Воровка (ЛП)

— ПЭП… хочет тебя. Уходи! — выдавил он, а затем несколько раз кашлянул, его тело содрогалось на бетоне.
Она поцеловала его в губы, почувствовала вкус реки и собственное сожаление, затем кивнула.
— Я тоже тебя люблю. Прости. Мы все сделали неправильно.
И она встала. Чувствуя, как тяга к свободе уводит ее от распростертого тела любовника, она изо всех сил сопротивлялась порыву повернуться и уйти от него. Но он был прав. Ее разыскивал ПЭП, и, скорее всего, был где-то поблизости.
Вместо того чтобы подняться по лестнице, Джозефина бросилась вперед, мимо пришвартованной баржи, к следующему мосту, где по другой лестнице поднялась на улицу. Ничего. Ни фар проезжающих машин, ни приглушенного смеха влюбленных парочек в соседнем парке.
Сердце бешено колотилось, ей некуда было идти.
Глава 30
Ксавье проснулся в темноте, на самой неудобной кровати, на которой когда-либо спал. Под ним что-то зашуршало. Пластик. Под ним была постелена пластиковая простыня. Он пошевелил рукой, и что-то резко дернуло его в сгибе локтя. Глядя на тускло-серые стены и окружающие его драпировки в золотистую клетку, он понял, что находится в больнице.
Он был слишком измучен, чтобы чувствовать нечто большее, чем легкое раздражение. ПЭП действительно разрешил госпитализировать свой актив? Под каким именем? Или они освободили его, и следующая поездка будет обратно в тюрьму? Наручников на нем не было. Хотя за дверью мог стоять охранник.
Но Ксавье выполнил свою миссию. Помешал созданию биологического оружия, и камень оплаты лежал на дне Сены вместе с взорвавшейся ракетой и останками турка. ПЭП без особого труда убрал бы этот бардак.
И Линкольн Блэквелл должен быть в руках либо парижской полиции, либо Интерпола.
Сев, Ксавье потер лоб. Поношенный синий больничный халат доходил ему до колен. Слева, сложенные на стуле, лежали его брюки, но рубашка исчезла.
Затем он вспомнил, как прыгнул в Сену и, наконец, сумел вынырнуть на поверхность. Взрыв оттолкнул его от Катирчи и, вероятно, разорвал при этом рубашку. Выбравшись на тротуар, он рухнул на него…
Под ее полным слез взглядом. Она ждала его, как ангел, сошедший с небес, чтобы благословить его не совсем мертвую душу. Зеф. Он сказал, что полюбил ее. Но это произошло до того, как она призналась, что стала причиной его ареста.
Она отняла у него цель жизни. Кастрировала Лиса и запихнула в тюремную камеру без окон. Она…
…сказала, что любит его. Он помнил эту часть. Он кашлял и сплевывал мерзкую речную воду, но он помнил эти слова, слетевшие с ее губ.
И ненавидел ее за это. И любил. И… на самом деле, он не знал, что чувствовал. За все годы он так и не влюбился. Ни разу не думал, чтобы сбежать с женщиной, несмотря на риск потерять свободу.
«Я позвонила в полицию и сказала им, что ты планируешь украсть алмаз «Гортензия».
Сука. Он недооценил ее. Снова.
И все же, единственное, чего ему сейчас хотелось, — это увидеть ее. Заглянуть в голубые глаза. Погладить пальцем татуировки на ее запястье. Попробовать вкус ее поцелуя. Посмотреть, сможет ли он простить. Потому что, если бы он мог, то снова держал бы ее в объятиях.
Сошел ли он с ума? Или находился под кайфом от лекарств?
Повернувшись, он изучил этикетку на капельнице, воткнутой в его руку. Всего лишь физраствор. Он оторвал трубку от иглы и с шипением вытащил ее. Свесив ноги с кровати, Ксавье оценил свое состояние. Голова кружилась не так сильно. И единственное, что болело, — это ребра от полученных побоев. Да, и нога. Перелома не было, но, вероятно, сильный ушиб. В целом? Он был готов уйти.
И если бы его отправили обратно в тюрьму или, что еще хуже, в могилу, он хотел украсть как можно больше свободы до того, как это произойдет.
Натянув брюки, он наклонился и прочитал запись в изножье кровати. Взгляд пробежался по дате. Два дня?
Неужели все это время он спал? Безумие. Теперь ему точно нужно сбежать.
Одернув халат, он решил оставить его, пока не выйдет на улицу. Хорошее прикрытие. И он надеялся, что на выходе сможет прихватить рубашку. Обуви он не видел, но ему приходилось работать и в худших условиях.
 
