Позже (ЛП)

Лиз любила меня, по крайней мере, какое-то время, в этом я был уверен. Но все начало меняться после Булыжного коттеджа. Вот тогда-то она и начала видеть во мне ошибку природы. Я думаю - нет, я знаю - именно тогда Лиз начала меня бояться, а то, чего боишься, трудно любить. Может быть, невозможно.
Хотя она считала, что девять лет - это достаточно много, чтобы я мог самостоятельно идти домой из школы, Лиз иногда приходила за мной вместо мамы, если работала в так называемую «пересменку», которая начиналась в четыре утра и заканчивалась в полдень. Эту смену детективы старались избегать, но Лиз попадала в неё довольно часто. И это была еще одна вещь, о которой я тогда не задумывался, но позже (вот оно снова, да, да, да, правда, правда) я понял, что начальство ее недолюбливает. Или не доверяет. Это не имело никакого отношения к ее жизни с моей матерью; когда дело доходило до секса, Нью-йоркский полицейский департамент медленно двигался в 21-й век. И дело было не в выпивке, потому что она была не единственным полицейским, который любил вкинуть за воротник. Но некоторые люди, с которыми она работала, начали подозревать, что Лиз - продажный полицейский. И - внимание, спойлер! - они были правы.
17
Мне нужно рассказать вам о двух конкретных случаях, когда Лиз забирала меня после школы. В обоих случаях она была на своей машине - не той, на которой мы ездили в Булыжный коттедж, а той, которую она называла личной. Первый раз это было в 2011 году, когда они с мамой еще были вместе. Второй был в 2013 году, примерно через год после того, как они перестали быть парой. Я еще до этого дойду, но сначала о первом.
В тот мартовский день я вышел из школы с рюкзаком, перекинутым через одно плечо (так делали крутые шестиклассники), и Лиз ждала меня у тротуара в своей «Хонде-Цивик». Собственно говоря, на желтой части тротуара, предназначенной для инвалидов, но для этого у нее был маленький значок Дежурный Полицейский... данный факт, конечно же, должен был кое-что рассказать мне о ее характере даже в нежном возрасте одиннадцати лет.
Я сел, стараясь не морщить нос от запаха затхлого сигаретного дыма, который не мог скрыть даже маленький освежитель воздуха с запахом сосны, висевший на зеркале заднего вида. К тому времени, благодаря «Тайне Роанока», у нас была своя квартира, и нам больше не нужно было жить в агентстве, поэтому я ожидал, что меня подвезут домой, но вместо этого Лиз повернула в сторону центра.
- Куда мы едем? - Спросил я.
- Небольшая экскурсия, Чемпион, - сказала она. - Увидишь.
Экскурсия была на кладбище «Вудлон» в Бронксе, где покоились, в частности, Дюк Эллингтон[53], Герман Мелвилл[54] и Бартоломью Мастерсон[55] по прозвищу «Летучая мышь». Я знаю о них, потому что навел справки, а позже написал реферат о «Вудлоне» для школы. Лиз въехала со стороны Уэбстер-авеню, а потом просто начала разъезжать по кладбищенским лабиринтам. Это было круто, но и немного страшно.
- Ты знаешь, сколько здесь покоится людей? - спросила она и, когда я покачал головой, добавила: - Триста тысяч. Чуть меньше, чем население Тампы. Я проверила это в Википедии.
- Зачем мы здесь? Потому что это все, конечно же, интересно, но мне нужно делать домашнее задание. - Я не обманывал, но все же лишних полчаса у меня было. Стоял яркий солнечный день, и она казалась вполне нормальной - просто Лиз, подруга моей мамы, - но все же это была своего рода странная экскурсия.
Она проигнорировала закидон с домашним заданием.
- Здесь все время хоронят людей. Посмотри налево. - Она указала и замедлила скорость с двадцати пяти или около того до «еле ползу». Там, куда она указывала, вокруг гроба, установленного над открытой могилой, стояли люди. У изголовья могилы стоял какой-то священник с раскрытой книгой в руке. Я знал, что он не раввин, потому что на нем не было шапочки.
Лиз остановила машину. Никто из присутствующих на похоронах не обращал на нас внимания. Они были поглощены тем, что говорил священник.
- Ты видишь мертвецов, - сказала она. - Теперь я это принимаю. После того, что случилось у Томаса, трудно было бы не принять. Ты видишь их здесь?
