Искусник (СИ)

Мини-терминал полетел на пол, плавясь, разбрызгиваясь, испаряясь… Лишь странный едкий дух загулял по разгромленной комнате.
– Врублевского жаль, – пробормотал я, трудно свыкаясь с мыслью, что враг повержен. – Хороший дядька был.
– Может, личность еще восстановится…
– Может, – я подхватил карабин, вспомнив о брутовской «шобле». – Побудь здесь, ладно?
Девушка внезапно разревелась, и кинулась меня обнимать, причитая:
– Антоша… Антошечка…
Я стоял, принимая Лидины ласки, и напоминал себе того самого героя-одиночку: в правой – ствол, в левой – красотка…
– Всё кончилось, Тошечка… – всхлипывала девушка.
– Всё только начинается, – заворковал я и ляпнул: – Выходи за меня!
Там же, чуть позже
«Козлик» вывернул на МКАД и Еровшин, отстоявший себе переднее сиденье, морщил лоб, соображая, где именно съехал Пухначёв, куда подался?
– Товарищ майор! – с заднего сиденья просунулся шустрый радист, чьи модные лохмы обжимали наушники. – Из Садового сигнал: там стреляют!
– Далеко это? – вскинулся Роман Иванович.
– Да рядом почти.
– Поворот скоро, – кивнул обстоятельный водитель.
– Жми!
Движок «УАЗика» выдал всю мощность, и советский джип, подпрыгивая на выбоинах, чтобы соответствовать прозвищу, понесся по съезду, вписался в поворот, минуя фундаментальный забор складского хозяйства.
– Щас налево!
«Козлик» вынесся из тени сосен, сворачивая к домам.
– Тормозни! – Еровшин заметил мотоцикл с коляской и нервно расхаживавшего участкового. Видимо, блюститель ожидал усиленный наряд. Высунувшись из окна, майор крикнул: – Где стреляли?
Молодой милиционер мигом оживился, подбежал и затараторил адрес.
– Жди здесь, лейтенант, чтоб штатские под раздачу не попали!
– Есть!
– Гони!
У Романа Ивановича еще раз что-то екнуло, стоило ему заметить на стоянке серую «Ладу». Номер совпал.
«Та-ак… Не в пустой след!»
На искомой улице обнаружились сразу два транспортных средства – черная «Волга» и бледно-оранжевый «Москвич».
– Танцуем!
Еровшин, изображая выпившего, приблизился к черной машине, крутя в пальцах папиросу, и замычал просительно:
– Ог-ньку не найд-ца?
– Отвали, папаша! – нервно ответил парень в костюмчике.
В следующую секунду спецы от «Вия» схомутали всех троих и уложили мордой в зеленую травку. Только грубияну, не уважившему пожилого человека, не подфартило – его простецкое лицо сунули в коровью лепешку. Зато – свежайшую.
Еровшин приблизился к калитке. Водитель из группы «Вия» дернул рукой в предостерегающем жесте – и смял движение. Не штатский, чай.
Во дворе стояла тишина, хотя пороховым дымком попахивало изрядно. Окна дома и флигеля напротив изрешечены, стекла – мелкой россыпью.
Майор сделал шаг, сам себе напоминая огромного кота, и тут, скрипя осколками, на крыльцо вышел Антон. За ним показалась девушка, и мужчина древним жестом защиты прикрыл ее, тут же вздергивая ствол охотничьего карабина.
– Свои! – вскинул руки Еровшин.
– Роман Иваныч! – облегченно воскликнул Пухначёв.
Девушка тут же храбро выступила вперед.
– Это Врублевский меня похитил! – отчаянно заявила она. – Его «шестерки» на черной «Волге»! А сам он – шестерит на Подгорного! А я была приманкой для Антоши! Я не знаю, зачем Врублевский хотел убить Антона… Он сейчас там, – Лида мотнула растрепанными волосами в сторону дома. – Валяется!
– Живой? – прищурился Еровшин.
– Живой, но… Да вы сами гляньте!
Зрелище было отвратное.
– Вот что, – голос майора прибавил энергичности, – скоро здесь будет милиция. Из чего стрелял Врублевский? Из твоего «ТТ»?
– Все-то вы знаете… – проворчал Антон, кривя губы.
– По службе положено, – усмехнулся Еровшин. – А карабин чей?
– Мужа моего! – вставила Лида. – Бывшего.
– Карабину лучше исчезнуть, а «тэтэшник» пусть остается, как вещдок. Твои «пальчики» на гильзах есть?
Антон мотнул головой.
– Тогда уходим!
– А зачем вы мне помогаете? – прямо спросил художник, резво задергивая молнию на чехле «Тигра».
– Ну, во-первых, ты нормальный парень, – прямо ответил чекист, подбирая гильзы. – А во-вторых… Давненько я в Вашингтоне не был! Хочется, знаешь ли, проехаться по местам боевой славы…
 
