Княжна (СИ)

Лишь когда рука Ани его пальцев с хлопком коснулась, он понял, что спокойнее было бы ему, если б Князева о подобной славе Петербурга не слыхала. Ей-то это всё к чему…
Ладонь Анину Пчёлкин не отпустил. Продолжил на колене у себя держать, большим пальцем в какой-то задумчивости прокручивая камешек серебряного колечка на указательном пальце. От крема с маслами ювелирия послушно скользила по фаланге.
Она чуть помолчала. Наивно Витя думал, что короткий внезапный допрос кончился. Но Князева, видно, даже ещё не размялась.
— Так, и в чём я не права? — свела брови к переносице Анна. — Если здесь и клиентурой в других городах можно обзавестись, и местным кокаин продать, то отчего родные Фархада решили бежать? Тем более, с их горячей восточной кровью… Вообще не вяжется.
Князева чуть корпус наклонила, чтоб Вите в лицо заглянуть, и задала явно риторический вопрос:
— Так просто смирились с убийством? Мало того, что с «арены» ушли — так и никак за Джураева не собрались мстить?
Мужчина мысленно дёрнул щекой, скривился; кисло, очень кисло складывается.
Вот этого Саня не продумал.
Походу, Белый при полете из Душанбе в Москву устал, раз, продумывая «легенду», упустил такую деталь. И, вроде, Сашу тоже не обвинишь — и не совсем на поверхности лежала такая… «мелочь», что дойти до неё вышло бы не сразу…
Хотя, может, Белов специально такую дыру оставил? Решил, что Ане, перепуганной до параноидального желания оглядываться по сторонам каждые три секунды, — а по описаниям Вити сестра такой Саше и казалась — хватит лаконичного «всё сделали, как Бек хотел, тебя не тронут, за нас не беспокойся».
Но Князевой этого оказалось мало. И, может, в день Ваниного крещения она промолчала, думая, и двенадцатого октября домой пришла, почти сразу в усталости рухнув в кровать, что могло показаться — смирилась.
Только через двое суток Аня всё-таки собрала картину воедино и поняла, что что-то не сходилось. Будто частички пазла, похожие по цвету и рисунку, пыталась соединить воедино, но крючочки мозаики друг к другу не подходили.
А этого Анна не могла допустить. Хотя бы из-за чувства долга перед самой собой.
Витя большим пальцем снова провел по кольцу, какое Аня сама купила на первую заработную плату главного помощника режиссёра. С щелчком в черепной коробке, что пришелся вровень на щелчок языка, Пчёла хмыкнул ей:
— Восток не только горячей кровью славится. Ещё и мудростью, Ань. Люди эти поняли, что лучше не рыпаться.
— Не рыпаться вообще? Или конкретно сейчас?
— Ого, — быстро сообразила!.. — Растёте, Анна Игоревна.
— Мне есть, с кого брать пример, Виктор Павлович, — усмехнулась девушка и сама руку ему сжала. Князева вбок наклонила голову, подушечкой большого погладила его указательный.
Ещё ближе наклонила лицо, словно думала голову на грудь мужчины положить, но удержала ту на весу, когда поняла, что Витя промолчал. И тогда голосом искусителя, сидящего на левом плече, уточнила:
— Так и? Наркотики с Душанбе вообще не появятся больше в столице? Или только… через время?
Если б Аня умела мысли читать, то увидела бы перед собой, как на ладони, сомнения Вити, разложенные по двум чашам весов. На одной стороне — сладкая ложь, что родные Фарика в Москву не сунутся больше, и Бек продолжит строить в столице кокаиновую монополию. На другой — правда, что Ане может понравиться, а может показаться суровой.
И по истечению пары секунд размышлений, идущих с самого, наверно, того дня, когда Князеву увидел в кабинете у себя, весы вышли из равновесия. Стало ясно то, что до того момента казалось чем-то туманным, размытым и непонятным.
«Плевать» — решил Пчёлкин и на выдохе резком, с которым обычно замахиваются секирой над чьей-то головой, сам к Ане развернулся лицом. «Она всё равно узнает. Даже если отмолчусь сейчас — меньше, чем через сутки, от сук ничего не останется»
«Так и зачем мне ей врать?»
— Послушай меня, Анют, — проговорил он серьезно, что самого себя удивить смог. — Только внимательно. Не перебивай, ладно?
