Княжна (СИ)

— Что дураки вы, — огрызнулась Анна громко. — Переводчиков двое должно быть, чтоб стороны друг другу лапшу на уши не повесили! Не так, видимо, интересна французу ваша сделка, раз он пускает всё на самотёк! И ты не лучше, Белов.
— Сделка, значит, не интересна, но при этом сказал, что убивать прилетит, если своего не получит? — подметил братец.
Князева тогда вздрогнула крупно от слов про убийство, как от щёлчка хлыста по спине, и дёрнулась так, что и Витя, и Саша, в своих руках её держащие, почувствовали.
Аню качнуло в сторону, словно пол ночного клуба обернулся палубой корабля, наткнувшегося на айсберг. Она, теряя равновесие в чужих руках, снова попыталась откинуть от себя обоих — и Пчёлу, и Белого.
Стало вдруг нечем дышать, словно воздух весь заменили чистым кислородом, окислившим лёгкие изнутри до ожогов и кровоточащих язв.
 Слёзный ком, давший резью в глаза, передавил гортань.
— Пусти, Белый!..
Саша сестру не послушал. Витя челюсти сжал, а вместе с ними — и Анну в руках своих.
Она натужно выдохнула, когда принялась руки крутить из его захвата.
Пчёлкин понимал, что со всего маху наступал на грабли, с двух концов которых восседали металлические зубцы, грозящиеся рожу расцарапать хлеще росомахи.
— Аня, послушай меня! — Саня проговорил громче, чем стоило, и снова качнул корпус сестры взад-вперёд. Её голова почти что безвольно подалась из стороны в сторону, падая на грудь Пчёле.
Он на миг обрадовался, что у девушки из-за ушей прядки кудрей вылезли, пряча лицо Анино за тьмой чёрных волос. А через миг сердце стало камнем, которое было проще из груди вырвать, чтоб не чувствовать тяготы.
«Нет уж, умненький, смотри, что ты допустил!..»
Князева брыкалась, руками упёрлась в грудь Саши, но он только ближе прижал Анну, сгибая руки её в локтях, делая те совершенно безвольными:
— Ты не можешь расклеиться сейчас, слышишь меня?!
— Не могу! — согласным всхлипом ответила, но не Сашину мысль подтверждала. Она не могла переговоры провести. Не могла, не собиралась ни за что, не готова, страшно! — Я не хочу!..
— Аня! — рёвом позвал Саша. Князева окаменела лишь на миг, но быстро стала отбиваться снова. Отчаяннее, наверно, лишь мошки пытались вырваться из паутины.
Пальцы брата на плечах ощущались наручниками, лишающими права дышать ровно.
— Ты всё можешь, слышишь?! Ты не «не можешь», ты не хочешь. Просто соберись!..
— «Просто»?! — вдруг рассмеялась Анна, но смех никто за ней не подхватил. — Ты себя слышишь? Думаешь, что это просто?!
В зарождающейся истерике она снова попыталась Сашу оттолкнуть, но тем только сильнее вжалась в спину Вити, у которого кровь закипала ни то от ярости на Белого, ни то жути грядущих часов, обещающих стать более чем напряженными.
Нет, провал. Зря Белов всё это удумал; Анна морально была не готова. И вряд ли будет когда-либо готова. Только зря они дёрнули её.
«Придётся по Делажу стрелять», — метнулась мысль в голове Пчёлы.
«Ну и хер с ним», — стало ему ответом одинаково равнодушным и яростным.
— Ты на эмоциях просто, Ань, — продолжал уверять её Белов. Ещё крепче сжались руки на впадинках плеч, хотя и казалось — и Ане, и Саше — секунду назад, что сильнее надавить было физически невозможно. Князева поджала губы, чтобы совсем в голос не зарыдать от боли, страха, душивших колючей проволокой.
Попыталась отвернуться в сторону, но от слов брата спрятать не вышло — руки заняты были, чтоб уши заткнуть.
Саня перевёл резко дыхание, как обычно делал перед глотком хорошей водки, и решил попробовать другую тактику. Сменил кнут на пряник, заговорил почти мягко, наклоняясь к горячему лицу Князевой:
— Подумай сама, Анька. Ты сколько лет этот язык учила? Ты как быстро и часто на французском читаешь? Вообще, Ань, правду хочешь? Мне иногда кажется, что ты в голове с самой собой не по-русски разговариваешь, а по-французски. Да ты же, бляха-муха, хотела переводчиком стать, пока в «Софитах» не осела!
