Это другое 3 (СИ)

Ну разве что город какой вырезать могли, людей в степь продать, должников по ямам сгноить, ну или на рудниках, но без всякой там... троекуровщины. Лукавил, конечно, но Ким Фройз, в конце концов, всего-то лишь из служилых, а не наследственных дворян был. Он не барон какой-нибудь, пусть таковыми могли быть лишь сильные магички, далеко позади по объему резерва оставлявшие мужчин их мира, он не граф, не маркиз и тем более не герцог, то есть не «царь и бог» в своих родовых, а то и клановых землях, где, если не выносить сор на федеральный, в смысле, королевский уровень, то такие могут творить что только пожелают в своих владениях, опасаясь разве что широкой огласки, ибо исход населения из региона подальше от бахнутого на всю голову владыки — это ведь и экономические потери. Так что так.
— А ну, что тут у нас? — склонился Силин над недавними пациентками, чтобы привести их в чувства с помощью ранее примененной для усыпления Круа. Той самой, которая уже не вызывает зависимости, а то целый сарай влюбленных звероухих — и даром не надо. — Ожили? Ага, вижу. Хм, а похорошели. Помыть бы вас ещё. Или вы тут вылизываетесь все?
— Муж наш, мы навеки...
— Так, свободны, — недослушав, вскочил на ноги и засобирался дать стрекоча ещё такой ведь молодой человек, совсем не готовый к серьезным отношениям и подобным узам.
Огорошившие же его девицы лишь поднялись за ним, готовые теперь последовать за избранником хоть на край света, и с пугающим обожанием во взглядах уставились на чуть ли не паникующего юношу, который и выдал:
— Я — в поход! Прохор, где там мой конь богатырс... Это что за кляча? Я тебя спрашиваю? Ты что мне подсовываешь? Да у нас собаки, блин, крупнее! Что это за конь Пржевальского? Чё он вообще полосатый? С парашютом умеет прыгать? А где тут на него залазить? Вы что, ещё даже стремена не изобрели? Что молчишь, седло, спрашиваю, где? Что это за половичок на нём? И встать! Когда с тобой разговаривает подпору... эм, в смысле, кавалер! А то, ишь, бухнулся он, видите ли, на пузо и думает этим своим пресмыканием меня отвлечь или разжалобить! — судя по всему, решил явно разнервничавшийся школьник устроить эдакий отвлекающий маневр, чтоб, пока все вокруг трясутся от страха, моля небеса не попасться под горячую руку разгневавшемуся барину, сам он смог бы спокойно улизнуть. Хотя всё это было результатом не столько продуманного плана, сколько скорее интуитивной импровизацией, граничащей, прямо скажем, с истерикой. — Ты за кого, морда, меня принимаешь, а, контра? Я вам покажу упоительные вечера и хруст булок, вы у меня тут... Что, не видели ещё такого? Так я ж и говорю, что покажу. Посмотрите хоть на белый хлеб. Всё, Прохор, харэ уже бледнеть и за сердце хвататься. Вставай, говорю, да пойдем. Веди в покои мои. Дом мой показывай, сказал. Моргаешь мне тут. На вот, заешь стресс. Конфетка называется. Сладенькая. Что, хорошо теперь? То-то же. Знай: добрый я у вас. Сначала, как положенно, покрепче сдавить, а потом, когда уже невмоготу, и отпустить можно. И ой, как же хорошо всем тогда становится. Другого уж и не надо. А если ещё и подсластить потом дешманской карамелькой, то — прям счастье. Учись, политика называется! А то, устроили тут, понимаешь. Муж — они говорят(обернувшись). А вы, обе, чего за мной увязались?!! Не страшный я, значит? Не проняло? Ну так я вам сейчас покажу! Вы у меня... ну не страшный, так не страшный(вздохнув). Пошли уж. Спас на свою, блин, голову. Пришли уже, чтоль? Ноги вытирайте, не в сарай заходите(ворчливо). Хотя... мда, можете и не вытирать. Это тут, что ль, Маслов жил?
— Вон там, — с блаженным видом сообщил Прок, всё ещё рассасывающий барбариску, видать, уже не впервой, ибо вовсе не «схрумкал» её мигом, при этом сластёна указывал рукой на занавешенный проход в отдельное помещение внутри той самой большой и длинной избы с башенкой, куда в итоге притопала процессия во главе с шумным предводителем, и где, как оказалось, явно землянной пол был посыпан то ли сеном, то ли соломой, а по центру всего этого безобразия теплился выложенный камнем очаг.
