Дело о похищенных туфельках (СИ)

— Слишком рано, не надо, — проворчала девушка, — примета плохая.
И, словно застеснявшись чего-то, подхватила Флайминга под руку и была такова.
Миллс долго смотрел вслед этой легкой, почти летящей над полом и безусловно счастливой паре.
— Примета плохая, надо же, — повторил он за Тони.
На другой день, когда стажер Лид прибыл на место своей службы, на столе в конференц-зале лежало сразу несколько газет, где на первой странице был напечатан репортаж с Ригордского закрытия фестиваля парных танцев. Из статьи быстро стало понятно, что примета была действительно плохая.
Ибо что это за приметы, которые не сбываются?!
А она не сбылась! И на обложке красовалось фото счастливых победителей в окружении других пар-финалистов — большого, любительского и детско-юношеского конкурсов — и лица у всех без исключения были радостные и чуточку удивленные.
Пока собирались остальные агенты, Лид успел налюбоваться заметкой и побеседовать с Одой.
— Ты ведь знаешь о связях все, — начал он.
— Ну может и не все, — польщенно ответила Ода. — А о какой ты сейчас связи?
— Не о той, о которой ты подумала, — увидев, как загорелись глаза коллеги и подруги, улыбнулся Флай. — Дело в том, что у меня что-то повредилось, когда я сцепился с Эдвеллом там, на складе. У нас возникла ментальная связь, а потом мне стало плохо прямо на выступлении. Когда зазвучала та музыка, под которую я…
Он запнулся, но продолжать ему было и необязательно. Ода и так поняла.
— Дело в том, что вы оба тогда пребывали на грани. Вы умирали — и совсем не в переносном смысле. У вас был огромный выплеск энергии, и то, что ты оказался менталистом, повредило, скорее всего, вам обоим. Эту связь так просто не прервать! Тем более, что Эдвелл будет сначала под судом, а потом в тюрьме. Но я попробую что-нибудь придумать.
Тут им пришлось прервать беседу, потому что все уже собрались — в том числе и шеф, который тоже нес газету.
— Я вас поздравляю, агент Лид, — сказал Миллс.
— Стажер Лид, — неуверенно поправил Флай.
— Агент Лид. Признаю свою ошибку, первую, которую я сделал, едва вы пришли.
— Какую? — удивился молодой человек.
И все остальные агенты тоже навострили уши. Это какую же такую ошибку признал их вечно хмурый шеф?
— Что ваше умение танцевать нам не пригодится. Приношу свои извинения, агент Лид.
— Везунчик, — прошептала Ода Гартон восторженно, едва Флай сел на свое место. — Можно я тебя затискаю на радостях, а?
— Вы без пяти минут замужняя дама, агент Гартон, тискайте вон Медоеда, — ответил Флай.
— Ну, достаточно поздравлений и шуток, — сказал Миллс и нахмурил свои знаменитые брови. — Итак, у нас новое дело.
  
Эпилог, просто эпилог
 
Убийца по делу о похищенных туфельках был приговорен к пожизненному заключению в одиночной камере, как потенциально магически нестабильный и потому опасный. По словам тюремщика, Корни Эдвелл вел себя тихо, только иногда начинал петь. Странное это было пение: обрывки музыкальных фраз, куплеты и припевы в его исполнении словно рвались одни вперед других, и неясно было, какую именно песню пытается спеть заключенный. Многие считали, что он повредился в уме и стал безопасным, но правосудие не смягчило приговор. Ода, не успевшая изучить таинственную ментальную связь между Флаем и Эдвеллом, подала несколько заявлений, чтобы встретиться с бывшим администратором, но ей раз за разом отказывали. Флай продолжал жаловаться, что иногда его охватывает темнота, особенно плотная во время арзалы под музыку «Моя любовь как терпкое вино», но ни один маг или лекарь так и не сумел ему по-настоящему помочь. Спасение было только в Тони, которая, как путеводный огонек, всякий раз выводила своего мужа и партнера из темноты.
Спустя год мучения внезапно прекратились. Ни одного приступа! Флай спросил Оду, а та шефа Миллса, а тот связался с тюрьмой, и выяснилось, что Эдвелл скончался, запутавшись в обрывках мелодий, умер от сердечного приступа — и умирая, спел-таки одну из песен целиком, не перепутав ни строчки. Какая это была песня, никто не рассказал — но Флай почему-то был уверен, что Эдвелл пел «Обнимай меня». Ментальная связь прервалась, и Лида больше не беспокоила внезапная темнота, ослеплявшая его во время танца.
 