Девушка посмотрела уж очень прямо. Ненадолго мысли из Витиной головы пропали, но, вернувшись, выстроились в ровный ряд. Пчёлу это обрадовало; не пришлось бы тратить время, драгоценные секунды, на попытку всё воедино собрать:
 
— Если правду хочешь знать, — и пальцем ткнул ей во впадинку между ключиц, где обычно болтались серебряные Анины подвески. — То скоро поставки через Таджикистан возобновятся.
Анна почти спросила: «Как так?». Как же угрозы Бека? Не попадает ли она вместе с родными Фархада и всей бригадой своей под пресс московского наркодилера, раз Саша «против» решил идти? Но вспомнила о просьбе молчать и послушно прикусила язык — как Витя и просил.
Она губы поджала так, что кожаная плёнка на них опасно натянулась, грозясь порваться и нарушить идеальность завтрашнего макияжа.
— Бек и правда человек в криминальных структурах далеко не последний. Но и мы, Анют, уже давно не сопляки, которые зелень стряхивали с точек на Рижском рынке.
Сказал с какой-то гордостью и ностальгией одновременно. Аня эмоции его понимала и разделяла — вероятно, все до последней. С толикой едва заметной тоски перевела дыхание, головой прижалась к плечу Вити, посмотрела на мужчину снизу.
А Пчёлкин, взяв ладонь её в свою, помассировал пальцы; рука Ани в его руке скользила от крема. Чуть приукрасил правду, словами двоюродного брата Князевой обелил:
— Белый не рассматривал других вариантов, кроме как с наркошами разобраться. Они ему друга убили, Аньк, сама, наверно, понимаешь, это более, чем весомо. Да и я… — замялся меньше, чем на миг, на самую маленькую долю секунды, что только была известна, и выдал:
— …мирно вопрос решать не хотел.
Князева ещё сильнее губы поджала. Частички пазла сменили края, сходясь воедино, в картину, о которой догадывалась, и на одно сердечное сокращение Аня лишилась дыхания.
Она голову приподняла, взглянула на мужчину из-под ресниц прямых, и отчего-то почувствовала себя такой хрупкой рядом с ним…
Хотя понимала, что должна была оставаться сильной; только такой и могла быть возлюбленная криминального авторитета.
— Ты из-за меня?..
— Да.
Аня аж удивилась, как быстро и уверенно Витя ответил. Будто она спросила у него о вещи, которая была известна и ясна людям, жившим ещё задолго до них с Пчёлой – эдакое незыблемое правило, аксиома.
— Уверен?
Пчёла на неё посмотрел так, что Анна осознала — задела. Конечно, не со злобы, не специально, напротив, лишь уточнить хотела. Но вопросом своим Князева будто пощечиной звонкой, оглушающей на оба уха сразу, наградила.
Когда ладонь поверх руки Аниной положил, когда сразу же потом за подбородок девушки взялся, к себе разворачивая, показалось, что в местах, где их тела друг друга касались, особенно сильно бил по венам пульс.
— Ты думала, что я стерплю «установку» от паскуды этой?
Голос — ночной песок, горсткой зачерпнутый с пустыни Намиб. Холодно и сухо звучал тон Вити. Анна вздрогнула на рефлекторном уровне, хотя и знала, бояться ей нечего.
Пчёлкин на Аню бы не взъелся — ни за случайно смороженную, не свойственную Князевой, глупость, ни за серьёзный прокол, каких девушка и не совершала особо. Оттого она взгляда не отвела.
Напротив, внимательнее в лицо Витино заглянула, ощущая себя той самой княжной, как её Пчёла называл, за спокойствие которой головой отвечал верный рыцарь.
Витя дёрнул уголком губ, едва сдерживаясь, чтоб за крест, висящий на груди, не взяться в клятве, и проговорил:
— Я, Ань, ещё тогда, когда ты рассказала мне всё, думал их голыми руками убивать. Трясло… — качнул головой. — Пиздец, вспоминать не хочется даже. Правда, уж думал в тот же день бригаду созывать, чтоб сук на их же территории перестрелять.
Она слушала его внимательно; под сердцем что-то скрежетало, как лезвием катаны. Примерно такое же бывало, когда Анна, заходя в гости к Ольге, которая на тот момент ещё в положении была, сталкивалась в дверях квартиры на Котельнической с Сашей, по телефону решающего какие-то «проблемы» в Америке. Летом девяносто третьего Князева даже дышать боялась, слыша, как расхаживал за стенкой двоюродный брат и что-то очень громко и недовольно предъявлял безликому «Кешке».