Княжна (СИ)

— Так, а я, что, бабка какая-нибудь, чтобы меня в протестах зажимали? — в ответ кинула дочь и отмахнулась сырой мыльной ладонью от пальцев тёти Кати. — Меня политика интересует лишь в теоретическом своём проявлении. По митингам я не ходила и не планирую.
— Да кто тебя спрашивает? — снова повышая уровень недовольства в голосе, прошипела мама. — Ты мимо случайно пройдешь, а милиция за мародёра примет и кинет в обезьянник.
— Какие слова! От племянника наслушалась?
— Так, Анна! — уже прикрикнула тётя Катя, недовольная словами и позицией дочери. Аня сдержала усмешку, в последний миг напрягая щёки; она знала, что у матери аргументы кончались, раз на крик перешла, что сейчас по кругу начнёт старые доводы повторять, но всё-равно вздрогнуло что-то внутри в такт зычному оклику.
Неприятный холод прошёлся по плечам вентиляционным ветром.
— Заканчивай, — на выдохе произнесла мама и снова излюбленным жестом вскинула указательный палец к лицу Князевой. — Ты злиться можешь, — хотя я и не знаю, на кого обиду держать собралась — но сейчас ты всё-равно не исправишь ничего. Ты уже в Москве, уже на свадьбе у Белова, который давно в криминале завязан. И из этого дела Сашу один твой бзик не вытянет. Но помни, что несмотря на все темные делишки, Сашка для тебя братом двоюродным остался. И, к слову, ждал тебя так, что… мама не горюй! Да и беспокоится он за тебя… Не ясно, во что Рига выльется. Точно уж денег не возьмёт, если это тебя спасёт от зарождающихся там беспорядков.
Анна сжала крепко руки на краях раковины, душа желание ответить матери на каждый её довод. И когда она успела стать такой спокойной, почти толстокожей к криминалу? Как получается так вести себя, да ещё, по всей видимости, и тётю Таню на пару с Беловым за нос водить?..
— Давай, прекращай, — сказала тётя Катя уже совсем другим голосом, голосом любящей матери, который Анна слушала… относительно часто. Князева сделала глубокий вздох и чуть слюной не подавилась, когда мама поцеловала её коротко в оба плеча поочередно.
— Пошли, нехорошо получается, правда. Поешь, выпьешь и, того гляди, легче станет. Может, потанцуешь с кем ещё.
Девушка снова подавила усмешку, какая могла изогнуть губы в улыбке акульей; можно подумать, что красное полусладкое и форель под лимонным соком могла от переживаний избавить. Анна вовремя прикусила язык, чтобы не сказать, что танцевать с уголовниками не планирует. Опустила голову и смыла, наконец, пену.
Мама снова потрепала по плечам, едва не сминая объёмные рукава платья любимого, и прошелестела:
— Давай-давай, Анька, в такой день злиться нельзя.
Князева всё-таки старалась вторую половину свадьбы в руках себя держать и на губах хоть какую-то улыбку строить — хотя бы для того, чтобы, действительно, не испортить настроение Ольге. Было непросто, потому что мысли изнутри пожирали, — почти с такой же остервенелостью, с какой гости поглощали гарниры, мясные нарезки и многое-многое другое съестное, стоящее на столах — да и взгляд матери буравил, вися на плечах Анны почти что каменной глыбой. Но, вроде, дядьки в атласных рубашках, с часами огромных циферблатов на запястьях, на девушку больше не косились с подозрением.
Значит, она с задачей своей справлялась.
Перед подачей десерта тамада объявил о танцах. Бо́льшая часть приглашенных встретила это объявление с радостным гулом, повставала с мест и направилась прыгать под «Комбинацию». Тогда Анна выдохнула почти расслабленно — «Хоть немного отдохну от этих бандюганов!..» — и налила себе новый бокал вина, едва ли не заполняя до краёв. По этикету столько, правда, не наливали, но о примерном поведении в обществе тут, видимо, не особо волновались.
Князева цедила красное и вдруг почувствовала, как обожгло алкоголем желудок. Так обычно бывало, когда натощак пила, но изжога эта Анну не злила. Наоборот, жар расслабил; эйфория от алкоголя, выпитого до этого и выпиваемого тогда, накатила медленной, но сильной волной четырёхбального цунами.
