Небо в огне (СИ)

— Все настолько сильно обеспокоены? — Лиза старается привычно держать лицо, никому не признаваясь, что её вселенная явно покрывалась трещинами, которые не получалось не замечать. — Кроме него…
— Могу перечислить тебе тех, кому не наплевать, если хочешь, чтобы напомнил, — окружение предупреждало Космоса о том, что изменения, случившиеся с ним в девяносто четвертом, не играли ему на руку, — а он уже в завязке. Может хоть раз триста отрицать, а всё равно же от тебя скрывает, когда ему надо и не надо. Белокаменная вся в курсах, как делища у вас идут по кочкам с прибабахом. Вот так вот, Лизка!
— Скажешь, что меня предупреждали? — сочувствие порождало в душе Павловой протест, который с трудом поддавался укрощению. — Все и сразу! Лиза, что ж ты делаешь, да?!
— Конкретно о чём? — Гела лучше других знал, что Лизу и Космоса тянуло друг к другу магнитами. Ленинград всё помнил, а Москва не давала найти альтернатив.
— О том, что за первого бандита на деревне замуж выходила, то ли не об этом мне каждый третий сказать пытается? — кто-то мог злорадно посмеяться, сказав, что из любовного союза сына профессора астрофизики и дочери судьи не выйдет ничего добротного, но Лиза игнорирует дурные наветы и чужую правду. — И что дура дурой, уговариваю его бросить, а он ни в какую? Я же про это слухи ловлю!
— Дураков взашей шли, тебе ли не знать, что некоторые людишки пиздят как дышат?
Нелицеприятные сплетни не отменяли того, что Космос и Лиза переживали не самые лучшие времена за весь семилетний период своих отношений. С первого взгляда казалось, что ситуация в семье складывалась так, как загадывали ещё до свадьбы, а дочка росла без тревог и родне на радость. Однако неустроенные возможности Космоса внутри криминальной схемы не давали ему спокойного сна (если с его стилем жизни он вообще был возможен), заставляя искать запасные пути для восстановления утерянного баланса. Лизу пугали эти отступные дороги, но она не спешила опускать рук.
— Видишь, Гела, кому-то мы даем возможность дышать, пусть скажут спасибо!
— Но какая-то хилая благодарность? Не вижу радости в голосе…
— Гела, послушай, — немного помолчав, Холмогорова собирает волю в кулак, озвучивая единственно возможный вариант своего поведения, — я понимаю, какой дурной соблазн захватил моего мужа. Я искренне не хотела верить, что это случилось с нами, ведь это тяжело, от этого надо избавляться. Он же не школьник, просчитать умеет дальнейшие ходы, а я не представляла, что ему вообще эта дурь нужна. У меня не выходит отвадить его от драга, не выходит убедить его в том, что всё катится к чертовой матери. Но мне есть, за что бороться. И я не побегу искать ему замену!
— Бывших наркоманов не бывает, знаешь? Вход два, а выход десять…
— Выход есть всегда, — несмотря на то, что все близкие не могли подавить в себе разочарование поступками Космоса, Лиза держалась мужа, трезво оценивая, что не может поступить с ним иначе, — я обязательно найду его. Найду!
— Для этого важно, чтобы кто-то остановился сам, а там уж и копай выходы и выходы…
— Главное, Гелыч, не окопаться.
— Верно замечено…
— Жизненные наблюдения!..
Сегодня Ариадне исполняется три года. Лиза вынуждена признать, что праздник принцессы выдавался грустный и пасмурный. Никаких тебе шариков, коробок в перламутровых лентах и громких поздравлений, а из развлечений в квартире — задумчивая мама и старый пузатый телевизор. Лиза чувствует себя виноватой в том, что не может позволить себе хотя бы прогулку во дворе, которая бы оживила Арино настроение: синеглазая хохотушка затихла, будто считывая настроения матери и мучаясь отсутствием рядом отца. Но выхода не было…
Оставалось молча дожидаться Космоса, не роптая на то, что из-за грозовых туч приветливого неба совсем не видно. И виновато не только пушкинское время года.
— Мама? — вопрошает Ариадна, повернув к Лизе свое пухлощекое лицо.
— Совсем телевизор не интересно смотреть, Арюш? — заботливая мать начинает перечислять все безобидные возможности для развлечения в этой квартире. — И мои старые игрушки тоже не нравятся?
