Княжна (СИ)

 Анна снова вздохнула-выдохнула. Сердце местами поменялось с мозгом и пульсом отдавало то в горло, то в виски.
Всё то время, что она неслась с театра, в котором с декабря девяносто второго года занимала должность правой руки театрального режиссёра, голова гудела набатом. В уши отдавал гул собственной крови, когда Князева сняла трубку и узнала от матери о преждевременных родах Ольги; когда кинулась из «Софитов», чуть ли не силой расталкивая людей, в предчувствии Ельцинского переворота кинувшихся на улицы; когда тряслась в метро, одна ветка которого экстренно блокировалась вслед за другой, и просила только, чтобы успеть. Успеть, не попасться патрулю милиции за две-три станции до Коньково, не загреметь в ближайшее СИЗО до момента, когда политические игры кончатся!..
Успела. Теперь голова не ощущалась никак вообще. У Князевой её будто не было.
Она вздохнула опять. Чувствуя на лице пыль, высохшие слёзы волнения, девушка провела рукой по щекам; Князева успела, приехала до того, как все дороги перекрыли, но всё-равно чувствовала себя опоздавшей.
Села на низкий диванчик и приготовилась ждать.
Чего? Анна сама не знала.
Мысли не хотели собираться в единый поток, они постоянно разбегались; девушка думала о работе своей и об Ольге, начавшей рожать раньше положенного срока, о событиях, эпицентр которых разворачивался прямо в центре Москвы и о мужчине своём.
Чертов водоворот событий закручивался слишком сильно, почти смертельно. Так, что было даже не вздохнуть.
Князева запрокинула голову к потолку, закусила в боли губу. Было бы проще, если бы она потеряла сознание, а пришла в себя, когда все проблемы бы решились. Хотя это и сюр. Небылица. Фантастика.
Ничего не решается само по себе. Только с собственной поддачи. И то не всегда.
Девушка дала себе какую-то минуту, чтобы собраться, попытаться перестать коротать время, сидя без дела в частном роддоме, а потом всё-таки снова перевела дыхание — как перед погружением на глубину. Достала из сумки, которую Пчёла дарил ей на прошлый Новый Год, крупную телефонную трубку.
Пальцы с трудом, но попадали по цифрам, которые слагались в лёгкий номер телефона Тамары Филатовой.
 Анна нажала на кнопку, с которой уже стёрлась иконка зелёной трубки, и прижала телефон к уху. Сердце, какое, согласно законам анатомии и физиологии, после спешного побега со станции метро должно было уже замедлить пульс, вернуться в относительную норму, по рёбрам билось с таким же напряжением, как и до того.
Ничуть не проще. Ничуть не медленнее.
— Алло? — отозвалась наконец трубка высоким — и по привычному тону, и по волнению — голосом Тамары. Князева вздрогнула на минуту, не веря, что дозвонилась-таки, а потом колено сжала.
— Том, привет, это Аня, — представилась, и тогда предательски воздух кончился в лёгких. Не знала вдруг, что дальше говорить.
Спрашивать, как там у Филатовой дела? Знает ли об Ольге, её ранних родах? Будет ли приезжать? Не слишком ли громко в квартире Валеры, расположенной в доме через три квартала от Дома Советов?
Голова от обилия мыслей чуть не взорвалась, подобно гнойнику. Всё бред, всё не то, не так…
— Привет, — отозвалась супруга Фила; отчего-то за шумом глупостей, которым тесно было в черепе, Анна точно услышала, как стукнули по полу каблуки Тамары. — Ты у Оли?
— Да, — кивнула девушка, на миг забыв, что подруга не увидела бы этого бесполезного движения головой. — А ты… знаешь?
— Знаю, — вздохнула в тяжести Тома; туфли на шпильке — тонкой-тонкой, на которой едва ли можно было удержать равновесие — рухнули с ног Филатовой, судя по глухому стуку. — Мне Катя звонила, пока её везли…
Князева опять кивнула, заново забылась, что Филатова лица её не видела. Но то, наверно, даже хорошо; не стоило Томе быть свидетелем шаткого Аниного самообладания, какое, если бы пропало, всё в радиусе десяти километров погрузило бы в кромешный мрак.
