Кто вы, Лаврентий Берия? Неизвестные страницы уголовного дела

Обо всем этом Строкам писал в том заявлении от 28 июня 1953 года, которое зачитал на пленуме Маленков.
Однако в протоколе допроса Строкача в суде есть запись, которая для меня до конца не ясна. Но она, как видно, сыграла немалую роль в признании Берия виновным во всех его послевоенных грехах. Читаем.
«Строкам: Я все время думал над указаниями Берия о создании своих банд для борьбы с оуновским подпольем. Очевидно, в развитие этого указания Мешик создал план организации на Украине легализованного центра ОУН, руководителем его предполагался Шрах, ярый националист, бывший товарищ председателя Украинской Рады. Он находился на свободе только потому, что втерся в агентуру МВД. В Москве по этому плану была создана платформа этого центра. Размер этого липового центра в несколько раз превышал число оуновцев на Украине. Я хочу зачитать выдержки из этого плана. [141] Разрешите?
Председатель Конев: Разрешаю.
Строкам: Зачитывает пункты 5, 7 и 8 плана.
Председатель Конев: Когда это было?
Строкам: Недели полторы — две назад.
Председатель Конев: Кем подписан был этот план?
Строкам: Всеми заместителями министра внутренних дел СССР, начальниками управлений, в том числе Кобуловым. Этот план я направил Генеральному прокурору СССР тов. Руденко.
Председатель Конев: Суд определил — затребовать этот документ для обозрения в судебном заседании. (В материалах дела его нет. — Авт.) Свидетель Строкач, продолжайте показания.
Строкам: В этом плане предусматривалось восстановление униатской церкви, которая являлась самым злостным врагом Советского Союза и деятельность которой направлялась Ватиканом. Во время войны она активно помогала немцам, в мирное время — бандитам ОУН. Ликвидирована она по ходатайству самих верующих, а Мешик хотел легализировать эту церковь.
Недавно, разбирая документы в министерстве внутренних дел Украины, я обнаружил записки Мешика, на которых написано: «Указания Л.Б.». Там сказано: «Монастыри пускай откроют нелегально. Год-полтора пусть молятся потихоньку, а затем напишут заявления, что поддерживают советскую власть. Как открыть их — надо посоветоваться с агентурой, занятой в этом деле». Подсудимые могут сказать, что это является агентурной комбинацией. Но такая комбинация нужна была им для выполнения их вражеских замыслов и не связана с политикой нашей партии. Кое-что Берия удалось сделать, и украинские националисты воспряли. Но сознательные люди клеймили Берия за докладную записку Центральному Комитету о борьбе с ОУН. В ней Берия не указал, что бандитами замучено и убито свыше 28 тыс. честных советских людей (председателей сельсоветов, председателей копхозов, солдат, офицеров и генералов Советской армии), которые были убиты из-за угла. В числе убитых были такие известные люди, как генерал Ватутин, писатель Ярослав Голан и другие. Если бы у зверя Берия (так в протокопе. — Авт.) было хотя бы немного человеческого чувства, он бы этого не забыл. Я не понимаю, для чего нужно было записывать в план мероприятия, предусматривающие передачу за границу сведений о том, что в Западной Украине убито 100 тыс. бандитов. Это было записано в план по указанию Берия.
Председатель Конев: Подсудимый Берия, вы давали такие указания?
Берия: Нет, таких указаний я не давал».
О чем говорил Строкач во всем этом запротоколированном эпизоде, до конца так и не выяснено, но ясно одно — Берия и здесь выглядит негодяем. Для обвинения достаточно.
* * *
Следующим предстал приехавший из Минска свидетель генерал МВД Михаил Иванович Баскаков. [142]
5 июня 1953 года Баскаков, министр внутренних дел Белоруссии, был вызван в Москву на совещание. Берия, недовольный положением дел в Белоруссии, у себя в кабинете отдал распоряжение заместителю по кадрам Обручникову подготовить приказ о снятии Баскакова с должности. Баскаков прямо с Лубянки сразу поехал в Белорусское представительство и по телефону связался с первым секретарем ЦК КП Белоруссии Н. Паголичевым. Тот успокоил Баскакова, сказав, что «партия его не забудет». Свое слово он сдержал: когда через 20 дней Берия арестовали, Баскаков вновь стал министром внутренних дел Белорусской ССР. С этого Баскаков и начал свои показания в суде.