 
— Ох и свинарник же ж, — тяжело вздохнул Силин после того, как привыкшими глазами осмотрел это совершенно пустое сейчас помещение. Видать, прошлую свиту уже выселили, или она пока самоустранилась от греха подальше. А затем новый барин уверенно пошагал к обиталищу прошлого, находившееся в дальнем конце этой вот, не сказать, что светёлки, ибо тупо темень и затхлость. — Никакой, блин, романтики.
А тем временем Унка и Рука, ни капли не смутившись во время той откровенно стыдной истерики, что устроил их, как они утверждают, муж, с гордым видом следовали за суженным. После лечения поднабравшие в весе, но по-прежнему грязные девицы росточком примерно как Прекрасова, то есть почти на голову ниже избегающего смотреть им в глаза Силина — при ближайшем рассмотрении оказались несколько взрослее, чем были восприняты им изначально. Хотя до форм: что Сомовой, что Котовой — им явно далеко или скорее «не в этой жизни». Но, тем не менее, по неведомым причинам эта вот необычная парочка «цкынь» не оставляла равнодушным от чего-то очень смущающегося теперь в их обществе юношу, и даже толстокожесть Кима, давно «привитого» от всяческих романтических глупостей, почему-то не спасала. Хотя, спрашивается, чего тут прям такого-то в них:
Рука, которая рыжая и с нежно-персикового цвета любопытно то и дело стреляющими по сторонам большими глазами — была более светлокожа, нежели Буроухие, а на щеках имела скорее номинальную, нежели особо заметную россыпь веснушек. Большие лисьи уши её постоянно находились в движении, а довольно милый носик на, чего уж там, красивом лице регулярно что-то вынюхивал, забавно порой морщась. Хвост занятной девицы также находился в постоянном и, похоже, неконтролируемом, но очень плавном и как бы даже осторожном движении. Был он не мал, весьма пушист и с каноничным белым кончиком. Конечностей девушка теперь имела полный комплект, а от шрамов, в том числе и жуткого на животе — не осталось и следа.
Унка же, голубоволосая которая и с льдисто-голубыми глазами — была ещё более светлокожа и, так сказать, нордического типа. Прическу, к слову, Белоухая имела сходную с Рыжеухой, то есть торчащие во все стороны довольно короткие, то ли от природы, то ли острижены, и отчасти слипшиеся сейчас космы, едва прикрывающих шею, не достигая плеч, волос. Всё это усугублялось ещё и крайней немытостью да нечесанностью колоритной парочки, пусть и ставшей попушистее после исцеления, но всё ещё остающейся в крайне плачевном с точки зрения гигиены виде, да при том и в дырявых тех их «мешках» с прорезями для рук, головы и, что непривычно, хвоста. Взгляд, в отличие от острого и любопытного у Руки, Унка имела... безжизненный какой-то. Но, тем не менее, вполне осмысленный и, такое ощущение, что весьма проницательный. Уши — как и у рыжей, но белые, с голубоватым или скорее серебристым оттенком, яснее станет после шампуня. Хвост — не так велик, полностью белый и с тональностью, так сказать, как и у ушей, а подвижность его несколько иного характера, и в данном случае скорее с эдакой элегантной, а порой прям соблазнительной, плавностью да иногда деловитой обстоятельностью, что ли.
Но это больше с художественный всё точки зрения, так как самого Силина наличие меха на теле у девушек не то что не соблазняло, но даже не особо-то и воодушевляло, если вообще не заставляло морщиться. Так что его странное поведение сейчас имеет явно иную природу, а не сокрыто в какой-то там потайной тяге к чему-то противоестественному.
В общем, апатичная малышка в некоторые моменты с эдакой завораживающей даже пластикой — была бледна, благородна и возможно даже более красива да лучше сложена, нежели её подвижная, несколько нескладная и невероятно любопытная подруга. Хотя, справедливости ради, в ловкости и координации, когда это нужно, обеим не откажешь, так что всё это скорее ощущения, нежели объективная оценка или исчерпывающая характеристика. Всё же девицы как-то выжили во время исхода из разоренных земель, в итоге своих злоключений оказавшись в Холмске, как-никак являясь здесь единственными представительницами своих племен, а это уже чего-то да стоит. Ну и, следует отметить, что их атака на «котозавра» казалась безумием лишь по причине невероятности самой зверюги, а так-то «лисицы» были весьма неплохи. И не будь, например, у Силина его Круа, то на своей обычной скорости ему пришлось бы изрядно попотеть в схватке без магии с такими вот, уповая, пожалуй, лишь на нетривиальные навыки фехтовальщика Фройза.