Аня на танцпол смотрела в попытке увидеть кого-то из своих знакомых среди танцующих, но идея вышла провальной. Бандиты и бандитки смешались перед глазами Князевой в одну толпу, из которой девушка не смогла взором выцепить ни Коса, ни Фила, ни Пчёлкина. Сами Беловы сидели в самом центре зала, за своими местами, перешептывались о чём-то личном и явно не публичном.
 
Ольга тихим хохотом отозвалась на какие-то слова Саши, который перед её лицом потряс ключами от новой квартиры — вероятно, шикарной дорогущей студии в сотню квадратных метров — на Котельнической набережной. Анна эту местность помнила примерно; они с классом на выпускной альбом туда ездили фотографироваться. Там красиво, Москва-река чуть ли не во весь горизонт простирается…
Белов Олю за шею схватил и утянул в новый поцелуй. Жена засмеялась ему прямо в губы, но обняла за плечи, не отсоединяясь от Саши.
На душе у Анны стало как-то тоскливо. Что чувствовала Ольга, когда о делах Белова узнала? Ведь явно не в неведении находится, понимает, кому сегодня в ЗАГСе «да» сказала. О чем она думала, когда Саша перед ней на одно колено встал, когда кольцо, купленное на деньги от рэкета, на палец Суриковой надел? Была ли Оля спокойна? Может, с ума сходила от страха? Или не понимала, что все происходящее с ней действительно творится?..
— Княжна, так долго на новобрачных пялиться будешь — и люди подумают, что ты завидуешь.
Знакомый голос раздался из-за спины. Хотелось дёрнуться, оборачиваясь, но Анна нашла в себе силы кинуть почти спокойный, ровный взгляд через плечо.
Лицо Пчёлкина скрылось за мелкой сеточкой её рукава.
Витя ей улыбнулся так же, как улыбался на протяжении всего дня её приезда в Москву: сдержанно, но почти что искренне. Хотя, в миг, когда в желудке у Пчёлы плескались ви́на и другие алкогольные напитки самой разной крепости, вероятно, сдержанности во взгляде Вити не было. Только какая-то лёгкая заторможенность, характерная всем пьяным.
Может, Анна сама такой со стороны казалась. Потому не осуждала.
С другого конца стола, сложенной буквой «П», кто-то открыл очередную бутылку шампанского, отчего женский голос отозвался коротким вскриком, перерастающим в смех. Князева на слова Вити никак не ответила; какие-либо остроумия в голову не лезли, а сказать о настоящих своих мыслях Аня не собиралась.
Потому что сказать что-либо Пчёлкину значило сразу всем его друзьям сказать о переживаниях. В таких случаях можно было сразу в рупор говорить, чтобы не утруждать Витю по нескольку раз повторять узнанное.
Но решила, всё-таки, не молчать, и напомнила:
— Я говорила обращаться ко мне по имени. Мне эта «кличка» не нравится совершенно.
— «Клички», Анюта, у собак и кошек. А у тебя это «прозвище».
— И прозвища не надо. Мне имя не для того дали, чтобы меня потом «позывными» кликали.
— Какая ты грозная! — вскинул руки в шуточной капитуляции Пчёла. Анна усмехнулась в ответ, отмечая мысленно 1:0 в свою пользу, и снова вина глотнула.
Потом на Витю посмотрела, как он всё так же руки держал взброшенными. У него ладони даже казались крепкими. Наверняка, такие руки умели быстро перезаряжать оружие, эти ладони не раз оглаживали женское тело, а пальцы ещё в восемьдесят восьмом году пропахли никотином до самых фаланг.
«Интересно, на его запястьях наручники были? Он попадался милиции? Ловили их с поличным на рэкете и крышевании? Или им всегда удирать удавалось?..»
 «Так. Хватит»
Князева отвела взгляд от рук Пчёлкина, который на неё смотрел с кроткой улыбкой и блеском в глазах — вероятно, за него стоило благодарить пятизвездочный коньяк. Анна посмотрела на танцпол, вдруг опустевший в разы. Заметила, что многие серьёзные дяди, почти синхронно зажимая сигареты меж челюстей, направлялись к крыльцу курить, а остальные гости вернулись на свои места, чтобы попить, дыхание перевести.
На танцполе только парочки остались, покачивающиеся из стороны в сторону под медленный танец. Тамада — веселый мужичок с длинными волосами, которые, вероятно, мог заплести в косички — заговорил громко в микрофон, почти перекрикивая романтичный мотив: