебила меня.
— Два литра, — сказала она, и глазом не моргнув.
— Чья она? — спросил я.
— Не знаю. Я просто получаю ее в контейнере.
— Она пустая. Ты когда-нибудь пила свежую кровь, прямо из вен человека?
— Нет, но надеюсь, ты научишь меня этому.
Я был рад ее доверию. Как это приятно, черт возьми.
— Ты же обещал, — нахмурилась она, видимо, неправильно истолковав мою усмешку.
— Конечно, когда захочешь. Можно начать учебу прямо сегодня ночью, — ответил я.
— Сегодня? Нет. Я не готова. Мне страшно, — тихо сказала Миша и долила в свою чашку гадкой невкусной крови.
— Страшно убить человека? — переспросил я, не понимая ее страха, ведь убить для вампира — как пальцами щелкнуть. И пусть Миша была еще очень юна, у нее все равно не должен быть присутствовать страх убийства смертных.
— Вообще, зачем их убивать? Мы можем получать их кровь, никого не убивая. Донорская кровь очень вкусная, и, если… — Она осеклась, взглянув на мое лицо.
— Что за дурацкие мысли? — нахмурившись, строго спросил я.
— Я так думаю, — ответила она и отпила очередной глоток дрянной донорской крови.
— Твои размышления ошибочны: мы должны питаться естественно, ведь смертные едят животных, а мы, так сказать, едим смертных. Если мы рождены для того, чтобы убивать, мы должны убивать. Вот и все. Это закон, — сказал я. — Выброси из своей головушки эти мысли и смотри на мир трезво.
 
— Ты опять разозлился, — с упреком в голосе сказала Миша.
— Извини, просто твои детские мысли немного раздражают.
— Ах, вот оно что! — обиженно буркнула она.
— Да, раздражают, но только иногда, например, когда ты говоришь подобные глупости, — признался я, не щадя ее чувств.
— Грубиян, — вздохнула она. Просто вздохнула, а я думал, что она снова обидится.
Какая же она странная.
— Если ты так боишься убивать сама, то можешь просто посмотреть, как это делаю я, — предложил я, ища оптимальный вариант, чтобы не ранить неокрепшее сознание Миши.
— Правда? — Ее глаза заблестели. — А где ты охотишься?
— В соседнем городе.
— Так далеко? Зачем?
— Это надежный способ не раскрыть себя. Так что, ты со мной?
Миша опустила взгляд на стол.
— Я не знаю… Нет, наверно. В другой раз. — Ее энтузиазм почему-то погас.
— В другой раз я тебя не позову, — холодно предупредил я, недовольный ее колебанием.
— Ну и ладно! — обиженно сказала она.
— Это не шутка.
— Конечно! Ты никогда не шутишь. Ты вообще не умеешь шутить, — серьезно сказала Миша.
— Пойдем, погуляем, посмотрим на звезды. — Я решил перевести разговор на другую тему, так как увидел, что Миша всерьез обиделась.
— Как романтично, но нет, — ни на секунду не задумавшись, ответила Миша.
— Отлично. У тебя есть шахматы? — Мне очень хотелось отвлечь ее от неприятных мыслей.
— У Мэри где-то были. Зачем они тебе? — удивилась Миша.
— Умеешь играть? — вместо ответа спросил я.
«Дурак! Езжай домой и не навязывайся ей!» — проблеснуло у меня в голове, но я подавил эту мысль. Я не мог уехать: мне хотелось побыть с Мишей, и не важно, каким изменчивым было ее настроение.
— Так себе. Братья учили меня играть, но из-за своей неусидчивости и лени я не сильна в шахматах, — ответила Миша и усмехнулась, словно посмеявшись над собой.
— Неси, — коротко сказал я. — Сыграем, если ты не боишься.
Миша насмешливо усмехнулась и поставила чашку на стол.
— Боюсь? Ха!
Она вышла из кухни, а я подошел к раковине и вылил в нее содержимое своей чашки, потому что, все-таки, не смог заставить себя выпить больше половины.
— Вот! Нашла! Но они старые… Эй, что ты делаешь? Ты вылил кровь? — послышался возмущенный голос Миши. Она подскочила ко мне и заглянула в раковину.
— Эта кровь отвратительна просто до ужаса. Удивляюсь, как ты можешь пить ее, — спокойно ответил на это я.
— Ты обижаешь меня, — мрачно сказала Миша.
— Ничего подобного, я просто констатирую факт: кровь, которую ты пьешь, — обычное дерьмо.
— Ты опять ругаешься.
— Извини.
— Ну и грубиян же ты! Какими играешь?
Миша вышла из кухни, а я машинально направился за ней. Вдруг Миша остановилась и обернулась ко мне.
— Иди в мою комнату и расставь шахматы, а я пока вымою чашки. — Миша вручила мне шахматы и ушла, а я с волнением в душе вошел в комнату, на которую она указала.
Ее комната. Миша, сама того не зная, просто мучила меня. Додумалась. Отправила меня в свою комнату. Я попытался отвлечься от мыслей, наполнивших мою голову, и, стараясь не смотреть вокруг, сел на пол и прямо на ковре раскрыл шахматную доску и расставил на ней шахматы.
К счастью, скоро в комнату вошла Миша и с улыбкой посмотрела на доску.
— Какими играешь? — вновь спросила она, усаживаясь на полу в позе лотоса.
— Ты ходишь первой, — сказал я. — Я играю черными.
 
— Только не поддавайся мне.
— И не собирался, — усмехнулся я.
Миша играла довольно хорошо, но в ее игре не было логики: она совершала много ошибок, иногда очень наивных, и я легко просчитывал каждый ее ход, поэтому в два счета поставил ей шах и мат, три раза подряд.