 
- Нет, - ответил я, чувствуя себя еще более неловко, чем обычно. Не из-за Лиз, а потому, что я только что получил известие, что в настоящее время мы окружены 300 000 трупов. Хотя я знал, что мертвые уходят через несколько дней - самое большее через неделю, - я почти ожидал увидеть их стоящими возле своих могил или прямо на них. А потом, может быть, они пойдут на нас, как в гребаном фильме про зомби.
- Ты уверен?
Я посмотрел на похороны (или надгробную службу, или как там это называется). Священник, должно быть, начал молитву, потому что все присутствующие склонили головы. Все, кроме одного. Он просто стоял и равнодушно смотрел в небо.
- Тот парень в синем костюме, - сказал я наконец. - Тот, что без галстука. Может быть, он и мертв, но я не уверен. Если с их внешностью все в порядке, когда они умирают, ничего такого, что было бы заметно, они выглядят почти как обычный человек.
- Я не вижу человека без галстука, - сказала она.
- Ну ладно, тогда он мертв.
- Они всегда приходят на свои похороны? - спросила Лиз.
- Откуда мне знать? Я первый раз на кладбище, Лиз. Я видел миссис Беркетт на похоронной службе, но не знаю, как насчет кладбища, потому что мы с мамой туда не ходили. Мы после службы просто пошли домой.
- Но ты же видишь его, - она смотрела на похоронную процессию, словно в трансе. - Ты мог бы пойти туда и поговорить с ним, как в тот день разговаривал с Реджисом Томасом.
- Я туда не пойду! - Мне не хотелось бы говорить, что я это прокричал, но в значительной степени так и было. - Перед всеми его друзьями? На глазах у жены и детей? Ты не сможешь меня заставить!
- Успокойся, Чемпион, - сказала она и взъерошила мне волосы. - Я просто пытаюсь в этом разобраться. Как ты думаешь, он сюда попал? Потому что он точно не брал «Убер»[56].
- Я не знаю. Я хочу домой.
- Скоро поедем, - сказала она, и мы продолжили нашу экскурсию по кладбищу, проезжая мимо могил и памятников и около миллиарда обычных надгробий. Мы миновали еще три надгробные службы, две небольшие, как и первая, где главная звезда шоу невидимо присутствовала, и одна огромная, - там около двухсот человек собрались на склоне холма, а ведущий церемонию (шапочка, плюс клевая накидка) использовал микрофон. Каждый раз Лиз спрашивала меня, могу ли я распознать, кто в данной толпе мертвец, и каждый раз я отвечал, что понятия не имею.
- Ты, наверное, не сказал бы мне, если бы даже и понял кто, - резюмировала она. - Я вижу, ты в плохом настроении.
- Я в нормальном настроении.
- Нет, это не так, и если ты скажешь Ти, что я возила тебя сюда, мы, вероятно, поссоримся. Я не думаю, что ты скажешь ей, что мы ездили за мороженым, не так ли?
К тому времени мы уже почти вернулись на Уэбстер-авеню, и я почувствовал себя немного лучше. Убеждая себя, что Лиз имеет право быть любопытной, как и любой другой.
- Может быть, и скажу, если ты действительно купишь мне одно.
- Подкуп! Это преступление класса Б! - Она рассмеялась, взъерошила мне волосы, и все пришло в обычный нормальный ритм.
Мы выехали с кладбища, и я увидел молодую женщину в черном платье, которая сидела на скамейке и ждала автобуса. Рядом с ней сидела маленькая девочка в белом платье и блестящих черных туфельках. У девочки были золотистые волосы, розовые щеки и дырка в горле. Я помахал ей рукой. Лиз не видела, как я это сделал; она пыталась сделать поворот и вклиниться в интенсивный поток машин. Я не сказал ей, что видел мертвеца. В тот вечер Лиз после ужина ушла либо на работу, либо к себе домой, и я чуть было не рассказал обо всем маме. Как бы там ни было, я этого не сделал. В конце концов, я оставил девочку с золотыми волосами только в своей памяти. Позже я пришел к выводу, что дыра в ее горле была от того, что малышка чем-то подавилась, и они пробили ей горло, чтобы она могла дышать, но было уже слишком поздно. Она сидела рядом с матерью, а мать ничего не знала. Но я знал. Я видел. Когда я помахал ей, она помахала в ответ.