Искупленный (ЛП)

— Quédate conmigo — Оставайся со мной.
Я не могу остановить паническое чувство, нарастающее внутри, пока медики вытаскивают меня из машины.
— Майя, — кричу я.
Кто-то заставляет ее отпустить мою руку, пока меня укладывают на носилки.
— Все будет хорошо. Они позаботятся о тебе! — кричит она, перекрикивая голоса бригады и вой сирен.
Вокруг меня мелькают огни машины скорой помощи. Я не хочу отдаваться темноте, но у умопомрачительной боли в ноге другие планы. Она забирает мое сознание, а вместе с ним и мечту о победе в очередном чемпионате.
* * *
Сначала до меня доносится запах антисептика. Мой нос дергается от смеси спирта и хвои, а глаза жжет, когда в фокус попадает яркий потолочный свет.
Мне требуется несколько мгновений, чтобы понять окружающую обстановку. Писк аппаратов соответствуют ускоряющемуся биению моего сердца. В мою руку вонзается игла капельницы, подсоединенная к пакетам с жидкостями.
Я моргаю, заставляя глаза адаптироваться. Затуманенный мозг не хочет принимать во внимание, что я нахожусь на больничной койке.
— Ay Dios, ya estas despierto — О Боже, ты уже проснулся. — Мама встает со стула напротив меня и берет мою руку в свою. Ее каштановые волосы собраны в беспорядочный пучок, а складки на одежде соответствуют морщинам на ее лице.
Майя и отец подходят к другой стороне моей кровати. Ноа стоит позади сестры, обхватив ее руками.
— Mami? Papi? — Мама? Папа? Что вы здесь делаете? — прохрипел я.
Папа проводит рукой по своим седым волосам, отчего пряди разлетаются во все стороны. В его карих глазах отражается та же озабоченность, что и у всех остальных.
Что происходит?
Карие глаза моей мамы блестят, когда она смотрит на меня.
— Mi carino — любовь моя, — она всхлипывает, бросаясь на меня сверху. От резкого движения все тело сотрясается.
Какого черта? Моя мама никогда так не плачет. Ни когда она едва могла оплатить счета, ни когда ей приходилось работать во время моего дня рождения каждый год. Даже когда мой отец потерял работу, что сделало почти невозможным для меня участвовать в гонках на картингах. Она всегда была воином.
Я поднимаю свободную руку и обхватываю ее дрожащее тело.
— Estoy bien, Mami — Я в порядке, мамочка. Со мной все будет хорошо. Это просто несчастный случай.
Майя кладет дрожащую руку мне на плечо.
— Санти… — то, как она смотрит на меня, заставляет аппарат измерения давления работать в усиленном режиме. Ее взгляд вызывает все внутренние сигналы тревоги, и я пытаюсь понять почему.
Мозг работает со скоростью улитки, пытаясь уловить все.
— Что происходит…
Пожилой врач входит в комнату, прерывая меня. Он пролистывает несколько бумаг в планшете.
— О, хорошо. Я рад видеть, что вы очнулись, Сантьяго.
— Кто вы?
Он улыбается.
— Меня зовут доктор Майклсон. Мы рады, что вы проснулись и говорите. Мы все волновались за вас, особенно ваша семья. Вы прошли через травмирующий опыт.
— Почему я здесь? — мои брови сходятся вместе.
Его улыбка остается яркой и теплой, но она не может успокоить мой неустойчивый пульс.
— Вы восстанавливаетесь после операции. Я доктор, которому поручили ваше дело, и я планирую помочь вам пройти через этот путь.
— Операция? Зачем мне это?
Независимо от того, что я произнес, мама вцепилась в мое плечо, ее ногти впиваются в больничный халат, надетый на меня. Еще один всхлип вырывается у нее, и этот звук ударяет меня прямо в грудь.
Доктор прочищает горло.
— Вы многое пережили за последние двадцать четыре часа. Я могу сказать, что вы крепкий орешек. У вас сейчас что-нибудь болит?
Болит? Все внутри меня чувствует… онемение. Ничего похожего на то, что я обычно испытываю после аварии: конечности болят, голова раскалывается. Как будто кто-то нажал кнопку перезагрузки в моем теле, а я все еще загружаюсь.
— Нет. Я ничего не чувствую, — я вздрагиваю, когда встречаю взгляд доктора.
