Луна Верховного

– Я беременна. От него.
И выкладываю все, как на духу. Всю правду о той ночи и ее последствиях.
Доминик терпеливо меня выслушивает. Возможно, слишком терпеливо.
– Я скоро буду в Кингтоне. Все решу.
Все решу.
Как же мне хочется верить, что именно так и будет. Интуиция подсказывает, что в случае с Рамоном возможно все. Но может… Может, мы не с того начали, и я смогу убедить его отказаться от ребенка? Эта мысль дарит мне надежду.
Взгляд вернувшегося вервольфа говорит, что его невозможно в чем-то переубедить. Он будто в самое сердце и навылет. Глубокий. Испепеляющий.
Рамон подходит ко мне, застывшей возле окна и делающей вид, что меня не интересует ни его взгляд, ни он сам.
– Минут через десять-двадцать здесь будет Экрот, – говорит он то, что я и так знаю. – В твоих же интересах, чтобы все прошло быстро и без шума.
– Без шума?
– По закону этот ребенок принадлежит мне. Я в любом случае его заберу, ни Экрот, ни кто-либо другой не может мне помешать это сделать.
– Он еще не родился, – напоминаю я, инстинктивно прикрывая живот.
– Поэтому я заберу тебя.
– В качестве кого?
– Багажа, прилагающегося к моему наследнику.
Р-р-р! Даже бывший муж не вызывал во мне столько ненависти.
– Мой альфа этого не позволит.
– Попытается, – скучающим тоном замечает Рамон, и Волчий союз решит, что Легории нужен новый Совет старейшин.
По спине струится холодок. Я словно леденею изнутри после этих слов.
– Ты мне угрожаешь?
– Я тебя предупреждаю, Венера. Поедешь со мной по собственной воле, родишь волчонка, получишь хорошую компенсацию и можешь уехать, куда захочешь.
– Это мой ребенок!
– Продолжай в это верить. Мой сын или дочь здесь не останется: уедет со мной. Если для этого потребуется развязать войну с Легорией или убрать несколько слишком принципиальных вервольфов, я это сделаю.
Мне страшно от его обещания, а еще от того каким тоном они сказаны. Будто Рамон сообщает, что на завтрак будет круассаны и кофе. И что значит убрать? Убить? Или сместить? Нет, еще одного смещения Совета Легория не переживет, стаи и так разрозненны после революции. Но верховному, кажется, все равно. Что мою судьбу топтать, что жизнь Доминика. Доминик не сдастся, уверена ему есть, чем ответить Союзу. Но во что это все выльется? В новую войну?
Мне страшно до подкатывающей к горлу тошноты, и я пробую вдохнуть. Вдохнуть и заставить себя думать.
– Послушай, зачем тебе ребенок? – спрашиваю, заглядывая ему в глаза. – У тебя, наверняка, уже есть дети. Или будут. От законной жены. Просто забудь обо мне.
Длинные красивые пальцы Рамона ложатся на мой подбородок, сжимают цепко. Меня накрывает его аурой, его силой, которую я не чувствовала даже рядом с альфами.
– Чтобы ты могла использовать его против меня? Нет. Ты едешь со мной.
Я задыхаюсь от этой силы. От силы и от осознания: я действительно поеду с ним. Добровольно или как багаж. Наверное, имей Рамон возможность вырезать из меня ребенка, сделал бы это! Но это невозможно. Я прилагаюсь к малышу.
Это мой козырь. Против Рамона.
А эта война – она не между Вилемией и Легорией. Она между мной и им.
Я свободная волчица, а значит, не должна прятаться. Я должна ему ответить и отстоять своего ребенка.
– Что если Доминик мне не поверит? – уточняю и ловлю подозрительный прищур верховного.
– Будь убедительной. Скажи, что я твой истинный.
Спасибо, Рамон. Ты только что сам вручил мне оружие против тебя.
 
Глава 5
 
Насчет багажа верховный не шутил. Разве что сопровождающие меня в аэропорту вилемийцы относились ко мне не как к чемодану, а как к особо ценному грузу. Если я что-то просила, будь то стакан воды или журнал, тут же приносили. Но со мной никто не разговаривал, ни на шаг от себя не отпускали, и не подпускали ко мне никого, окружив волчьей стеной. Впрочем, в этом не было необходимости: от нашей компании шарахались даже те три человека, что оказались в бизнес-зале.
Устроившись за одним из столиков в углу, поближе к стене-водопаду, я рассматривала то бесконечно текущую воду, то «парковку» самолетов за окном. Как я себя чувствовала? Злилась. Для разнообразия не на себя, а на Рамона. За то, что не позволил мне ни с кем попрощаться.
 
