Мост Вечности (СИ)

— Дыши глубже, вьяна, — уголки рта Ниршана дергаются вверх. — Что хочешь ты?
Я не могу ему сказать. Если скажу, он тут же решит, что я работаю на шептунов. Я смотрю на него с опаской, и Ниршан принимает мой взгляд за смущение.
— Одно желание, — шепчу, понимая, что вот он момент истины.
Мужской взгляд меняется, становиться жестким, холодным, режущим.
— Желание?
Я киваю головой, собираясь с силами.
— Да.
Он смягчается, находя мои слова глупыми, смешными, нелепыми.
— Поясни.
Я больше не смотрю на Ниршана, а гляжу на деревянную столешницу и рисую на ней пальцем маленькие завитки. Подушечкой пальца чувствую ребристость дерева, мелкие царапинки, крошечные выбоины.
— Я хочу, чтобы ты исполнил мое желание, любое, которое я, если потребуется, озвучу.
Он улыбнулся. Если выиграет он, у меня не будет желания. Если выиграю я, желание будет, но он не получит меня. Вроде честно.
— Ты странная, вьяна.
Я молчу. Делаем первые теоретические ходы, погружаясь в процесс игры. Спустя пару часов градус напряжения между нами потихоньку падает. Игра затягивает и приносит удовольствие. Но пока один думает, второй тоже думает или откровенно скучает и ждет реакции. Поэтому Ниршан в какой-то момент стал задавать вопросы.
— Ты знаешь, что когда играешь, жуешь все подряд?
Он улыбается, наблюдая, как я беру с блюда кантуччи и откусываю, не глядя.
— Да, я знаю, нужно думать.
— Не боишься испортить фигуру?
Поднимаю на него непонимающий взгляд, пожимаю плечами. Мол, пока проблем нет. Но замечаю справа от себя несколько стаканов и тарелок.
— Больше ничего не заказывай.
Он смеется.
— Не буду. Только воду. Откуда ты?
— Я не знаю, — отвечаю на автомате, беря печенье. — Приемная. Меня усыновила гречанка, выросла на полуострове.
— Я заметил, ты много путешествуешь?
— Я студентка, так все делают. А ты?
— Что я? — он снова смеется. — Для студента я староват.
— Кем работаешь?
— Решаю вопросы безопасности. Нравится путешествовать?
— Да.
— Много друзей?
— Да.
— Скучаешь по дому?
— Нет, — подняла на него рассерженный взгляд.
Он тут же поднял ладони вверх. Мол, молчу, молчу. Думай на здоровье.
— Но ты же не будешь желать мне смерти?
Я испепеляю его гневным взглядом, затем решаю сделать перерыв. И Ниршан видимо тоже этого хочет.
— Хорошо, перерыв, — я беру стакан в руки и пью воду. — Представляю, как это будет сложно выполнить. Миллион способов убиться, и ни один не работает.
Он улыбается, вставая, и жестом предлагает размять ноги, выйти на улицу. Мы так и сделали.
— Арктики вообще-то погибают, мы не бессмертны. Мы живем долго, как медузы, но можем умереть от несчастного случая, от болезни, травмы.
— Хм, выходит, вы тленны, но без угроз живете бесконечно.
Он кивнул, доставая сигарету и зажигая ее кончик.
— И не скучно?
— Нет. В жизни всегда что-то происходит. Случаются сюрпризы, неожиданные встречи.
Он снова жарко посмотрел на мои губы, и его взгляд вспыхнул, начал тлеть чувственным желанием.
— Говорят, арктики не способны влюбиться.
И редко женятся. Не имеют семей и не заводят детей. В этом они схожи с психопатами. Те совсем не способны на эмоции, но при этом ведут бурную сексуальную жизнь.
— Когда долго живешь, теряешь человечность. Становишься равнодушнее ко многому. Многие вещи повторяются. И когда переживаешь их вновь и вновь, начинает казаться, что предаешь тех, кто был первым, — объясняет Ниршан.
— Люди в этом плане более легкомысленны. Мы можем влюбляться тысячу и один раз и не будем считать, что предали первую тысячу. И всегда счастливы.
Он усмехнулся.
— В тебе говорит юность. Ты почти дитя. Со временем понимаешь, что качество, а не количество, ведет к счастью. Существуют эмоциональные ограничения в ощущении счастья, которые мы можем ощутить, когда что-то испытываем в первый раз. Это похоже на покупки. Первый раз ты покупаешь долгожданное нечто и, испытывая новизну, ты счастлива. Но когда ты делаешь это во второй, в третий раз, ощущения притупляются.
 
