Багряные крылья (СИ)

Я саркастически хмыкнула — у нас с Оллой день был куда как проще. Но Мариуса было не остановить. Голос его стал слегка угрожающим, терпению приходил конец.
— Повторюсь, у меня был очень тяжелый день, — еще один предупреждающий взгляд в мою сторону, — и я не настроен на проведение долгих переговоров. Либо вы соглашаетесь на мои условия, мы бьем по рукам и уже к вечеру выясняем, где находится твое пернатое барахло. Либо расходимся в стороны, но я вас обязательно найду. И в этот раз уже не буду настолько великодушен.
Перед мысленным взором встали весы: на одной чаще лежала возможность помочь Олле и сбежать от множества проблем, пускай и иллюзорная. На другой чаше помещалась настолько же призрачная свобода от чужого влияния с высоким риском не дожить до рассвета. Однако я решила рискнуть.
— Насколько у тебя проверенная информация? — во мне заговорил профессионал. В моем деле достоверность фактов — основа успеха. Будешь полагаться на слухи — не жди, что преуспеешь.
Маркис расцвел, осознавая, что я сдалась, уступила. Олла хмуро взирал на нас, без слов договорившихся, становясь мрачнее с каждой минутой.
— У дяди Мариуса самая надежная информация в Городе, детка, — Мариус подмигнул мне, обращая свой взгляд на Оллу.
Тот стоял, скрестив руки на груди, всем своим видом показывая, что наши договоренности — только наши проблемы. Только у Оллы была власть над Бездной, только он мог исполнить обещание вытащить любовницу Мариуса оттуда. Но, кажется, это в его планы не входило. Молчаливая баталия взглядов длилась несколько бесконечных минут, и я была готова к тому, что нам с Оллой придется впопыхах удирать из офиса Гильдии.
— Ты же можешь попросить все, что угодно, почему именно свобода этой женщины?
Мариус, уже готовый отстаивать сделку, вгрызаясь в нее зубами и ногтями, оказался обескуражен подобным вопросом, но все равно ответил, пускай и неохотно:
— Мне скучно без нее в этом Городе. Когда она была рядом, все было по-другому. Ярче, что ли?
Олла кивнул, удовлетворившись ответом:
— Помилование дается только раз. Если Чистильщики решат, что она опять переступила рамки закона Города Дверей, ее упекут в Бездну навечно.
Наемник пожал плечами:
— Несса знает об этом. Остальное меня волнует мало. Если это все-таки случится, я пойду вместе с ней.
Я хлопнула в ладоши, привлекая внимание мужчин, каждый из которых был погружен в собственные мысли. На секунду мне почудилось, что я услышала мысли Оллы — он вслед за мной взвешивал все за и против, прикидывал весь ущерб, но скорее всего, это было только мое воображение.
— Решено?
Олла кивнул, Мариус последовал его примеру, разглядывая собственные ногти. Позабытая трубка чадила жидким дымом, но хозяин не обращал на нее внимания. У него были заботы куда важнее. Сосредоточенно глядя перед собой, Мариус произнес:
— Даная, ты же знаешь Жрицу?
Я дернула плечом, демонстрируя, что не обязана знать поименно всех жриц многочисленных культов Города, но только потом сообразила, кого именно он имеет виду.
— Ту-самую-Жрицу? — моя усмешка не осталась незамеченной от Оллы. Его красивое лицо снова стало темным и угрожающим, брови сошлись на переносице: Привратник терпеть не мог, когда что- то ему было неизвестно.
— Именно, — Мариус к недовольству Оллы отзеркалил мою усмешку. Он подтрунивал над богом, ходил по самому краешку, за что поплатились мы оба.
— Мы как раз к ней собирались, когда нас немного сбили с пути.
В кабинете стало неуютно, зябко, по спине пробежал озноб, а на лбу Мариуса выступила холодная испарина. Наемник слегка затравленно, с затаенным страхом взглянул на Оллу. Меня саму попеременно бросало то в жар, то в холод: лицо опалял раскаленный воздух Чертового Городища, а ноги обвивал мертвый холод Бездны.
Я сердито хлопнула бога по плечу:
— Может, прекратишь?
— Кто это Жрица? — в голосе Оллы слышался отзвук грома, близящейся грозы, под которую никто не хотел бы попасть. Представьте себе огненный шторм багряного цвета, который накрывает вас с головой, сжигая, превращая в пепел? Олла и его злость были именно этим штормом.
