ГД. Книга четвертая (СИ)
Едва ли я знала ответ, и об этом, лорду Гордану, было превосходно известно.
– Много, мисс Ваерти, – произнес младший следователь, – весьма много. И все они крайне сплоченная семья, которой крайне невыгодно усиление позиций номинального главы рода, потому как леди жаждут получения свободы и мести. Я уточню, если вы еще не осознали – свободы от Арнела и мести лично вам. И самое ужасное, мисс Ваерти, заключается в том, что мы предприняли все возможные меры, чтобы скрыть ваше участие в аресте леди Беллатрикс Арнел, но… пистолет в руке мистера Тоуа сегодня сказал о многом, не так ли?
Пистолет в руке мистера Тоуа… Не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы понять – это ментальная магия. На него воздействовали, используя ментальную магию, и вероятность того, что этой же магией воздействуют еще на кого-либо, была примерно… сто процентов!
– Я подумаю об этом завтра, – прошептала, чувствуя, как все сильнее начинает кружиться голова.
И мои слова – почти мольба о тишине, что так требовалась мне сейчас. Я не хотела ничего говорить, я не хотела ни о чем думать, я желала лишь закрыться в спальне, запереть двери, замуровать вход и дать волю слезам, у меня не осталось сил их сдерживать.
Но тут в больничной палате прозвучали страшные слова:
– Почему вы приняли его предложение?
Я начала терять связь с реальностью уже в этот момент, но мне хватило сил на один простой вопрос:
– Вы слышали наш разговор?
Молодой джентльмен, в котором драконью сущность выдавали лишь глаза, ответил гробовым молчанием и злым взглядом. И ответа мне уже не потребовалось. В безумном волнении я прижала ледяные пальцы к вискам, пытаясь принять всю эту информацию и не скатиться в истерику, что накатывала на меня со всей неизбежностью снежной лавины, и от моего движения в свете больничных ламп сверкнуло обручальное кольцо. Воззрившись на него с некоторым недоумением, я вспомнила о том, каким образом оно очутилось на моей руке, но после всего произошедшего мое утомленное зрение никак не могло сконцентрироваться на перстне, и в целом, ни на чем.
И мне очень повезло, что в момент, когда я начала падать, лорд Гордан все еще был рядом.
* * *К моему стыду, левитировал мистера Илнера в экипаж лорд младший следователь. Он же, помог спуститься мне, потому как миссис Макстон была занята тем, что успокаивала миссис Эньо, а сам доктор старательно изображал абсолютную невозмутимость, и вел себя так, словно ни он, ни мы, не ведали об огромной наливающейся краснотой опухоли, которая венчала лоб самоуверенного доктора. Но, несмотря на всю свою самоуверенность, доктор Эньо юркнул в наш экипаж, как только галантно придержал двери своей кареты для миссис Эньо, миссис Макстон и одной горничной с ворохом постельного белья в руках. И вот ловко захлопнув за ними дверцу, врач малодушно сбежал к нам, не испытывая никакого желания продолжать выслушивать нотации супруги. Таким образом в моем экипаже оказались я, доктор Эньо и спящий и занимающий все противоположное сидение мистер Илнер. Лорд Гордан, осознав, что ему не оставили место, вскочил на коня, мистер Уоллан был вынужден присоединится к мистеру Оннеру на козлах, и мы тронулись в путь.
И вот как только это произошло, с доктора Эньо слетела вся напускная невозмутимость, и устало сгорбившись, он произнес:
– Так значит, на нас начали охоту. Я, видимо, первый, затем последуете вы и ваш адвокат мистер Эйвенер. Нужно будет предпринять меры для защиты семейства Верг, я вовсе не желаю присутствовать на их похоронах, как, впрочем, и на ваших. Мисс Ваерти, полагаю, нам стоит приостановить судебный процесс и в целом отозвать все иски против Беллатрикс Стентон.
Протянув руку, я прикоснулась к внушительной шишке на лбу уважаемого врача и произнесла заклинание:
– Sanitatem!
Заклинание исцеления работало всегда быстро и безотказно там, где речь шла о незначительных повреждениях.
– Спасибо, милая девочка, – уныло поблагодарил доктор Эньо.
Сам он сделать этого не мог – сильнейшее магическое истощение, плюс я в качестве не слишком умелого спасателя, и как итог на семь-двенадцать часов врач остался без магии. Я надеялась, что мы обойдемся минимумом, то есть семью часами.