— Может все дело в ценности? Вы вне нормы.
— Может быть. И как ты это объясняешь? — он посмотрел на меня с интересом старца, взирающего на молодого ученика.
Отчего возникло ощущение, что у нас большая разница в возрасте, настолько большая, что между нами не могло быть ничего общего.
— Став бессмертными, вы утратили ценность быть людьми. Ведь люди, чтобы донести свою значимость и ценность до остальных, чего только не делают. Мы отчаянно хотим рассказать всем остальным, что мы чего-то стоим. Но при этом сильно ограничены во времени. Разве у вас так же? Вы не чувствуете.
— Интересная мысль. Но любые чувства это не факты, — Ниршан улыбнулся.
— Не факты. Но чувство собственной ценности напрямую зависит от того, как люди чувствуют себя. От их уровня самооценки. В этом секрет арктиков?
— В какой философской школе ты училась? — пошутил он, и я едва не съежилась.
Спасибо, хоть не сказал в богословской. Нужно следить за языком. Я обвела улицу глазами, отмечая, что внутрь кафе заходят люди, которые хотят поиграть в шахматы, а те, кто хотел только выпить или перекусить, садились под навесом. В обеденный перерыв гостей добавилось, и официанты, словно разбуженный улей пчел, носился между столиками, обслуживая посетителей. Мы стояли в стороне, в тени, и могли наблюдать со стороны.
— В обычной. А ты уходишь от темы.
— Ладно, — Ниршан выкинул сигарету и потянулся, разминая мышцы. — Все эмоции и действия — это результат мыслей и установок. А наши установки таковы, что первично именно действие, а не мотивация. Люди почему-то думают, что сначала нужен мотив, а потом действие. А это не так. Весь секрет.
Хотелось согласиться с ним. Отец Кирилл вдалбливал в мою голову разные истины, и одна из них была такой же, как высказал Ниршан. Только в процессе осознания мы выражаем свое существование. А процесс осознания — это совсем не думками богатеть, это тоже действие. Я вдруг поймала себя на мысли, что мне хорошо с Ниршаном. Приятно проводить время.
Люди пили, болтали, вглядывались в мобильные, не подозревая о том, что ничтожное количество шептунов в мире бьется за то, чтобы убрать арктиков с пути развития человечества. Чтобы мир вновь стал прежним, таким, где все равны и у всех есть одинаковые шансы. Может им все равно? Может зря мы все это делаем?
— Продолжим? — спросил Ниршан, наблюдая за сомнениями на моем лице.
Мы вернулись за наш стол продолжить партию.
  
Потенциал
 
Прошли дебют, середину и серьезно задержались на эндшпиле. Люди приходили и уходили. Некоторые останавливались у их столика, наблюдая какое-то время, оценивали расстановку фигур, шансы на победу. Официанты приносили еду и напитки, уносили пустую посуду.
Ближе к полуночи Максима докрасна натерла глаза, хмурилась, глядя на оставшиеся фигуры. Ниршан готов был сжалиться, если бы на кону не были такие высокие ставки. Победа желанна и близка.
— Все кончено, вьяна, — сказал он, ставя мат ее королю. — Победа.
Вымотанная, уставшая, она в отчаянии рассмеялась. Подняла на него не доверяющие глаза, а затем заплакала, навзрыд, горько, словно только что проиграла хитрому дьяволу собственную душу. Максима не могла поверить. Не могла принять поражение. Зато он мог. Ниршан выдохнул. Теперь она принадлежит ему.
Вьяна. Победа решала все проблемы. Не нужно уговаривать и убеждать, заманивать посулами и выяснять, на что она может пойти, а на что нет. Медовая, сладкая, покорная и такая убитая горем. Завтра по Риму понесутся сплетни о том, как вьяна проиграла себя арктику.
Ниршан не мешал оплакивать проигрыш. Вместо этого довольный собой закурил, рассматривая сквозь дым, сквозь прищур глаз желанный приз. Ждал, пока возьмет себя в руки, пока слезы не перестанут капать с подбородка.