Княжна (СИ)

Она вышла из туалета с заново накрашенными губами, с откинутыми плечами и слепой уверенностью, готовностью взглядом разбить горы в кучи мелких камней.
Саша поднялся на ноги, когда услышал из коридора стук каблуков. Первой мыслью, безумной и, чего там, пугающей, было, что приехал Космос с Делажем, в делегацию которого входила какая-нибудь баба с красными губами, мушкой у уголка рта и беретом на башке. Желудок сжался, становясь почти каменным.
Но, увидев в соседнем от выхода проёме Князеву, шедшую к нему со взглядом «вникуда», Саня почувствовал вдруг, как отчего-то стало легче. Хотя Белый и понимал явно, что дальше будет только тяжелее.
Анна сложила руки перед собой в жесте османской султанши из шестнадцатого века, словно саму себя надеялась сдержать, обхватывая пальцы ладонями. Она закусила слизистую нижней губы, когда прошла мимо стойки бара и привлекла внимание Пчёлы, курящего восьмую сигарету подряд.
Витя глазам, ушам, самому себе не поверил, когда Князева, вскинув голову перед Сашей, спросила:
— Есть вещи, которые я должна знать?
Пчёлкин затянулся напоследок и направился к девушке, стоящей перед Беловым с лицом, напоминающим маску. Пульс особенно сильно отдал в живот, в подвздошную вену, и литры крови выбросил в виски, когда он осознал, что Анна собиралась сделать.
Она согласна была провести переговоры с Делажем, и решением своим разрушила все убеждения Вити, что не сможет.
У мужчины дрогнули веки, опускаясь. Когда глаза раскрылись снова, Пчёла почувствовал, как взорвались капилляры, делая белок красным.
— Его зовут Амори Делаж. Он заключал сделку с бывшим владельцем «Курс-Инвеста» по покупке алюминия и оказался обманут на семьдесят тысяч евро, которые теперь требует с нас. Переговоры мы вели с июля и планируем сегодня с ним «подружиться», — произнес Саша, а потом сделал вдруг шаг к Ане, которой неимоверно захотелось попятиться.
Он взял сестру за плечи, и жест этот полярно отличался от хвата, которым Саша руки Ане держал, крича и обязывая переговоры провести. Князева бы не поверила, что Белов ей над ключицами следы пальцев мог оставить, если б сама тому не была свидетелем.
 — Амори Делаж, — повторила Аня, чуть кивая, но уже с легкой картавостью, характерной лягушатникам. Имя прозвучало ровно так, как его бы произнёс носитель языка.
Белый чуть тише сказал, наклоняясь к лицу двоюродной сестры:
— …И без твоей помощи нам друзьями с ним стать не удастся.
— Я поняла, — сухо сказала девушка, чем Пчёле в очередной раз душу разорвала до желания кулаки почесать о стены. В голосе у нее равнодушие космическое, а сравнении с которым град астероидов покажется пылью, мусором.
Он стряхнул пепел с сигареты прямо на пол и взглянул на время, указываемое часами на запястье. Восемь тридцать девять.
— Я справлюсь, — произнесла вдруг Князева, уверяя в этом ни Сашу, ни Пчёлу и даже не Валеру, подошедшего к ним с раскрытыми глазами. Аня саму себя убеждала в вещи, в которой была уверена процентов на девяносто.
Справится, справится…
— Справишься, — сказал в такт её мыслям Белов и прихлопнул по плечам жестом, каким тренера подбадривали хоккеистов на скамейке в самый разгар матча. Анна вздрогнула в его руках, сжала пальцы друг в друге, а сама себе под нос проговорила на французском перевод «семидесяти тысяч» и «алюминия».
Девушка глубоко вздохнула, ощущая, как мокрую от воды шею, лицо и руки прошило прохладой вентиляции клуба. А потом вдруг почувствовала вспушенными кудрями, как Саша наклонился к её уху, вынуждая чуть дёрнуть головой вбок.
— Анька, я озолочу тебя.
Девушка могла бы не поверить, но по итогу подняла взгляд, до этого направленный в пустоту, на двоюродного брата. Заметила тяжесть на лице Саши, что всегда проявлялась при «решении дел», и в тогда в словах его сомневаться стало бы явным оскорблением.
Связки дрогнули, словно кто-то невидимый натянул их струнами, когда Анна ответила ему:
— Лучше, Саша, в следующий раз внимательнее следи за «здоровьем» своего переводчика. Особенно, если он будет так незаменим.
