Люди государевы
Войдя в избу, Бунаков в нетерпении спросил Бурнашева:
— Сказывай, что привез от Коки!.. Для чего он своих людей к нам ни с какими вестями, ни с торгом не присылает, нет ли какой шатости от его белых калмыков, не замышляют ли контайшины черные калмыки набеги на русские города и его улусы?
— Как прибыли мы к Коке, то пожаловали ему мёду, вина и два портища чермного аглицкого сукна, то он всё принял и на наши вопросы все отвечал…
— Против Осипа говорил ли какие слова?
— Кое-что говорил, однако о том, что князь Осип контайшу просил вместе воевать Коку, о том не сказывал… Однако, как ты велел, мы порожний лист привезли, на коем Кока за неграмотностью руку приложил по-своему — лук, то его знамя, а брату своему Суртаю, который грамоте умеет, велел руку приложить в свое место по-калмыцки…
— Вот и ладно! Захар, — обратился он к Давыдову, — бери чистый лист и пиши начерно статьи, кои после перепишем в подписанный Кокой и Суртаем лист… Пиши в первой статье, что Осип запрещал торг русским людям, остякам, татарам и белым калмыкам, грабит их, в тюрьму сажает и кнутом бьет и живот вымучивает…
Бунаков в задумчивости заходил по избе и продолжил:
— Далее пиши, что в грамотке своей к контайше, правителю черных калмыков, непристойными речами пишется, называется братом государя-царя…
— Тут можно писать, будто хан посылал к Коке своего человека Чюлыма-Кутугура, Карагаева сына, узнать, верно ли Щербатый брат царю… — вставил Тосмамет Енбагачев. — Знаю такого человека!..
— Допиши, — согласился Бунаков. — Напиши, что в той же грамотке князь Осип предлагал контайше вместе идти на Томск и вместе воевать Коку, а тот слыша такие вести, побежал вверх по Оби в Катунь…
— Можно писать, что князь хотел бить кнутом и повесить посла Коки Базыбекова, когда тот приезжал справиться о здоровье государя! — поднял голову от листа Захар Давыдов. — Был такой посол в прошлые годы…
Бунаков согласно кивнул и добавил:
— Пиши далее, что Осип подозвал Сакыл Кулина войною на теренинцев, наших ясашных…
— Илья Микитович, надо бы отписать, отчего ранее Кока нашим послам не говорил, что Щербатый стакался с контайшой, — посоветовал Бурнашев.
— Напиши, потому не писал, что Немир Попов приезжал лишь с торгом, а такие послы князя, как Гречанин и Вершинин, лишь отгоняли его от царской милости… Добавь, что с торгом не приезжал, ибо Щербатый грозил вешать и грабить телеутов, а не токмо русаков… Напиши, что Кока отговаривал контайшу от похода на Томск, говорил ему, что братом царя Щербатый худо называется…
— Иван Микитович, давай напишем про тебя, что ты добр, насильно ничего не отбираешь и послы от тебя смирные, худа никакого не говорят, смуты не делают, — сказал Федор Редров.
— Ладно, пишите, — махнул рукой Бунаков.
Дождавшись, когда Неудача Жаркой перенес начисто с черновика на лист, подписанный Кокой и его братом, посольство Бурнашева не спеша двинулось в Томск. В съезжей избе они вручили статейный список ответов Коки Бунакову, который вернулся в город ранее скорой ездою.
Получив статейный список, Бунаков приказал денщикам созвать на завтра всех «грацких жителей» к съезжей избе.
Взобравшись с Захаром Давыдовым на поленницу возле заплота съезжей избы, Бунаков возвестил собравшимся на сход казакам:
— Из посылки к князцу белых телеутов Коке возвратилось посольство Василия Бурнашева. Захар Давыдов зачтет вам статейный список, что за Кокой записан. Внимайте без шума!
Захар Давыдов начал читать статейный список… Когда Давыдов окончил чтение, в тишине раздался громкий возглас Ивана Чернояра:
— Измена, братцы! Оська изменник! Убить его надо немедля!..
— Верно, в реку его кинуть с камнем на шее! — поддержал Чернояра Тихон Серебренник.
— Смерть изменнику! Смерть! — загудели в толпе.
Бунаков поднял руку и прокричал:
— Пусть его сам государь казнит! Выселить его на посад, чтоб он в остроге не навредил, коли черные калмыки придут!
