ГД. Книга четвертая (СИ)

Я соскользнула следом за Гордоном, теряя плащ на том самом поваленном дереве, обхватывая искаженное болью лицо дрожащими ладонями, и глядя в глаза дракона, прошептала следующее заклинание:
– Feralcat!
Рык, взбешенный рык Зверя оглушил меня и потревожил тех птиц, которых не тревожило даже жуткое завывание ледяного ветра. Господи, помоги мне…
Судорожно вздохнув, я продолжила:
– Imperium!
Чудовищный хвост Зверя ударяет по дереву за моей спиной, и то разлетается в клочья, но… любовь, определенно сто раз проклятая зверем любовь, и все тот же хвост прикрывает меня от острых обломков, а глаза чудовища вспыхивают алым от боли.
И в этот миг мы остаемся один на один не с драконом – со Зверем, что яростно смотрит мне в глаза. И это плохо. Это очень плохо. Так быть не должно, ведь я пробуждаю дракона.
– Ты, – хриплый голос Зверя, и его полный ненависти взгляд, – ты…
Я судорожно сглотнула, все так же держа искаженное уже ненавистью лицо младшего следователя, и стараясь не пускать страх в свое сердце, потому что за страхом всегда следует неуверенность, а я не могу сейчас позволить себе сомневаться в своих силах.
– Ты… – Зверь сотрясается от бешенства, – почему ты?
Он в ярости, отчаянной бессильной ярости, потому что при всем своем желании сейчас он не может меня убить. Хотел бы, но не может. Хотел бы, но не может. Насколько же сильной должна быть любовь лорда Гордана ко мне, если пробужденный в нем Зверь не может убить меня даже в тот момент, когда ему стало окончательно ясно, что я убиваю его? Вопрос, об ответе на который я не хочу думать ни сейчас, никогда-либо вообще.
– Он – мой! – рычит Зверь. – Мой!
Ну уж нет.
И все так же глядя в глаза чудовища, я повторяю, прозывая истинный облик, облик дракона:
– Quod veraimago!
Меня трясет. От холода, от подступающего страха, от понимания того, что призвание истинного облика не сработало – на меня все так же смотрит Зверь, и издевательски ухмыляется мне тоже Зверь. Господи, что же мне делать?! Я надеялась, что даже отдалившись от камня-основания дома сумею удержать контроль, но я не удерживаю. С отчаянием и болью все сильнее накатывает понимание – Зверь сильнее. Действительно сильнее. Дракон мог бы бросить ему вызов, обретя истинную форму, но дракон ее еще не обрел, а вот Зверь уже обладает и силой, и истинным обликом. Зверь сильнее. Гораздо сильнее и Гордана, и меня.
Но я смотрю в его глаза и вспоминаю сказанное младшим следователем: «И оставьте у себя мое кольцо, пока оно у вас, я смогу вспоминать о тех лучших мгновениях в моей жизни, когда верил, что вы приняли мое предложение».
И ладони медленно соскользнули вниз по холодному лицу.
Усмешка Зверя становится явственнее.
Мои дрожащие пальцы безуспешно пытаются ухватиться за золотой ободок, оставшийся в кармане.
– Новое заклинание? – издевательски спрашивает Зверь.
Я вытаскиваю кольцо из кармана.
В отблесках света от распахнутой двери моего дома сверкнуло обручальное кольцо лорда Гордана. И издевательская усмешка Зверя превращается в оскал, глаза вспыхивают алым оттиском бешенства. Но это не последний удар для чудовища.
– Себастиан, – мне даже дышать сейчас тяжело, но я все равно дышу, – вы говорили, что лучшими мгновениями в вашей жизни были те, в которые вы верили, что я приняла ваше предложение. Я не знаю, сумею ли я сделать вас счастливым, но я постараюсь сделать все для этого. И если вы любите меня, если вы действительно любите, я согласна стать вашей женой.
И золотое кольцо с синим изысканно ограненным сапфиром мягко обхватило безымянный палец моей правой руки.
Потрясенный взгляд Зверя, и последний удар от меня:
– Draco transformatio!
Он отшатнулся, по телу прошла рябь, когтистая лапа метнулась к моей шее, но замерла в миллиметре, свет от дома теперь отразился на острых кончиках когтей.
– Imperium! – я отдаю ему контроль над собственной формой.
И дракон, стремительно покрывающийся чешуей дракон падает в снег.
– Vinculum! – привязка новой формы к имеющемуся сознанию.
 