– А-а… – обрадовался Пухначёв. – Так и вы с нами?
Еровшин развел руками, признавая его правоту, и полюбопытствовал, с хитринкой щурясь:
– А с нами – это с кем? С Леонидом Ильичем?
– С Лидией Васильевной! – Антон нежно притянул к себе девушку. – Куды ж члену советской делегации без законной жаны?
– Никуды! – тряхнула волной волос Лида и просияла счастливой улыбкой.
Верховья Палео-Волги, 28 тысяч лет до н. э. Полдень
Пошатываясь, Брут встал на четвереньки и выпрямился, хватаясь за хилое деревце. Вокруг простиралась тундростепь – холодный ветер клонил траву широкими разливами и, чудилось, это серо-зеленое море волнуется, уходя далеко на север, где по всему горизонту протягивалась белая лента ледника.
Федор сразу понял, что бледное сияние над северным окоемом исходит от колоссальных пластов льда. Догадаться помогли горбатые фигурки мамонтов – мохнатые исполины с закрученными бивнями паслись на фоне искристых ледяных утесов, отекавших влагой. Солнце пригревало с синего неба, но всей его лучистой силы хватало лишь для того, чтобы напустить редкого белесого туману, размывавшего дальние виды.
Брут нервно ощупал себя – руки бугрились мышцами, шея головы шире… Размах плеч прятала куртка из выделанной шкуры оленя. Крупный бисер из мамонтовой кости рядками покрывал ее вдоль и поперек. Длинные космы волос уминала меховая шапочка, на ногах – кожаные штаны с мокасинами, сшитые заодно, как ползунки.
«Мы так не договаривались…» – потянулась дурацкая мысль.
За спиной шумно засопели, и Федор шарахнулся в сторону, путаясь в траве, как в силках. Прямо на него, выбираясь из промоины, перло лохматое чудище – шерстистый носорог, заросший жестким бурым волосом. Покачивая огромным, похожим на плавник акулы рогом, зверюга потопала себе мимо – маленькие глазки в упор не видели человечью мелюзгу.
Брута забила крупная дрожь. Ноги подкосились, и он рухнул на колени, заколотил кулаками по кремнистой почве – шок проходил. Пересаженная личность все полней, все кучней заволакивала мозг реципиента, обнуляя чужую память.
– Нет! Нет! Не-ет! – Федор рычал, срывая голос.
Рука ушиблась о твердое, но это был не камень. Поскуливая, Брут поднял «свое» копье – гладкое, желтовато-белое, из выпрямленного бивня мамонта. Лишь посередке оружие покрывала, виток за витком, узкая кожаная полоска – для надежного хвата.
– Гхор! Камо храдэ? – зарокотал недовольный голос.
Огромный человечище в богато отделанных кожаных одеждах потряс копьем, гневно взирая на Брута, и вытянул оружие, как указку, в ту сторону, откуда вставало светило, выкатываясь в небеса.
С востока наплывал тяжкий гром, а над степью клубилась пыль, вихрясь вместе с ошметками трав. Земля мелко затряслась, и хлынула лавина – миллионное стадо бизонов неслось по разнотравью, топоча копытами и качая косматыми головищами.
Волна удушливого животного жара и зловония накрыла Брута. Оцепенелый, он лишь водил глазами, провожая громадные туши, сливавшиеся в один исполинский сверхорганизм.
Стадо редело. Мыча, по развороченной, унавоженной земле рысили отставшие быки и коровы. И вот тогда из овражка, как чертики из коробочки, выскочили ловкие охотники. С копьями наперевес они набрасывались на изнемогших животин, и те рушились на скудную, дымившуюся смрадом почву.
«Я. Здесь. Навсегда!» – содрогнулся Брут, не вставая с колен – и завыл, отчаянно, с низковатыми и хриплыми переливами. Через три удара сердца ему ответили – вдали подняла вой стая Canis dirus – «ужасных волков»…
 
– Боже! – исторг Федор вопль, одичало пялясь в вышнюю лазурь. – Господи! Спаси! Верни! Боже-е!