Маленькая волшебница 2. Наследники (СИ)

А Лиин засмеялась, огляделась и почему-то вместо того, чтобы все-таки сбросить Валада на землю, взяла и полетела. Или просто высоко подпрыгнула. Огляделась, крутнувшись вокруг своей оси, увидела дракона и на мгновение застыла. Дракон был прекрасен. Он беззвучно разевал пасть, размахивал крыльями и, кажется, был чем-то обеспокоен. И Лиин захотелось его утешить.
— Кис-кис, — проворковала она, подзывая дракона пальцем. — Иди сюда. Ты такой красивый, такой милый.
Саму себя Лиин не слышала, но это почему-то не имело ни малейшего значения.
И то, как дракон, подлетев почти вплотную, резко шарахнулся от рванувшего вперед пламени, тоже значения не имело. Это оказалось очень весело. Лиин даже бросилась преследовать дракона, не обращая внимания на то, что он и сам разворачивается, явно собираясь атаковать.
Дракона хотелось обнять. Погладить гребень.
Все остальное значения не имело.
Даже то, что черный кораблик все так же сжатый в левой ладони начал крошиться и рассыпаться.
Дракону было плохо. Причем это состояние продолжалось так долго, что он уже не помнил, как и когда оно началось. Он просто попал в ловушку, в сеть, напитанную силой демона, обжигавшей сильнее огня разозлившихся из-за чего-то сородичей.
Еще дракон бы молодой и многого не знал. Драконы вообще все узнают на собственном опыте, родители разве что могут удержать, когда мелкий драконенок пытается перестать существовать, провалившись в хаос, из которого драконы когда-то вышли. Драконов всегда туда тянет, даже взрослых и опытных, не говоря уже о детях. Поэтому и тянуть их обратно в мир порядка родители начинают только после того, как дитенок почувствует, что начинает растворяться в затянувшем мелькании силы, поймет, что там не только дающий силу и пищу огонь, но и множество совершенно чуждой энергии, способной сожрать без остатка. Точнее перемолоть и сделать своей частью.
Драконы, увы, не способны слишком многого понять, пока не почувствуют. А попытки почувствовать часто заканчиваются смертью. Или попаданием в такую вот ловушку.
Ловушка из дракона медленно пила жизнь и не давала ему воплотиться в материальную форму. Если бы он сумел воплотиться, то может быть смог бы как-то вырваться. Ну, или хотя бы попробовать.
А потом те, кто его поймал, взяли и выпустили из ловушки. Точнее вытряхнули.
И дракон так обрадовался, что даже не стал мстить, просто попытался сбежать, не замечая, что по-прежнему привязан к ловушке.
Потом он попытался привязь порвать, но она при каждом прикосновении пожирала его силу быстрее, чем он успевал хоть что-то сделать. А это было больно. И страшно. И раздражало дракона, лишая его остатков разума. А вместо разума тело заполнял голод, быстро, пока не проглотил молодого дракона не хуже ловушки, оставив одно желание — побыстрее восполнить потерянную энергию.
Дракон заметался в поисках еды, практически не соображая, что делает. Обо что-то обжегся, не заметив, что поводок, связывающий с ловушкой, исчез. Бросился к сильному источнику и опять обжегся, странно так, словно старший сородич отвесил оплеуху. А потом увидел огонек, странно переплетенный с ветром и, заорав от радости, кинулся к нему. Правда опять получил оплеуху и был вынужден отступить.
Оплеуха оказалась странной, вернувшей дракону разум. Он обнаружил, что пытается атаковать крохотную человечку, что-то бормочущую и тянущую к нему руки. Эта человечка была столь странна, что дракон даже застыл на мгновение, пытаясь разобраться. А потом вспомнил, что люди тоже могут частично состоять из огня. И что эти люди не враги, им даже помогать нужно. Почему-то. И они отлично знают, что лезть дракону под лапы не следует, потому что растопчет, попросту не заметив. И что пытаться обнимать дракона, чуть ли не влезая в пасть, тоже не следует — знали. А странная человечка распахивала руки, бормотала на своем непонятном языке и хваталась за гребень.
