Княжна (СИ)

Мама вдруг снова всплеснула руками, точно слова дочери её вымораживали, и громким шепотом просипела:
— Ну, я не могу с тебя!.. Поспрашивай у Ольги, Саши, может, им нужен кто?
— Как понять « нужен кто»?! — возмутилась Анна, сразу же поняв, к чему её подвести пыталась тётя Катя. Она бы маму за плечо потрясла, если бы руки не были все в мыле, муке и тесте. С трепыхающимся в груди сердцем Князева обернулась к раковине, включила воду и стала с пальцев смывать всё, при этом на мать через плечо смотря:
— Не полезу я в дела Сашины!
— Да при чём тут дела Белова? — таким же тоном спросила тётя Катя, поднялась на ноги. Она сняла с плеча полотенце, что о гарнитур с глухим хлопком опустилось, поднимая в воздух рассыпанную муку. — Анька, ну, что ты, в самом деле? Не обязательно к Саше идти работать, если ты так боишься…
Князева выразительно усмехнулась; «если так боишься», надо же!.. Мама так говорила, словно в делах Белова ничего криминального не было, словно Аня, каким-нибудь образом бы попав в Сашин «штаб», не втянулась сама в преступную структуру.
И это всё, мамина эта… простота, что ли, её злила. Сильно, вплоть до боли в плотно сжатых челюстях.
А тётя Катя продолжала:
— …так у Белова точно есть знакомые, кому надо язык подтянуть. У кого дети заграницу поступать хотят, не зная даже, как поздороваться правильно, у кого… партнеры иностранные, — протянула последние слова так выразительно, что сложно было намёк мамы не понять.
— Ты предлагаешь мне «репетитором» стать?
— Предлагаю, — кивнула мама и чистыми запястьями потрясла чуть Анну за плечи. — Ну, в самом деле; не для работы библиотекарем же ты в Латвии четыре года ошивалась!..
Князева чуть призадумалась. Репетиторство, конечно, вариант хороший. В реалиях современного мира — выгодный. Час работы — и деньги на руках. Не нужно перебиваться от зарплаты до зарплаты, что с задержками безумными в последнее время стали приходить. Только вот… Аня всё-равно сомневалась. На каком-то подсознательном, необъяснимом уровне откладывала этот вариант куда-то в сторону.
Не к тому её душа лежала. Князевой искусство, литература в первозданном её виде нравились, а не попытки вбить в голову какому-нибудь представителю «золотой молодёжи» правила написания глаголов в немецком языке.
А мама всё наседала:
— Подумай сама: какие перспективы, какие связи ты можешь получить!.. Ты думаешь, в Москве так много специалистов по… — она замолчала ненадолго, вспоминая, сколько языков знала дочь, и загибала пальцы. По итогу закончила мысль свою: — …четырем языкам? П-хах!
— Где ты четыре-то насчитала?
— Ну, как, — бу́хнула мама и, раскрыв пошире глаза, перечислила, заново сжимая ладонь в почти полный кулак: — Французский, немецкий. Английский, латышский.
— Английский я знаю только на школьном уровне, не более. А латышский не нужен никому, — подметила девушка, наконец отмыла ладони. Она распрямилась, стряхивая с рук капли воды, и сказала: — Сама подумай, кто сейчас в Латвию поедет? Да и, всё-таки, ещё долго в Риге на русском будут говорить. Независимость независимостью, но несколько десятилетий в составе Союза оспорить нельзя.
— В любом случае, — махнула рукой женщина, словно дочь заткнуть пыталась. — Уже можешь научить общаться с лягушатниками и фашистами! Ты думаешь, это как-то твои знания умаляет?
— Мама! — возмущенно вскинулась Анна, на тётю Катю посмотрев так, словно сама была наполовину француженкой, наполовину немкой. — Не говори так!
— А что? — в удивительном спокойствии хлопнула она глазами. — Неправда, что ли? Будто французы жаб не жарят. А немцы ещё долго от войны не отмоются!..
— Французская кухня так богата десертами, а весь мир на этих несчастных земноводных зациклился. А насчёт немцев… Нацисткой Германии уже как сорок пять лет нет, как не существует даже ни ФРГ, ни ГДР. Это другая страна уже, которая, к слову, крайне быстро развивается.
— Господи, — качнула головой мама. — В кого ты такая зануда?
— Только на мой знак зодиака, как Витя Пчёлкин, не сетуй, ладно?