Ара Деннитсон и Бато Кея объединились в весьма плодотворный союз. Студии они объединять не стали, а открыли еще две новые, куда весьма охотно шли самые разные люди, от мала до велика. В Мантизоре, да и во всей Ригордии люди обожали танцевать и, надо сказать, почти у каждого танец был буквально в крови.
Кокус Медоед Винфи и Ода Гартон поженились той же осенью. Они очень любили ссориться и мириться, и весьма шумно, поэтому шеф Миллс так и не отменил правило о недопустимости личных отношений на службе. Он лишь подкорректировал его. «Любить можно, — пояснял он, комментируя правило, составленное на идеальном канцелярите, — встречаться можно, спать друг с другом можно, но не на работе! И тем более выяснять, кто был прав, а кто не прав в прошлую среду, не забрав белье из прачечной — это точно запрещается». Капитан Тидо, когда слышала эти разъяснения, хмыкала, потому что именно Андор и забывал забрать белье. Постоянно.
Капитан Тидо и шеф Миллс навечно погрязли в служебных делах и расследованиях, и свадьбу так и не сыграли, но вне работы не расставались, а на службе все время искали повод встретиться.
Рестанда Ольвинс и Девлин Талангер остались добрыми друзьями. Впрочем, Флай иногда подозревал, что их отношения в какой-то момент все же переросли дружеские, но у него не было никаких улик, даже косвенных.
Клер Тользи поправилась, но к танцам так и не вернулась. «У меня словно забрали желание танцевать, я даже ходить ритмично теперь не могу!» — пожаловалась она как-то Аре Деннитсон, своей бывшей наставнице. Это было очень печально, считал Флай, но сама Клер не слишком горевала. «Я там натерпелась. Даже если бы маньяк не украл у меня любовь к музыке и танцам, я бы не вернулась все равно. Только страдала бы, — говорила она. — Так что хорошо, что он это украл!»
В семье мага-визуалиста Бейлина Пая и его очаровательной жены Лидии в начале зимы родился чудный мальчик. У него рос очаровательный рыжий вихор на голове, а на лице, если он не плакал, царило выражение, которое Лидия озвучивала как «ой, ну я так вижу!». Очевидно, это было семейное.
Патрульный Нельви продолжил свою патрульную службу, а лейтенант Руис Орлео подал заявление на перевод в отдел магических правонарушений города Мантизора.
Антония Бреннер, получив кубок победителя, усердно продолжала совершенствовать свою технику, а также вела сразу три класса, два детских и один для пожилых людей. Ее занятия обожали все ученики. Немолодые мужчины и женщины просто-таки расцветали в танце, а однажды на любительском городском конкурсе два восьмидесятилетних танцора заняли первое место. После этого случая Ара Деннитсон совершенно перестала переживать, что стареет и стала говорить, что ее лучшие годы еще впереди.
Мэттью Гонт вышел из камеры спустя двадцать пять дней после своего туда водворения, и всем потом говорил, что стал новым человеком. Так это или нет, Антония Бреннер не выясняла, просто избегала встречаться с Мэттом. Впрочем, он даже не забрал свои вещи из студии. Говорят, что он закончил ускоренные бухгалтерские курсы и поступил на службу, и в его отделе подобрались сплошь увядающие и уже увядшие дамы, среди которых он вечно чувствовал себя не в своей тарелке. Еще бы, такой красавчик да в таком коллективе!
Флаймингу Лиду пришлось непросто, когда он стал совмещать семейную жизнь, службу и танцы, но он старался. Он успевал. Возможно потому, что перестал спешить. «Есть вещи, в которых торопливость ни к чему! — мудро говорил он. — Иногда дела надо делать быстро — и тогда мне нет равных! Но порой достаточно просто перестать бежать впереди паровоза — глядишь, и поймешь, что на паровозе-то ехать сподручнее».
Если это слышали сослуживцы, они посмеивались. «Растет агент Муха, растет!» — говорили они с гордостью за своего шустрого коллегу.