Вероятно, ему не разрешат уйти просто так, не подписав бумаги или даже не получив разрешения ПЭП. Ксавье высунул голову из дверного проема. Никакой охраны. Пост медсестры виднелся в конце длинного коридора. Там сидела только одна медсестра, отвернувшаяся от него и уставившаяся в экран компьютера.
Лифты располагались справа. Замечательно.
Первый этаж был практически пуст. Должно быть, уже далеко за полночь. Ксавье двинулся вперед. Там был сувенирный магазин, но дверь была заперта на замок. Футболки висели за витриной, но они не стоили усилий, чтобы взламывать замок, когда двери выхода маячили прямо впереди.
Быстрым шагом Ксавье вышел на улицу, снял халат и забросил его в кусты. От прохладного ночного ветерка его соски затвердели, а по коже побежали мурашки. Он узнал этот район. Он только что покинул городскую больницу Отель-Дьё на острове Сите. Улицы были темными, свет фонарей заглушали кроны деревьев. Прихрамывая, Ксавье быстро пересек улицу. Он по-прежнему стоял на ногах, и это все, что имело значение.
Не успел он уйти далеко, как почувствовал кого-то за спиной. Он не слышал шагов или дыхания, но воровское чутье знало. ПЭП? Или один из головорезов Блэквелла? Свернув налево в конце длинного участка теплиц, он подождал, пока неизвестный появится из-за угла.
Он все ждал.
Лунный свет перевивался на реке. Неужели за два дня на пластиковой простыне его чутье сошло с ума? Он кого-то слышал.
Ксавье придвинулся ближе к углу здания, взвешивая риск выглянуть, когда женский голос произнес:
— Это я.
Ксавье облегченно опустил плечи, прислонив голову к стене. Ему не нужно было заглядывать за угол. Там была Зеф.
И он не был уверен, что чувствует по этому поводу.
— Я наблюдала за больницей с тех пор, как тебя отвезли туда в ту ночь, когда ты чуть не утонул, — сказала она.
Она осталась на своей стороне здания. Он был благодарен ей за это. Их встреча подняла бы слишком много вопросов, с которыми он не готов иметь дело.
— Через пару лет, после того, как ты ограбил дом моей матери, я подружилась со скупщиком, — сказала она. — Он любил поболтать. Я показала ему рисунок лиса, который ты сделал на сейфе мамы, и он рассказал мне о тебе. Что тебе нравились цветные блестяшки. Что ты был лучшим.
Ксавье закрыл глаза и склонил голову.
— Он подсказал, что твоим следующим ходом будет Венеция. Я последовала за тобой туда. Наблюдала издалека, фотографировала, изучала твои движения, реакции. Твой стиль. Мне удалось проследить за тобой во время четырех дел. Несколько раз ты отступал, будто думал, что кто-то наблюдает за тобой. Ты всегда чувствуешь окружение. Поэтому я так и не сблизилась с тобой. Не хотела спугнуть. Я безумно восхищалась тобой.
Он поморщился. Ей не следовало этого делать. Похититель драгоценностей в роли героя? Это неправильно. Очень неправильно.
— Но я все еще хотела отомстить. В то время я не очень хорошо умела контролировать свои чувства. Так ты стал козлом отпущения за мою ужасную жизнь, безразличную мать-наркоманку, ее безжалостного бойфренда. Но когда я увидела, как на тебя надевают наручники? Мое сердце разбилось. Все, что я смогла — это уйти от всего этого. Все было кончено. У меня не было причин продолжать то, что я делала. Красть.
Он стал ее вдохновением и ее падением. Как и она его. Потому что, да, последние несколько дней она вдохновляла его.
— Прости, Икс, я должна была все тебе рассказать. Должна. Тогда я так сильно сглупила. Это была месть. Извращенное влечение. Моя победа над величайшим похитителем драгоценностей, которого я когда-либо знала. Это было…
 
— Хватит, — отрезал он. — Я понял.
И, как ни странно, он понимал. Если она стала свидетельницей того, как он обворовал сейф ее матери, и эта бессердечная кража оставила ее без средств к существованию? Стала катализатором того, что мать отдала ее в приемную семью? Конечно, Зеф будет мстить. Он поступил бы также, если бы в юности увидел, как кто-то грабит дом его семьи.