 
 Белый секунды какие-то молчал, а потом на губах его появилась усмешка, какую Анна растолковать не смогла, даже если бы очень хотела. Но она не думала тратить драгоценные минуты, какие обещали стать продолжительнее многих часов, на такую мелочь.
Раньше, чем Саша разжал руки на её плечах, опустила голову, жестом таким простым поставила точку в этом разговоре.
На секунды дыхание спёрло от осознания дерзости, какую себе, вероятно, мало кто мог позволить по отношению к криминальному авторитету. Князева быстро дёрнула уголком губ и себе сказала, что сегодня ей такое Саша явно простит.
У неё, всё-таки, день рождения.
Белов поджал губы и отпустил, по итогу, Аню. Он не попытался её ни оттолкнуть, ни по плечам напоследок погладить в касании, полном немой признательности. Саша перед тем, как вернуться на диван, скрестился взглядом с Пчёлой так, что вдалеке Князевой послышался свист острых шпаг, а потом уже повернулся к паре спиной.
Одна из множества вен, проходящая через сердце Анны, дрогнула тетивой лука в напряжении.
Она перевела дыхание, не ощущая головы подобно смертнику, чью шею огладило лезвие гильотины. Отчего-то всё вокруг ощущалось, как в полной изоляции, которую можно было сравнить с заточением в одиночной тюремной камере.
 Девушка развернулась, проговаривая себе под нос французские фразы, какими жила на протяжении четырёх лет обучения, но почти сразу под лопаткой почувствовала руку знакомую.
Руку с прокуренными пальцами, какие часто ей в волосы зарывались, пуская по коже табуны мурашек.
И тогда тотальный вакуум вокруг Анны взорвался.
Пчёла смотрел на неё, подобно грешнику, уставшему от собственных ошибок, их гнёта и последствий. И почему-то у Князевой всё внутри откликнулось на этот взор тяжестью где-то в районе шейного позвонка.
Словно на плечи ей легли облака.
Она хотела протянуть руку к его лицу, чтобы погладить по щеке, дать притереться к ладони, но ледяные пальцы отказались гнуться. Анна продолжала в ответ на Витю смотреть и видела, как приоткрытые его губы едва-едва шевелились. Словно он сказать что-то думал, но каждый раз, набираясь смелости произнести первый звук, понимал, как звучали бы слова, извинения и просьбы, и затихал.
Витя растоптал прямо на полу сигарету, чтобы Анну взять под руки.
Она ничем на его касание не ответила.
Пчёлкину показалось, что голова разорвётся в неспособности удержать столько мыслей и эмоций сразу.
Злился — на себя, на Белого, на Делажа, Космоса опаздывающего, да даже на Анну злился за её решение подставиться туда, куда влезать не хотела никогда. Грустил, хотя и звучало это так по-детски, что защитить не мог, что так всё вышло.
И, дьявол, сердце горело, клокоча, в любви к Княжне своей.
Пчёла посмотрел Ане в глаза. Она в ответ взглянула, но быстро чуть опустила голову, в точности повторяя кивок, каким спровадила Белова.
«Не сейчас», — сказала ему.
Витя отпустил руки девушки своей.
На миг ему показалось, что во взгляде Князевой сверкнуло что-то, — влага, которой не должны были отускняться её глаза — и он наклонился к девушке.
— Анют, — едва ли выдавил из себя, но тон у Пчёлкина был таким, что одно только её имя сказало девушке больше, чем Витя мог произнести.
Она опустила веки и вскинула руку — слишком резко для своей видимости самоконтроля:
— Я в порядке.
Врала. Не в порядке нихрена. По краю ходит, на грани балансирует без страховки. Пчёле не нравилось это совершенно, отчего губы поджались — видимо, само тело его останавливало, чтобы лишнего не сказал, недовольства своего на девушку, на которую и так упало много за последние пятнадцать минут, не вывалил.
— Пожалуйста, — выдавила вдруг из себя Анна, не поднимая взора, но голосом дрожа. — Не сейчас. Не сбивай меня, Вить.
Он вздохнул тяжело, словно Князева просила о вещи невозможной, и большие пальцы просунул в шлевки брюк. Язык едва ли смог повернуться, когда Пчёла, перекатившись с пятки на носок, в явной злобе на самого себя сказал: