Княжна (СИ)

От неё пахло какими-то сладкими цветами. Никак не чета табаку, каким у Пчёлы кожа пропахла ещё несколько лет назад.
Витя бы предпринял обязательно попытку снова поцеловать Анну, если бы она не спросила резко, одним вопросом выстреливая ему прямо в лоб:
— Что ты с Андрисом сделал?
Вот так прямо — без «прелюдий», без малейших попыток показаться вежливой. На миг Пчёлкин даже забыл, куда он вывез Озолса, что говорил ему и что велел после «беседы» делать. А потом воспоминания, на миг утерянные, вернулись, накрыли Витю едва ли не лавиной.
— Для начала, привет, Княжна.
— Витя, — отрезала Анна голосом, которого он от неё не слышал раньше. — Мне сейчас не до «кличек» твоих. На вопрос ответь.
— Ух ты, Анюта, — протянул Витя, до последнего оттягивая момент, когда всё-таки придётся Князевой сказать правду. Или хотя бы какую-то часть её, потому что врать бесполезно. Она, вероятно, за километр враньё почует.
— Какой настрой! Что, твой принц рижский не пришел? Расстроилась, поди?
Пчёлкин завёл автомобиль. «Немец» сразу же послушно зарычал мотором, шумом перекрыв возмущенный вздох Князевой. Он боковым зрением заметил, как Аня раскрыла рот и не смогла его закрыть даже через пять секунд. Это чуть позабавило, помогло даже избавиться на какие-то мгновения от скользкого чувства, которому Пчёла никак не мог — и не хотел особо — дать названия.
— Андрис никакой мне не «принц», — сказала Князева и предусмотрительно пристегнулась. Не забыла про правила даже в миг, когда недовольство, которое было бы честнее назвать злобой, сдавило грудь не хуже ремня безопасности. Анна затихла, но через миг поняла, что слова её звучали, как попытка оправдаться, и тогда повторила с запалом, что мог сжечь девушку изнутри:
— И что ты с ним сделал?
Витя выехал на переулок. Помолчал недолго, понимая прекрасно, что дорога до пятого дома на Скаковой будет долгой, — не меньше получаса, на метро бы вышло быстрее даже.
Значит, не сможет отвертеться. Так долго — добрые три десятка минут — стрелки переводить и отшучиваться не в состоянии даже Пчёла, у которого язык, хоть и острый, но не без костей.
Только он, переключаясь на вторую передачу, решил, что до последнего будет оттягивать миг, когда придётся признаться.
«Или, напротив, лучше сказать сразу, чтобы Анна отошла быстрее?..»
— Откуда такая уверенность, что я с ним вообще «что-то сделал»? — спросил Пчёла и выехал на улицу Макаренко. Срезая оттуда, явно бы времени не сэкономил, но с Анной мог и весь МКАД объехать.
Князева его усмешки не оценила, прищуром истинно Беловским на Витю посмотрела и сложила руки, переплетенные в замок, на колени. Вопрос казался риторическим, а в сочетании с фактом, что Аня заметила Андриса и Пчёлкина, уезжающих на одной машине, стал глупым.
— Я вас видела. Ты его увёз.
— Мог просто подбросить до отеля, — пожал плечами Пчёла.
— Какого отеля? — негодовала Анна, едва ли удерживая желание уронить голову на ладони. — Он сразу после прилёта с Риги ко мне поехал, вещи отдавать. Не успел никуда заселиться!
— Так почему ты не рассматриваешь вариант, что я мог ему посоветовать хороший отель?
— Потому что ты говоришь в условном наклонении, — подметила Князева так, что на миг у Пчёлкина пальцы похолодели.
Он проехался на мигающий жёлтый по Макаренко, обернулся на Анну, когда она сказала:
— Ты мог всё это сделать. Но, почему тогда говоришь так, будто не делал?
Говорила прямо как Белов — сурово, но справедливо. Где, вправду, вероятность, что Витя, примеряя роль вежливого москвича, показал латышу лучший по соотношению «цена-качество» отель, а по дороге ещё устроил экскурсию по главным достопримечательностям столицы?
Да нет такой вероятности!.. Потому что Пчёлкин заревновал до невозможности девчонку, которая ему нравилась, которая поцеловать себя не дала, и он на эмоциях увёз нежданного гостя в промзону, в Коптево!
На миг захотелось Ане и сказать всё, как есть, не скрывая ничего.
Витя прикусил язык; если и придётся правду говорить, то… ему время нужно. Хотя бы несколько минут, до поворота на Большой Харитоньевский, чтобы решить, что именно дальше говорить.
 
— То есть, ты считаешь меня виновным в том, что твой «друг» не пришёл?
— Как минимум, ты видел его последним. А как максимум, знаешь время и место нашей встречи, что уже выглядит… интересно, — не смутилась прямого вопроса Аня. Пчёла едва ли не ругнулся себе под нос.
«На самом простом попался!..»
Дьявол. Это плохо очень; по сути, Князева в угол его загнала за минуту разговора. А ведь не должна влиять на Пчёлу так явно…
Но влияет. Умная, привлекательная сентябрьская зануда!..
Анна взгляда не отводила от профиля Вити, не помня, чтобы так долго до этого на Пчёлу смотрела и не стеснялась при этом. В свете заходящегося солнца лицо мужчины казалось чуть более загорелым и румяным, что удивительно ему шло.
Князева ожидала какой-либо реакции на слова свои, но Витя ничего не сказал. Только выдохнул вдруг и, перестраиваясь в другой ряд, положил правую руку поверх её ладоней — жестом удивительно мягким как, в принципе, для рук мужских, так и для самого Пчёлкина. Он чуть огладил подушечкой большого пальца ноготки Анны, а потом ладонью всей накрыл кулаки и подстроился под машину такси.
Князева увидела, как уголок губ Вити чуть дёрнулся вверх, словно кто-то ниточкой потянул его. В дорогом салоне стало чуть душнее.
«Дьявол»
— Вить, — позвала по имени и поняла вдруг, что голос подсел. Хотя не должен был звучать тише!.. От касания Пчёлкина полушепот стал максимумом для её голосовых связок.
Дьявол. Это очень плохо. Он не должен так на Княжну влиять, не должен одним касанием менять в корни настрой.
«Но влияет…»
Анна настойчивей сказала, молясь, чтобы ещё минута держания за руки не выбила из её головы мысли куда более важные:
 — Я же понимаю, что ты знаешь, что с Андрисом. Не молчи, — и почти выдавила жалкое для самой себя: — Пожалуйста.
— Анют, — протянул, будто в усталости, Витя.
Он перевёл дыхание, проговаривая новое враньё, ощущающееся тяжелее всей его авантюры, какую Пчёла с Озолсом совершил.
— Я довёз его до «Комсомольской», а потом Андрис твой свистнул на вокзал. Вроде как, на Ленинградский сел. А я за сигаретами поехал потом. Потом к Саше по работе…
— Ты врешь.
Пчёла обернулся к ней лицом, когда они встали на очередном светофоре, и сам не понял, где что не так сказал, что Анна взглядом похолодевшим его проткнула, подобно шпагой. Сухость сковала горло так, что, вероятно, нёбо пошло трещинами.
Он вздохнул; рука, греющая и без того тёплые ладони Князевой, чуть сильнее сжалась, мелкую дрожь в кончиках пальцев скрывая.
Девушка посмотрела внимательно, словно думала, что Витя оправдываться начнёт, но Пчёла молчал. Вместо слов каких-либо он её брови и скромно накрашенные глаза рассматривал. Тогда девушка, чувствуя, как губы сами по себе становились точно каменными, пояснила:
— Ты до приезда Озолса хотел у меня в квартире покурить. Даже сигарету при мне достал. А потом, когда Андрис пришёл, у тебя весь блок куда-то пропал.
Нет.
Нет…
Нетнетнет.
Сука!..
Вите будто хорошую оплеуху подарили. Пальцы на руле дёрнулись, чуть ли не выворачивая авто вбок, когда он посмотрел на Князеву, проклиная себя за невнимательность, что рядом с сестрой Сашиной достигала чуть ли не максимального своего уровня.
Воздух, проникающий в ноздри, стал казаться отравленным, отчего легкие холодом ошпаривало. Пчёле захотелось тогда, не сворачивая к обочине, не включая «аварийку», лбом к ключицам Анны прижаться, исповедаться у неё на груди, как в церкви, в которой уже много лет не был.
Рассказать всё, как есть, чёрт возьми, и надеяться лишь на прощение за дурость свою. Поведать всё и успокоиться, только почувствовав руки Ани на своих волосах, которые поглаживающими движениями в пряди зарывались. Успокоиться, услышав её шепот мягкий.