– Всегда рада помочь, – не менее уныло, сказала я.
Доктор ободрительно потрепал меня по ладони, сел ровнее, и закинув ногу на ногу, поинтересовался:
– Каким образом мистер Илнер схлопотал столь обширный инфаркт?
– Испугался, – едва слышно вымолвила я.
– Я так полагаю, страх был вызван опасностью, угрожающей вам? За себя мистер Илнер едва ли стал бы переживать, на редкость бесстрашный джентльмен. Вы побледнели, что ж, полагаю, я прав.
Мне оставалось лишь кивнуть. Мы уже покинули защищенную барьером часть города, и теперь скрип рессор перекрывал вой разгулявшейся метели, и уже никакая теплая шаль не могла защитить от пронизывающего ледяного ужаса. Что ж, отправляясь в этот ужасный город я с самого начала не испытывала никаких надежд на светлое и безоблачное будущее. Оторванная от семьи, от родного города, от человеческого общества, я представляла себе унылое и беспросветное существование в доме, из окон которого открывался печальный вид на покрытую вечным льдом Железную Гору. Едва узнав свой приговор, я готовила себя к тому, что придется учиться жить, ища счастье в незначительных мелочах, таких как хорошая книга и теплый чай с неизменной булочкой от мистера Оннера… Но я никак, никоим образом, даже в самом кошмарном из снов, не могла и представить, что под угрозой окажутся мои близкие. Близкие, существование без которых я не могла и не желала себе представлять.
– Вы полагаете, если мы остановим судебный процесс, они оставят попытки избавиться от нас? – наступая на горло собственной вере в справедливость, вопросила я.
Доктор Эньо устало посмотрел на меня, и ответил:
– Я не уверен.
Что ж, я уже тоже была ни в чем не уверена. Но оказавшись наедине с доктором Эньо, и без опеки и контроля миссис Макстон, я решилась задать вопрос, который едва ли смогу задать своим домочадцам.
– Доктор Эньо, кем… – голос сорвался, и все же я нашла в себе силы продолжить, – кем меня считают в Вестернадане? Бывшей любовницей профессора Стентона?
От подобной откровенности пожилой врач на мгновение оторопел, затем перевел дыхание, посмотрел мне в глаза и честно ответил:
– Люди – нет, драконы – да.
Глаза начали наполняться слезами, и все же я заставила себя произнести:
– Почему?
Ответить на этот вопрос сразу доктор Эньо не смог. Несколько минут он смотрел в окно, устало ссутулившись, а затем произнес то, о чем мне не решился сообщить никто.
– Потому что именно так вас представлял профессор Стентон.
И слезы скользнули с ресниц, а стон… стон я подавила неведомо каким усилием воли. Я желала узнать правду. Правда оказалась чудовищной. Жуткой, непостижимой, сокрушающей.
– Мисс Ваерти, – доктор Эньо накрыл рукой мои дрожащие ладони, – моя дорогая девочка, вы знаете истину, я ее знаю, те, кто знает драконов – так же отчетливо все понимают. Забудьте, просто забудьте, поверьте это не стоит ваших слез.
Я согнулась, пронзенная чудовищной болью, содрогаясь от рыданий, коим я не могла дать волю. Не здесь, не сейчас, не тогда, когда может увидеть миссис Макстон. Моя добрая миссис Макстон, которая приложила столько усилий, чтобы обелить мою репутацию, но все старания были тщетны. Невозможно обелить то, что уже было безнадежно замарано.
– Анабель, вы не знали? – вопросил доктор Эньо, по-отечески погладив меня по спине.
– Нет…
Сказать что-либо еще, я уже не смогла, а доктор Эньо был слишком хорошо воспитан, чтобы продолжить распространяться по данному вопросу. Он тактично промолчал, лишь сжал плечо, пытаясь поддержать хоть как-то, но не меньше моего понимал – утешать в подобной ситуации просто нечем.
* * *К тому моменту, как экипаж остановился перед домом профессора Стентона, я уже не плакала. Слезы закончились, как, впрочем, и силы, а потому я была крайне признательна лорду Гордану за помощь в левитировании мистера Илнера. Следуя моим указаниям младший, следователь пронес конюха к спуску в подземелье, а там, подойдя к камню-основанию дома, перехватила левитирование – лорд Гордан не был достаточно сильным драконом, чтобы использовать магию в этом месте.