— В том-то и дело! — дёрнулась в руках Пчёлы Анна, резко отвернулась в другую сторону, пряча от Саши мокрые глаза. Страх, к её удивлению, стал тесниться, уступая место стыду: — Я на немецкий делаю огромный упор сейчас, я не готова, не помню ничего!..
 
— Да ты смеешься, что ли? — прыснул Белый, искренне рассмешенный услышанным. Он хлопнул девушку по плечам так, что мог смять её руки в складку, и заговорил снова. Тихо, часто — грёбанный змей:
— Ты книжки читаешь на языке Наполеона. Как ты забыть это можешь?..
— Я в криминале не разбираюсь! — выпалила девушка; нос забился от слёз, сделал половину слов гнусавыми, едва понятными. — Скажет он мне какой-нибудь ваш бандитский термин, и что я передам?! Да меня убьют скорее, чем я вспомню, как «пистолет» переводится!
Витя крепче девушку перехватил, думая её над полом поднять, в сторону увести. Хватит, всё. Пусть идёт, успокоится. В туалете пересидит, пока они этого французика порешают, потом домой поедет.
— Белый, пусти её, блять!!! — гаркнул Пчёла, больше не думая терпеть. Достаточно с Анны. Облажался Саня, пусть признает и ствол начнет готовить, чтоб с Амори «поговорить» на языке, который любые криминальные авторитеты знали.
Саня решил за последний шанс уцепиться, потянул на себя сестру, едва ли не силой выхватывая Анну из объятий её мужчины:
— Возьми себя в руки!!! — проорал он, обратно меняя пряник на кнут. Воздух завибрировал от указа Белого, отчего Валера, стоящий у входа беззвучной тенью, в хмурости отвернулся. — Иначе отсюда никто не выйдет!
Анне показалось, что ей дали пощечину, а потом окатили ледяной водой. Слёзы на пару с десятком, сотней аргументов застряли в горле, передавленном самым главным страхом — страхом быть застреленной, подобно собаке в подворотне.
Руки похолодели так, что пальцы отказались гнуться. Князева в отчаянии замахнулась ладонью, словно самый жуткий её кошмар предстал перед Аней в обличии Белова, и сама не поняла, попала ли по лицу двоюродного брата.
Она запомнила только, что рука встретилась с телом Саши, — и то, наверно, лишь с его разрешения — что громким матом сказала вещь, её совершенно не красящую, а потом скинула с себя руки Пчёлы, который не был так настойчив, как Белый, и унеслась куда-то по коридорам вглубь ночного клуба.
Слеза вместе со всхлипом сорвалась со щеки, падая на складки платья в районе груди.
Витя сделал за ней несколько шагов, почти окликнул, но замер возле какого-то столика. Остановился, отчего ноги стали единым целым с полом; его едва ли не парализовало от осознания, воспоминания, что Аня терпеть не могла, когда кто-то становился свидетелем эмоций, сильный всплеск которых считала «слабостью».
Князева бы сильнее только из себя вышла, если бы Пчёла попытался её успокоить — он это понимал. Но и не пойти к ней, блять, не мог. Не собирался казаться равнодушным к «сюрпризу» Белова, не хотел, чтоб Аня, того хуже, подумала, что Витя Саню, идею его поддерживал.
Сука. Между Сциллой и Харибдой.
Челюсти на пару с кулаками сжались так, что тупая боль прошлась через зубы, пальцы и нутро.
Белый провёл рукой по лицу, по какому получил оплеуху — не особо болезненную, скорее обидную. Он перевёл дыхание, и отчего-то Валере напомнил быка, которого подразнили красной тряпкой.
Фил взял его за плечо, думая сдержать. Не хотел того признавать, но переживал, что Саша, выведенный из себя последствиями собственного решения, за Аней кинется и, того гляди, «разберётся» с ней, как привык разбираться со всеми, кто переступал ему дорогу.
Но Белов только кинул Филатову:
— Охране скажи, чтобы не выпускала её никуда.
Пчёла обернулся через своё плечо так резко, что шею себе мог свернуть. Ярость щёлкнула взрывом, но так же быстро утихла осознанием, что руки у него все ещё были связаны.
Он в бешенстве на самого себя прошипел:
— Ну, и мудень же ты, Белов.
От тяжести взгляда ухажера сестры Саня скривился, как от зубной боли. Потом провёл по лицу руками, точно умыться надеялся от грязи, и махнул окаменевшему Филу, поторапливая.