 
Мариус вскинул голову, чутко прислушиваясь к тому, что творилось за дверью кабинета. Из-за руны Молчания слышно было плохо, но громкие голоса, топот ног и вскрики можно было различить. Я потянулась к ручке двери, чтобы распахнуть ее, но вскочивший на ноги Мариус грубо отпихнул меня в сторону:
— Не смей!
Не устояв на ногах, я врезалась в стену и сползла вниз. Олла кинулся вперед, к наемнику, шипя. Губы раздвинулись, снова демонстрируя змеиный раздвоенный язык. С удлинившихся клыков закапал, пенясь, яд.
Мариус, побледнев, выставил перед собой ладонь. Рука дрожала.
— Он нас нашел, — севшим голосом проговорил Мариус, всем телом налегая на дверь. От мощных ударов извне она сотрясалась и прогибалась вовнутрь и вряд ли смогла бы продержаться долго. Металл раскалился добела, в лицо дохнул раскаленный жар. Губы тотчас же пересохли и лопнули — во рту ощутился солоноватый привкус крови, сочившейся из трещин. Тяжесть, созданная не заклинанием (магию я бы сразу отличила), а чужой волей — распластала меня и Мариуса по полу, лишая возможности пошевелиться или сбежать. И только Олла высился над нами, безучастно взиравший на окружающий его бедлам.
Привратник оказался равнодушен к истеричным крикам убийц, рвущимся из-за стены, к грохоту сворачиваемой с места мебели. Синева его единственного глаза оставалась все такой же безмятежной. Наверное, подумалось мне, если нас сейчас прикончат, Олла будет расстроен только тем фактом, что упустил возможность получить назад свое пернатое барахло, как метко выразился Мариус чуть ранее.
Я глухо застонала, уткнувшись лицом в пол. Будет ли дана передышка? Как Каин узнает, где я? Но — и в этом была самая большая странность — Каина рядом я не ощущала. Рога молчали, лишь иногда простреливая вспышками боли, но от неудачного падения, никакой мистики.
Опасность была, я чуяла ее всем нервами, но она исходила не от Синдиката или Каина. Сила, чуждая и холодная как лед, заключила наше трио в объятия и не думала отпускать, пока не наиграется.
Дверь, сотрясающаяся от ударов, замерла. Повисла пауза, растянувшаяся в пространстве серебряными нитями надежды. Тяжесть, упавшая на мои плечи, тоже испарилась. Мариус, кряхтя и потирая лицо, первый поднялся на ноги, с трудом выпрямив спину. Я последовала его примеру, но далось это непросто: тело налилось свинцом, суставы скрипели и ныли. Теперь я знала, каково быть старой шарнирной куклой, давно закинутой на антресоли, которую вытащили на свет и отряхнули от пыли для последнего представления кукольного театра.
— Что случи… — я открыта рот и тут же заткнулась, припоминая давнюю истину. Вовремя запертый на замок рот может в будущем стать залогом долгой и беззаботной жизни.
Олла выступил вперед, протянул руки к стене. Та пошла рябью и истончилась. Привратник касался ее пальцами едва-едва, то здесь, то там, будто соединял между собой зримые только ему точки.
— Выходи, — Олла тряхнул рыжей головой в нетерпении. Я приподняла бровь, кидая на Мариуса настороженный взгляд. Тот лишь дернул плечами в ответ на немой вопрос и приложил палец к губам. Я знала: что-то надвигается.
Стена разверзлась, являя темный провал. Края его были неровными и острыми как стекло: Олла очерчивал их ладонями, обрызгивал собственной кровью. Соприкасаясь с проломом, кровь шипела и ядовито пенилась. Провал должен был вести в тренировочный зал, где произошло нападение, но там была тьма, которая поглощала пространство, не было слышно ни криков, ни стонов раненых. Но запах!
Через тонкий разлом сочился тошнотворный запах: горелое мясо, печеная кровь. Я прижала руку ко рту, даже не находя, с чем сравнить. По отвратительности смрад мог сравниться только с вонью адептов Костлявой, да и то, многоголовые сильно отставали в этом конкурсе.
А потом она пришла — вся в кричаще-алом, таком ярком, что глаза слезились. Мы следили, как алая тень вдалеке становится осязаемой, плотной и объемной, с каждой минутой принимая очертания женщины.