 
— А папка придёт? — лучше других Лиза осознает, что Аря, привыкнув постоянно видеть Космоса рядом, скучает и с недовольством привыкает ко временному житью в почти забытой квартире дедушки и бабушки.
— Аречка, солнышко, папа нас скоро заберёт! Поедем в наш дом, где у тебя велосипед остался, а потом торт будет со свечками, обязательно! Или что тебе наобещал папа? — уговоры могли прозвучать жалко, но Елизавета надеется, что дочь не станет устраивать плача и истерик.
— Что поедем туда, где… Где Микки живёт, вот! — следовало ожидать, что этой серьезной даме Космос сходу наобещал золотых гор.
— Ну, Ёжик, раз сказал такое, то будем его ждать ещё больше, — всем поездкам Лиза предпочла бы одну, ведущую в квартиру на Кудринской площади, но с июня Холмогоровы жили в Цветочном. Ещё в мае там были закончены все ремонтные работы, которые она контролировала самостоятельно, чтобы по итогу увериться в том, что это действительно их дом.
Но часто невидимое чувство подсказывало Лизе, что с переездом, о котором едва ли не грезил её Кос, окружающая обстановка стала лишь ухудшаться. Голубоглазая не верит слепому случаю, а смутные сомнения следовало бы давно от себя прогнать, но загородный дом, несмотря на обретенный лоск, невольно посеял внутри Лизы огромные противоречия.
— Ага, — зевая, подобно морскому котику, Арька медленно поднялась с дивана, оглядываясь по сторонам. — Мам, я спать хочу…
— Да, малыш, уже девять, пойдем укладываться, — Лиза встает вслед за дочерью, сразу же подхватывая её на руки. — Как ты у меня сегодня выросла, большая стала!
— Потому что т-р-р-р-ли! — Аря с азартом подхватывает материнский восторг.
— Потому что, Ёж, — перенеся дочь в комнату, Холмогорова осторожно подходит к окну, желая увидеть на парковке знакомую черную машину. Но не в этот раз.
— Приехал? — Ариадна уже знает, что если мама подходит к окну, это означает лишь одно…
— Не переживай, Арюша, — Лиза наклоняется к дочери, чтобы расцеловать её опечаленное личико, — он сегодня ещё приедет, и я тебя сразу же разбужу. Но ты не зевай, спать сейчас ляжем, поняла маму?
— Поняла… — Аря, вцепившись в плечи мамы ладошками, ответно целует её в щеку, чуть-чуть посмеиваясь.
Лизе остается лишь улыбнуться неунывающей дочери.
Через пятнадцать минут самая младшая Холмогорова засыпает, а Лиза пытается набрать номер мужа. Но абонент не абонент, провода не смогли внести ясности, и молодой женщине ничего не остаётся, как бесцельно ждать. Ждать, когда в замке лязгнут ключи, и Космос объявиться на пороге. В любое время.
По телевизору, работающему вполсилы, показывали «Москва слезам не верит» — любимый фильм матери Елизаветы. Татьяна, всякий раз пересматривая эту ленту, сидела перед голубым экраном со слезами на глазах, расхваливая героиню Алентовой. Алексей Владимирович не понимал, почему жена плачет? Всё же хорошо закончилось, а история эта не про них. Нечего лить крокодильи слёзы!
Пролетели годы. У Лизы давно своя семья, причины для большого счастья и тупого отчаянья. Совсем также, как и собственная мать, она устроилась перед всё тем же не убиваемым телевизором марки «Рубин», роняя мелкие слёзы, видя первые горести Катерины Тихомировой. К сигаретам рука не тянется, но быстро осушает бокал с водой, думая о том же, о чём и когда-то размышляла её покойная мать. Может быть, даже за просмотром этого фильма…
У Лизы нет права быть слабой.
А дверной замок все-таки зазвенел, заставив Лизу подумать о том, что пожар последних дней наконец-то потушен. Можно снять маски. Кончено.
— Я пришёл… — глуховато потянул Холмогоров, неспешно шагая за порог, и, плотно закрывая за собой двери.
— Я это уже вижу, — Лиза не спешит обнимать мужа, но помогает ему снять пальто, внимательно всматриваясь в лицо.
Видимо, несколько дней ему было просто не до дозы, которая обычно хранилась во внутреннем кармане пиджака. Да и пиджака на нем нет, но одет строго: черная водолазка, черные брюки. Элегантное пальто такого же окраса.