Дракон тряхнул головой, отбрасывая ее подальше и рыкнул, чтобы не лезла, потому что голод, только-только отступивший благодаря усилиям какого-то почему-то невидимого сородича, опять начал ворочаться и требовать сожрать источник пламени, вместе с окутывающим его ветром. Переварится.
 
Человечка кувыркнулась в воздухе, раскинула руки и засмеялась. А потом возмущенно завопила, когда кто-то, видимо старший человек, накинул на нее силовую петлю и потянул к земле.
— Там, — прозвучало сразу со всех сторон.
Дракон покрутил головой, но еще одного летающего человека, не говоря уже о сородиче, не заметил.
— Внизу. Ты не видишь, они от тебя спрятались. Но они внизу есть. Те, кто тебя поймал. А у них есть сила, которую они у тебя украли. Внизу, — опять зазвучало со всех сторон.
Дракон заклекотал и с интересом посмотрел на остров с городком, прилепившимся у берега, словно лишайник — к пню.
— Не остров, они на воде, весь залив заняли, — подсказал невидимка.
И дракон больше не думал. Просто бросился вниз, натолкнулся на преграду из чуждой силы, но, пока она его отталкивала, успел сквозь нее рассмотреть корабли. И воронку ловушки, от которой постепенно вытягивалась новая нить-поводок. Злобно рявкнув в небо, дракон сделал круг и опять бросился на преграду, решив, что либо ее сломает, либо сам разобьется. Но опять не дающую принять материальную форму ловушку не вернется и жрать себя живьем не позволит.
Маялина стояла за спиной мужа, обнимая его за талию. Зачем, она понятия не имела, но он сказал, что это ему помогает успокоиться. А без спокойствия, похоже, ничего не получится. И она даже расспрашивать не стала, зачем ему это спокойствие. Нужно, значит нужно. Она постоит. Тем более вот так вот стоять было приятно.
Вокруг бегали моряки, готовясь к битве.
Фиалку пытался загнать в каюту капитан. А она от него величественно отмахивалась, говорила что-то о защите и утверждала, что безопасность каюты преувеличена.
На носу стоял юнга и увлеченно размахивал разноцветными флажками. Это что-то значило, но Маялина не знала, что, и старалась на мельтешение флажков не отвлекаться. Каяру ведь нужно спокойствие. Так что лучше вообще закрыть глаза, ни о чем не думать и делиться этим самым спокойствием.
Перед лицом трепетал серебристый змеиный хвост, словно зовя за собой, еще выше, а потом резко вниз, сквозь облака. Окинуть взглядом пейзаж и опять спрятаться. И опять вынырнуть.
А может это просто ветер в лицо бил. Каяр уже был не уверен. Потому что он опять одновременно видел две картинки. Море и идущий впереди корабль. Море и множество кораблей внизу.
Дракона Каяр почему-то увидел не сразу. Возможно потому, что обладательница серебристого хвоста его игнорировала. Он для нее был не опасен и вообще не нужен. Он для нее словно не существовал. Поэтому дракона пришлось высматривать, делая для этого усилие и едва опять не потеряв возможность смотреть сверху. Зато когда, наконец, увидел, больше он из поля зрения не пропадал. Бился, как бабочка о стекло фонаря, об защиту, колпаком возвышавшуюся над заливом. Неправильно бился, попадая куда угодно, кроме той точки, где сходились части этой защиты и где можно было ее пробить.
— Нужно ему сказать. Показать, — попытался Каяр объяснить опять спрятавшейся в облаках крылатой змее.
— Показать? — удивленно прошелестело в ответ. Ветром прошелестело. Плеском волн о борт. И, кажется, отозвалось криком чайки. — Не увидит, не желает. Увидит, пожелает съесть. Мы сила, он слабость. Слабости хочется силы.
Змея непонятным образом увеличилась и спиралью обвила коричневое облако, словно пыталась показать ту самую силу.
— Нужно помочь, — сделал еще одну попытку Каяр.
Змея застыла над облаком, трепеща крыльями, словно задумалась, а потом прошелестела:
— Помочь. Ударить. Расширить.
И Каяр согласился, хотя и не был уверен, что она его поняла правильно.
— Направить. Я твоя сила, направить. Я меч. Направить.