Опять этот взгляд. Что-то в его глазах меня не устраивает.
 
Врач осматривает мое тело, прежде чем предложить еще одну ободряющую улыбку.
— Мне жаль, что нам приходится встречаться при таких обстоятельствах. Я большой поклонник вашего вождения.
Темп работы кардиомонитора увеличивается, пока доктор переводит взгляд с меня на мою семью.
— Если вы не против, Сантьяго, я бы хотел поговорить с вами наедине.
Никто ничего не говорит. Ни один человек не делает шаг, чтобы покинуть комнату. Здесь так тихо, что капельница шумит сильнее, чем окружающие меня люди.
Что бы ни сказал доктор, это не может быть хорошо. Черт. Это рак? Разрыв какого-то органа? Зачем мне вообще понадобился хирург?
Я сжимаю в кулак свои дрожащие руки, не уверенный, что смогу сделать это сам.
— Все, что вам нужно сказать, вы можете сказать при них.
Брови доктора, как бы его ни звали, сходятся вместе, и он делает глубокий вдох.
— Вы сейчас находитесь под действием сильных лекарств, поэтому я прошу прощения за любое замешательство, которое вы можете испытывать в данный момент, — доктор подходит к концу моей кровати. Его теплая улыбка уменьшается на долю секунды, превращаясь в то, что я не хочу видеть. Выросший бедняком и аутсайдером, я мгновенно распознаю жалость. Она написана на лице доктора. Это застает меня врасплох, потому что я давно не испытывал ее. С тех пор как я добился успеха и стал кем-то. С тех пор, как я начал жить своей мечтой и доказывать всем, кто сомневался во мне, что они были неправы.
По моему лбу стекают капельки пота.
— Просто продолжайте. Вы заставляете меня нервничать.
Хмурый взгляд доктора становится более выразительным.
— Мне очень жаль, Сантьяго, но вы попали в крайне травмирующую аварию.
— Ни хрена себе. Ближе к делу, — вырывается у меня.
Майя делает резкий вдох.
— Санти.
— Все в порядке. Я могу представить, что это стресс, и я не помогаю. Не говоря уже о том, что изменения настроения и туманность ожидаемы при том количестве морфия, которое они дали вам для борьбы с болью, — его взгляд переходит с моего лица на нижнюю половину моего тела.
Я напрягаюсь.
Он выпускает дрожащий вздох.
— Я хочу, чтобы вы знали, что в аварии не было вашей вины. Вы абсолютно ничего не могли сделать, чтобы изменить то, что произошло сегодня. Мне очень жаль, но мы не смогли спасти кости под вашим правым коленом. Они раздробились при ударе вместе с хрящом настолько, что нам не с чем было работать в операционной. Мы смогли провести экстренную ампутацию, чтобы спасти оставшуюся часть вашей ноги…
Все вокруг меня останавливается. Гудение аппаратов. Плач моей семьи, когда они ломаются передо мной. Весь этот чертов мир становится настолько темным, что граничит с черным. Одно слово ударяет меня, как таран по черепу.
Ампутация.
Ампутация.
Ампутация?
Я вцепляюсь в простыню, закрывающую нижнюю половину моего тела. Мой желудок скручивается от крика, который издает мама, поворачиваясь к отцу.
Я думаю о том, чтобы сказать семье, что доктор, должно быть, ошибается. Он должен ошибаться. Но что-то останавливает меня, когда я поднимаю простыню дрожащими пальцами.
Проходит секунда, и мир рушится вокруг меня. Одна секунда, чтобы понять, что моя жизнь закончилась, так и не начавшись. Одна секунда, чтобы пожелать вернуть все назад.
Я смотрю вниз на свое тело. Правая нога забинтована неправильно. Настолько, блять, неправильно, что я едва могу смотреть на нее, а кислота ползет по моему горлу. Я задыхаюсь и отворачиваюсь. Кто-то ставит пластиковый контейнер на мою грудь, когда желчь вытекает у меня изо рта.
Я никогда раньше не испытывал такой боли. Эмоциональной, граничащей с физической, как будто кто-то взорвал бомбу в моей груди.
Я не знаю, кто накрыл мое тело простыней, но я благодарен за это. Я закрываю глаза и говорю себе, что все это не реально. Но у моего разума другие планы, он не позволяет мне думать ни о чем, кроме ноги.