 
Он рассказал о том, что Берия полагал, что в Белоруссии имеются серьезные факты извращения национальной политики, которые, как записано в протоколе, «оскорбляют национальные чувства белорусов». Берия считал ошибкой, что в республике руководящие посты в партийных и советских органах занимаю только русские. Об этом ему, Баскакову, неоднократно говорил сам Берия, а также по телефону передавал недовольство шефа Кобулов. Ему, Баскакову, было предложено собрать сведения на руководителей республики и представить их в МВД. Об этом он доложил Патоличеву. Такие сведения, согласованные с ЦК КП Белоруссии, он привез в Москву, где 5 июня 1953 года и был снят с должности министра.
На вопрос Конева, за что же его отстранили от должности, Баскаков ответил: «По видимому, во-первых, за то, что я не коренной белорус; во-вторых, за то, что я был не угоден Берия и, в-третьих, что, вопреки его указаниям, я эти сведения получил в ЦК КП Белоруссии».
На этом допрос Баскакова закончился. Правда, Кобулов задал ему два незначительных вопроса по поводу его, Кобулова, распоряжений, и после этого Баскаков покинул зал судебного заседания.
* * *
Следующим свидетелем был заместитель Берия по кадрам генерал-лейтенант Борис Павлович Обручников. [143]
Напомню, что к декабрю 1953 года проверка в органах МВД в связи с делом Берия набрала максимальные обороты. Велось несколько больших уголовных дел, многие генералы были арестованы. Обручников хотя и был на свободе, но «ходил под колпаком». Это, наверное, и сыграло главную роль в том, что Борис Павлович неожиданно стал в суде одним из главных свидетелей обвинения, рассказал даже такие вещи, о которых его не спрашивали. (Правда, о Ляле Дроздовой, проживавшей у него на даче, он почему-то промолчал.)
Такую позицию Обручников занял, видимо, в надежде, что все это учтется при решении его собственной судьбы. Но он ошибся. Показания его, пожалуй, самые подробные после Строкача, записали в судебный протокол, и они легли в основу приговора Берия, а самого Обручникова позже с позором уволили из органов, лишив генеральского звания.
Громить Берия его кадровик начал с заявления о плохой кадровой работе в МВД, сказав, что назначение на руководящие посты ранее уволенных отстраненных от работ в органах Кобулова, Мешика, Мильштейна, Райхмана, Савицкого, Влодзимирского, Кузьмичева (забыл Деканозова. — Авт.) было ошибкой Берия. Порядок согласования кадров с партийными органами был ликвидирован. Он, Обручников, неоднократно приносил Берия документы для отправки в ЦК КПСС для согласования кандидатур на руководящие посты, но Берия их не подписывал, высказывая в грубой форме свое недовольство. Обручников вспомнил, как Берия, узнав, что на должность начальника инспекции планируется бывший работник аппарата ЦК КПСС Безответный, назначение его запретил. Начальником инспекции тогда стал Райхман.
Обручников поведал суду, что Берия подчинил органы МВД на транспорте не центральному аппарату, как требовал ЦК КПСС, а областным управлениям.
Берия запрещал ему, Обручникову, обращаться в ЦК КПСС и ругал его, что он «суется не в свои дела». Обручников вспомнил, что возвращенные на работу в МВД Кузьмичев и Эйтингон ранее находились под стражей, а по поводу назначения в МВД бывшего работника ЦК КПСС Максименко Берия сказал, что он для работы в органах не подходит, поскольку у него «лицо бандита». Берия, продолжал Обручников, не любил «людей Игнатьева» — бывшего министра госбезопасности, относя к ним Лялина, Епишева и его, Обручникова.
В протоколе записаны показания Обручникова о том, что Берия часто называл его ишаком, дубиной, дураком, свиньей, грозил посадить в подвал, сопровождал угрозы оскорблениями и нецензурной бранью.