— Так он сбежит с посаду и будет на нас напраслину возводить перед государем! — возразил громко Федор Пущин. — Пусть тут сидит. А опасаясь неприятеля, закрыть Бугровые и Троицкие ворота, решетки на них опустить, оставить открытыми лишь Воскресенские ворота. Караульных у них поставить с пищалями вдвое!
— На башни пушкарей поставить с караулом же! — крикнул Остафий Ляпа.
Долго еще судачили казаки, что делать. Кроме закрытия ворот решили усилить заставы. На остров вверх по течению Томи был отправлен Дмитрий Копылов с десятью казаками, а вниз по течению в деревню казака Вешняка Егупова послан с казаками Василий Меньшой Старков. Обоим были даны наказы никого из Томска без проезжих грамот с воеводской печатью не пропускать.
Несколько дней город жил в тревожном ожидании. Но миновала седмица, а неприятель так и не появился. Пошла обычная жизнь. Однако окрытыми оставались по-прежнему лишь одни ворота.
Осип Щербатый, узнав о статейном списке, сумел отправить в Москву отписку в трех экземплярах с холопом своим Ивашкой Овдокимовым и проезжавшим через Томск кузнецким казачьим атаманом Петром Парыбиным, что никакой измены от него не было и контайшу он не уговаривал пойти на Томск и воевать Коку не звал. В конце октября отписка была доставлена в Сибирский приказ.
Глава 35
В 7-й день июня в съезжую избу пришли дети боярские Федор Пущин, Василий Ергольский, пятидесятники Кирилл Власов, Матвей Давыдов, Никита Расторгуй, Иван Игнатьев, Осип Филимонов, Мартын Гиринский, десятники Абрам Кизылов, Прон Голешихин и били челом воеводе Илье Микитовичу Бунакову от всех «градских жителей», детей боярских, конных и пеших казаков, чтоб отпустил он второе посольство из Томска в Москву для подачи городской челобитной государю.
— Рук много ли приложили к сей челобитной? — спросил Бунаков.
— Более даже чем в прошлогодней городской челобитной, что я отвёз в Москву!.. — сказал Федор Пущин.
Бунаков недоверчиво глянул на него, взял листы и стал просматривать челобитную. Сразу бросилось в глаза, что среди челобитчиков названы те, кто подписать ее не мог: Родион Качалов, Григорий Пущин, Юрий Едловский… Понял, что вписывали служилых по кликовому списку. Но махнул в душе рукой: в Москве вряд ли знают, кто с миром не тянет…
— Сколь человек пошлем? Денег в казне нет…
— Подумали, семь человек хватит!..
— Кого поименно выбрали?
— Начальным пойдет десятник Аггей Чижов да с ним казаки Сёмка Белоусов, Кузьма Мухосран, Сергунька Володимирец, Мишка Корнилов, Тимошка Овдокимов и войсковой подьячий Тихон Мещеренин, — сказал Пущин и добавил: — Тихон со мной был, все ходы в Москве знает…
— Денег могу дать токмо четыре рубля на всех!.. Но в отписке напишу воеводам в города, чтоб вам с отправлением и жильем помогали, ибо они посланы всем миром, от всего города… Подлинную городскую челобитную оставлю у себя, казаки повезут копию…
— Для чего так? — спросил Ергольский.
— Для спору и следствия, чтоб новые воеводы видели подлинное приложение рук и не говорили, что имена сами ложно вписали!..
Через седмицу, в 15-й день июня, челобитчики отбыли на дощанике из Томска.
Кроме копии общегородской челобитной, они увозили челобитную о городской печати, отписку Бунакова о словесном челобитье служилых, почему они отказывают Щербатому и Ключареву и что вина ложится на них, казаков, а не на воеводу Бунакова, отписку Бунакова о получении государевых грамот, о том, что по ним исполнено, а что не исполнено и почему. Его же отписку о незаконном калмыцком торге Щербатого, написанную еще в ноябре-месяце…
В этот же день Бунаков вызвал к себе казаков Тимофея Серебенника, Неудачу Жаркова и Якова Сгибнева и неожиданно для них заявил:
— Отчего с Аггеем Чижовым вместе не поехали? — удивленно спросил Серебренник.
— Ежели где с ними столкнетесь, можете вместе ехать, но бумаги обязательно врозь подайте! Ибо здесь измена Щербатого явная, и надобно, чтоб ее отдельно смотрели! А коли подать с другими челобитными, в Сибирском приказе князь Трубецкой, поноровку Щербатому чиня и дружа ему, может государю ее немедля не подать… Аггею Чижову с казаками ведать, что вы везете, тоже ни к чему! Обязательно отдельно подайте, еще раз говорю!..