Рык сотрясает горную вершину, где-то в горах сотрясая землю, сходит снежная лавина.
– Essentianegatio bestia! – отрицаниесути Зверя.
И в стремительно увеличивающихся глазах последним проблеском мелькает личность того, кто был пробужден, а теперь уничтожен.
А дракон становился драконом.
Увеличивалось покрытое серебристой чешуей тело.
Распахнулись огромные крылья.
В груди, в самом нутре, под серебристой чешуей загоралось пламя.
Я прикоснулась к его огромной голове, лежащей у меня на коленях, и тихо прошептала последнее заклинание:
– Ad sidera volare! – лети кзвездам.
Взмах огромными крыльями, рывок, от которого порывом ветра растрепались мои волосы, и огромный дракон, настоящий дракон, взлетел в небо.
Обняв колени руками, и запрокинув голову – я смотрела как он взлетает все выше и выше. В снежной метели давно скрывшей очертания дракона теперь виднелся лишь огонь, тот огонь что горел в его груди, и казалось, что к звездам летит не дракон, к звездам поднимается еще одна яркая звезда.
– Так красиво, – прошептала я подошедшему лорду Арнелу.
– Так хочется придушить вас, – разъяренно сообщил он.
– Шею не увидите, – и я улыбнулась.
– Ничего, на ощупь найду, – заверил градоправитель Вестернадана.
Поднял меня со снега, вгляделся в мои глаза, что для него было той еще проблемой, и хрипло спросил:
– Какова вероятность того, что вы сейчас упадете в обморок?
– В магический обморок! – уточнила я, помятуя о том, что может произойти, если из этого обморока меня возьмется вытаскивать лорд Арнел.
– Я понял, – холодно отозвался он.
Улыбнувшись, я снова посмотрела в небо, и честно ответила:
– Процентов сто.
– Да что б вас! – выругался Арнел.
Еще никогда я не теряла сознание с улыбкой на губах.
* * *
Магический обморок от классического отличается многим, к примеру, тем, что остается возможность многое слышать. Поэтому я имела возможность услышать сказанное Арнелом:
– Присмотри за ней, я за Горданом.
И не только услышать, но и ответить:
– Не стоит, Елизавету Энсан Карио убил не он.
Но сказала я это совершенно напрасно – грань между магическим и обычным обмороком весьма тонка, а потому уже в настоящий обморок я провалилась аккурат после этих слов. Не самые приятные ощущения.
* * *
Когда я открыла глаза, в спальне профессора Стентона было светло. Как оказалось, кто-то снял заклинание замурованности по крайней мере с этих стен, а потому в спальню проникал мягкий приглушенный снегопадом зимний свет. Повернув голову, я увидела миссис Макстон, нервно вяжущую носок, и похоже это был правый носок… причем не первый правый носок, еще не менее десятка правых носков лежали рядом с ней на софе, а неподалеку от меня на столике у окна в маленькой стеклянной вазе радовал взор маленький букет голубых фиалок. Не зимних, а обычных, но очень красивых голубых фиалок.
И тут заметившая мое возвращение в этот мир миссис Макстон, всплеснув руками, воскликнула:
– Мисс Ваерти!
Я попыталась поднять руку, в попытке остановить ее, но было уже поздно – распахнулась дверь и стремительно вошел лорд Арнел. Но подойти ко мне он не успел – у доктора Эньо сноровки было больше. Виртуозно обойдя градоправителя, он торопливо приблизился ко мне, быстро осмотрел лицо, глаза, ощупал горло, поднял и уронил мою руку и заключил:
– Ну что, моя дорогая, на этот раз вы превзошли себя! Поздравляю, вы более не маг!
От таких слов миссис Макстон едва не выронила спицы, но тут же взяла себя руки и начала вязать левый носок в продолжении правого. Я же, тяжело вздохнув, хрипло ответила:
 
– Доктор Эньо, потеря магии от перенапряжения или истощения имеет столько же обоснования, сколько небезызвестная теория о том, что женщины с высшим образованием становятся бесплодными.