 
— Кстати! — вскинулась вдруг тётя Катя. У Ани от её подскочившего голоса неприятно что-то кольнуло в горле, словно оно простужено было, и руки дрогнули, на груди скрещиваясь, как в защите.
Возникло ощущение, что Князева затронула мимолётом тему, которой избегать должна была.
Мама локтём, чтобы блузу лёгкую Ане не запачкать, подтолкнула дочь к столу. Вдруг в голове у девушки мелькнула ассоциация со столом переговоров, за который в последнее время всё чаще и чаще садились политики.
Тётя Катя к ней подтолкнула чашку с остывшим чёрным чаем в пакетиках. Князеву от такого воротило.
— Что у вас с ним?
— В каком смысле? — нахмурилась Анна от злости и удивления одновременно. Недовольна была, что мама вопросы задавала, какими не интересовалась в школьные годы дочери, но и напугалась; что, вдруг, у неё на лице написано всё? Что Аня Князева чуть ли не впервые за полгода собирается на свидание, какому рада очень, что идёт именно с Пчёлой?..
Мама положила голову на сжатый кулак, пачкая щёку мукой, и протянула выразительно:
— Ну, не прикидывайся! Я же видела, вы на свадьбе у Саши танцевали!
Что-то дрогнуло. Анна на мать посмотрела прямо, надеясь, что в глазах дочери тётя Катя не увидела облегчения. Что, мама только их медленным танцем руководствуется? Больше Князева ничем себя не выдала? Если да, то… это даже смешно.
Можно подумать, что людям, по мнению маминому, прямо как в сказке, достаточно одного танца, чтобы влюбиться друг в друга до беспамятства.
Жизнь — не сказка. Не мюзикл. Неужто мама, взрослый человек, не понимала этого?..
Вот и обратная сторона её излишней простоты. Как на ладони.
Анна рассмеялась ей в лицо, чувствуя, как какая-то часть камня, нависшего над душой, рассыпалась под ногами в мелкую бетонированную крошку.
— Ой, мама! Я пьяная была, и Витя тоже. Да все на свадьбе у Саши набрались здорово! — и, оскал превращая в сдержанную, почти холодную усмешку, уверила: — Это был просто танец. И ничего более.
По шее жар прошелся, как от температуры при лихорадке. Князева врала, конечно, блефовала почти отчаянно. Дальше танца у них зашло, но… говорить о чём-то большем, думать о лишнем Аня даже самой себе запрещала. Наверно, всё более или менее встанет по местам чуть позже — через неделю-другую, край — через месяцок.
А сейчас утверждать что-то было нельзя, строго настрого запрещено. Это табу, которое нарушать не собиралась.
Хотя бы для того, чтобы потом себя по кусочкам не собирать.
Мама в явном сомнении глаза прищурила:
— Ну, не знаю, Анька. Выглядели вы…
Она задумалась, подбирая нужное слово, а у Анны сердце сжалось в ожидании. Примерно так же тесно становилось в районе ребёр, когда она, будучи ещё студенткой, курсовые на «отлично» защищала и, зная о прекрасной сдаче, стояла перед комиссией в ожидании похвалы.
Мама щёлкнула пальцами, вскинула руку, едва дочь ногтями по щеке не царапая, и воскликнула:
— Симпатично! Ты такой тоненькой, хрупкой рядом с ним выглядела, прямо тростиночка, а как уж Витя тебя кружил… Глаз не оторвать прямо!..
— Он ужасно танцует медленный танец, — подметила девушка. Губы изогнулись в усмешке, которую Анна должна была спрятать, но не успела. Мать всё с таким же прищуром, почти что сканирующим, протянула:
— Ну, знаешь, милая моя, совсем не это в мужике главное…
— Мам, у тебя номер Оли есть? — спросила девушка, быстро поняв, в какие дебри тётя Катя пыталась беседу их завести. Нужно было срочно новый разговор начинать, чтобы через полчаса не слушать лекции на тему из серии: «Откуда берутся дети?».
Аня поднялась с места и направилась в гостиную к дисковому телефону. Тётя Катя, всё никак не отмыв руки от теста, пошла за ней, заговорила:
— Вроде как должен быть. Посмотри в записной книжке, она на телевизоре. Если не найдёшь, Тане набери, у неё точно будет…
Князева развязала концы фартука, за которым прятала блузку и юбку в серую клетку, взяла телефон с книжкой, уселась на диван. Полистала маленькие прямоугольные листы, что от времени уже значительно пожелтели, загнулись по краям, и забегала взглядом по строкам.