Такой, в сравнении с которым смог от пальбы у русского Белого Дома показался бы туманом.
— Ясно, — сухо кинула девушка голосом не менее живым. Она кинулась взглядом по приёмной роддома, ища кулер. Сама спросила, в старании подбирая правильные слова и формулировки:
 
— Ты… как там? Ты в безопасности?
— Я-то в норме, — со спокойной злобой, если такая существовала, кинула Тамара. — Кто меня тронет-то дома?.. Охрана на первом сидит, не пускает никого в подъезд, кто с жильцами пытается заскочить. Ключи у всех входящих требует показать.
Князева спросила коротко, но ясно:
— Очень громко?
— Терпимо, — признала жена Валеры, вероятно, дёрнув щёкой. — У меня окна не на Арбат. Сижу вон в квартире, новости смотрю…
Анна вздохнула глубоко, представляя, как, на самом деле, сильно Тома лукавила.
За два года её общения с Филатовой Княжна смогла понять, что возлюбленная Валеры больше всего боялась неясности грядущего будущего. А оно, по обещаниям чинуш, чьи толстые морды от обилия дорогой еды уже не влезали в объективы камер, должно было стать крайне непростым.
Аня бы привирала серьёзно, если бы говорила, что её происходящее не волновало, но отчего-то у девушки был ко всему творящемуся в стране какой-то холодный интерес; Пчёлкин называл это интересом крупье, раздающим карты игрокам в покер.
А Тамара не такая, как Князева. И точно не такая спокойная, как равнодушная в своей аполитичности Оля. Филатова зачастую тряслась, стоило какому-нибудь новоявленному депутату выйти в эфир с «экстренным» обращением к народу, когда одна из подруг слушала, усмехаясь ядовито, а вторая закатывала глаза и переключала телеканал.
И Князева была готова половину от содержимого своего кошелька поставить на то, что в день штурма Дома Советов Тома так же, как и при любом другом политическом замесе, сбросит звонок, когда с Аней договорит. А потом с ногами сядет на диван и уткнется взором в прямоугольник телевизора до тех пор, пока танки не обстреляют весь Белый дом.
Хотелось бы спросить, кому все эти игры были выгодны. Но Князева об ответе догадывалась, а очевидные вещи вслух говорить не любила.
— Том, ты… Не слушай радио вообще, — попросила Анна, зная, что подруга с огромной вероятностью ослушается. И проговорила тогда в старательной попытке рационально Филатовой всё объяснить так, чтоб она всё-таки подумала над выключением любых источников информации.
— В любом случае, ты лучше себе не сделаешь. Только сильнее переживать будешь. А это вообще ни к месту; явно без тебя стрельба у Советов кончится.
На миг в трубке стало так тихо, что даже потрескивания, с какими перегружались телефонные сети, оказались не слышны. Князева сжала кулак вплоть до хруста фаланги большого пальца, прижала его ко рту в жесте, характерном Вите.
Какие-то его вещи вошли в привычку и у самой Ани.
— Я постараюсь, — на выдохе пообещала Филатова. Почти искренне, почти правда; тон Томин стал для Князевой чуть ли самым теплым солнечным лучом, заставившим улыбнуться — хоть и самыми уголками губ, но душевно.
— Ань, ты прости… Но я не смогу вырваться к Оленьке.
Князева это уже поняла. Да о чём было говорить? Ведь сама Аня, приехав почти на окраину Москвы, выбежала из вагона метро за какие-то минуты до полной блокировки оранжевой ветки.
И, раз закрывались дороги, не ведущие толком в центр, где самые события разворачивались, то ближайшие к Арбату переулки и улицы как час уж точно были перекрыты.
— Не смей винить себя за это, Тома, — приказала Аня. — Ты же ни при чем. Это всё обстоятельства. Так сложилось…
— Всё равно нехорошо получается, — проскулила Тамара, и девушка, веки опуская в тяжести, снова её поняла. Слишком хорошо поняла.
Всё-таки, именно Филатова много времени проводила с Беловой, пока она носила под сердцем ребенка — вместе с Олей она ходила по врачам, в поддержке зажимая руку Сашиной супруги, но не смогла присутствовать в самый важный момент.
Момент, наступивший слишком рано.
Конечно, обидно. И ей, и, вероятно, Ольге.