– Ты же все равно собиралась от них сбежать, к чему эти сантименты? – поинтересовался он, когда я захотела поговорить с Чарли. – Не трать мое время.
Да ты что!
– Когда у тебя появится ребенок, с ним придется проводить время. Уверен, что потянешь? Или скажешь Доминику, что передумал?
Я всем сердцем надеялась, что он оставит мне моего малыша, но темный взгляд верховного раз за разом перечеркивал мои надежды.
– Ничто не заставит меня передумать, Венера. Он мой.
На этот раз это был не огромный Ноктон, а аэропорт Дрекстона, и в Вилемию мы летели частным самолетом. В тот же день.
Я не знала, что Рамон забыл в Крайтоне, но сильно сомневалась, что прилетал он исключительно ради меня и проверки нашего притяжения. Впрочем, свои дела он решил быстро, как и мой переход в его власть. Связанная клятвой альфе я не могла солгать, поэтому не стала ничего выдумывать и изворачиваться:
– Рамон мой истинный, – сказала я Доминику, когда он приехал в Кингтон.
Судя по звериному блеску в глазах, собиравшийся воевать альфа перевел взгляд с меня на верховного и обратно. Мы же устроились на диване чуть ли не обнимку, как настоящая пара. Только это раздражает. Раздражает его аромат, это клятое притяжение, а там, где соприкасаются наши бедра, обжигает даже через ткань.
– Ты уверена в этом?
– В ту ночь я себя не контролировала. Его запах, его сила подействовали на меня как афродизиак. Ни с одним мужчиной я ничего подобного не испытывала…
Ладонь Рамона, до этого небрежно лежащая на моей талии, сжалась так, что я побоялась за сохранность платья.
– Достаточно, – скомандовал этот любитель экономить время. – Она носит моего волчонка, поэтому я забираю ее.
– Как жену?
– Нет, как мать моего ребенка.
Теперь взгляд альфы врезался в верховного:
– То есть ты не собираешься жениться на Венере.
– Нет, Экрот. Супруги у меня нет и не будет. Это не отменяет того, что ребенка я признаю и забираю.
– Ребенок – твой, но Венера – член моей стаи. И моей семьи. Поэтому ей решать, где оставаться до рождения ребенка и после.
У меня защипало в глазах, когда Доминик это сказал, а главное – как он это сказал! Мне стало дико стыдно за то, что я не раскрылась перед ним. А еще за то, что покидаю их теперь.
– Исключено, – отрезает Рамон. – Ребенок будет рядом со мной, а значит, Венера до его рождения тоже. Но я заплачу любую сумму, чтобы я мы могли поскорее улететь отсюда.
Доминик сводит брови и теперь смотрит мне в глаза:
– Что ты выберешь?
– Я полечу с ним.
– Ты уверена? Однажды ты уже попала в западню.
Лучше бы он не вспоминал про Августа. Потому что эта история так сильно похожа на ту, что мне самой тошно. Тогда меня тоже продали в жены для рождения наследника. Но теперь все иначе: у меня нет розовых очков, нет глупой влюбленности, зато будет малыш и есть чувство собственного достоинства. Я уже не наивная девочка и сама могу за себя постоять.
– Ты бы смог навредить Шарлин?
Этот личный разговор, но сильно сомневаюсь, что верховный согласится оставить меня с Домиником наедине.
– Нет.
– Значит, и Рамон не сможет. Природа защищает истинных.
– Я люблю Шарлин, а он тебя – нет.
Это правда. Чистая. Но, к бесам, он говорит так, будто я недостойна любви!
– Ты не сразу ее полюбил.
– Некоторые не способны любить.
Мне ли не знать. Но мне не нужна любовь мужчины, мне достаточно безусловной любви моего малыша.
– Я справлюсь, – убеждаю я Доминика, а заодно и себя: – У меня теперь есть ребенок.
Я долго работала с альфой, чтобы понять, что ему все равно не нравится эта ситуация и совершенно точно не нравится верховный старейшина.