Горячее сердце, мертвый страж (СИ)

И тогда бью я.
Первый удар выходит пшиком — я никогда по-настоящему не делала этого, не убивала в людей. На тренировке, на учебном дворе я чучела заставляла распадаться на части, уничтожала, разносила… но в людей — ни разу. Напасть сама я бы не смогла. Но Маро… Когда они пытаются убить его — я должна что-то сделать. Ответить всегда проще.
Второй удар слабый, задевает по касательной. Я метила в руку с мечом, мне было страшно убить, но вышло еще страшнее.
Когда меня учили боевой магии, говорили — всегда бей в полную силу. Лучше убить человека на месте, не заставляя страдать. Тхайская магия убивает снаружи, огнем. Ринайская — изнутри. Вскипает кровь и плоть разрывается, лопается кожа… Такое невозможно терпеть.
И тот человек кричит, хватается за руку. Меч падает из его пальцев, он падает сам, дико ревет, катаясь по земле. Лучше убить. Но с этим быстрее справляется Маро, вонзая клинок.
На мгновение мне кажется — я больше никогда! Никогда в жизни я больше не буду делать это. Мне хочется заорать, закрыть лицо руками…
Они кидаются ко мне, но меня не достать, мой щит не пропустит.
— Вот сука! Убей ее!
Они увязают в защите, теряются…
— Маро! Беги! — кричу я. Меня им не достать, а его сейчас убьют. И я не могу…
Но бежать уже поздно.
И я бью снова.
Это безумие, я больше не могу так.
Магия бурлит во мне, словно кипящий котел, гудит, словно растревоженный улей. Я и не думала, что могу так. Мне самой плохо от того, что я могу. И еще более плохо от того, что это свои… я не понимаю, почему они хотят убить нас — и нас с Маро тоже, но другого выхода у меня нет.
Когда рядом не остается врагов, я пытаюсь найти глазами стража.
Тхарисцев почти не осталось, несколько человек сражаются у телеги с золотом, еще двое чуть в стороне. Нападающих больше. Я вижу сверкающий огнем меч стража. И кажется, он бьется из последних сил.
Не я начала это, но я тоже могу помочь. Закончить.
Убив стража, они придут за нами. Они уже пытались убить и попытаются снова. Это дико, но иначе я не могу.
Маро стоит наклонившись, опираясь ладонями о колени, тяжело дышит. Ему тоже досталось, он сделал все, что мог.
— Я убью их, — говорю тихо.
Не то, чтобы мне нужно было чье-то одобрение, я все равно сделаю это. Я не знаю, кто эти люди, очень может быть, что сражаются они вовсе не за Сайторин, а за груженные данью телеги. За золото. И тогда, какой бы магией они не владели, но разбойники — есть разбойники. Преступники. Вне закона. Это мой долг…
Это не свои. Кем бы они ни были.
Маро молчит, смотрит на меня устало.
Я иду вперед, и бью снова.
* * *
— Я смотрю, вам опасно переходить дорогу, леди Тиаль!
Страж сидел, прислонившись спиной к колесу телеги. Поглядывал на меня одним глазом — каменным, второй, живой — мучительно прикрыт.
Он ранен. На нем много чужой, ярко-алой крови, но есть и собственная. Густая, темно-бордовая, она проступает из-под разорванной куртки на плече, на руках и на боку. Ему очень плохо. И все равно он весело и кривовато ухмыляется, глядя на меня.
У меня дрожат руки. Я стараюсь вообще не думать о том, что сейчас было. О том, сколько я убила людей. Одна — едва ли не больше, чем все остальные вместе взятые.
Если буду думать — сойду с ума.
И до сих пор не понимаю, правильно ли поступила.
Не могу…
— Леди Тиаль, — говорит страж, — вы все сделали правильно. Не думайте. Они бы убили и вас тоже, им не нужны свидетели. Потом бы сказали, что это тхаи сожгли мост.
Огонь — это в большей степени тхайская магия, но нападавшие не были тхарисцами. Все это… И все же, без свидетелей Тхарис обвинить проще всего.
Не могу думать об этом.
Мотнула головой.
— Вы ранены… лорд Кавьяр?
— Давайте без «лорда», ладно? — усмехнулся он, я впервые обратилась к нему так. — Немного. Сейчас посижу, разберем все и поедем дальше.
— Может быть, я помогу вам? Я…
— Не надо!
 
Я успела шагнуть к нему, а он дернулся назад, словно я убить его пытаюсь.
— Простите, леди Тиаль, — сказал он. — Просто не надо, ладно? Будет только хуже. Я сам.
— Почему?
Я сейчас, наверно, плохо соображаю от всего этого. Он ведь ранен, у него кровь, а моя магия может легко затягивать раны.
Страж долго смотрел на меня, словно размышляя, стоит ли объяснять. Потом медленно, осторожно зубами стащил перчатку с левой руки.
Голые кости. Плоть с пальцев осыпалась, когда рука была еще живой. С ладони почти полностью, к запястью еще осталось немного, но так… клоками. А ведь это именно то, что сейчас делала я. Наша родовая магия, очень сильная… Меня учила мать, потом я сама…
Я видела, что и предплечье дальше все в рытвинах, сколах, все готово развалиться в любой момент. Кости еще держатся. Как далеко это зашло — сложно сказать, дальше под дублетом руку не видно. Но остановить, скорее всего, удалось лишь окаменением. На мертвый камень мое заклинание действует плохо, но даже камень может разрушаться все равно.
Он сжал-разжал каменные пальцы, чуть дернул плечом: «ну, вы же понимаете?»
Теперь да. Должна была понимать это и раньше, но как-то не задумывалась, не сталкивалась близко с таким. Если я попытаюсь лечить его — магия нарушит баланс, и то проклятие разрушения проснется. Если я попытаюсь лечить, то только убью еще быстрее. Моя магия убьет.
Я закусила губу. Отступила на шаг назад, и еще.
Мне как-то совсем плохо стало. Не знаю… все это слишком для одного дня. Я не готова к такому.
— И что же делать? — растерянно шепнула я.
— Ничего. Просто подождать.
Да. И я знаю, как это будет.
— Затянется камнем?
Страж кивнул.
Окаменение действует быстрее всего на поврежденные участки тела, так устроено заклинание. Здоровые — меньше уязвимы. От руки оно расходится выше, но и раны затягивает по своему, как может. И живого остается все меньше. Однажды окаменение перейдет ту грань, когда жизни уже не за что будет уцепиться в каменном теле. Он станет големом окончательно. И чем больше таких битв, тем ближе.
Кавьяр сидел, откинувшись назад, прижавшись затылком к телеге, прикрыв глаза.
— Болит? — спросила я.
— Нет, — сказал он. — Ну… не так, как когда ты живой. Все нормально. Отдохни…
Он попытался улыбнуться мне.
Не знаю, как тут можно отдыхать. Когда вокруг такое… Столько убитых, раненых… Я почти физически чувствую это, моя растревоженная магия остро реагирует на близкую смерть. Мне плохо самой. Опустошенность… и кружится голова.
Оставшиеся на ногах солдаты растаскивают трупы, относят в сторону раненых.
Главное, чтобы не было второго удара.
Если сейчас нас накроет, я уже ничего не смогу…
В ушах звенит. И ноги подгибаются сами.
Я села, почти упала на землю, там где стояла. Закрыла руками лицо.
Болело сердце. Что-то скребло внутри и ворочалось.
Больше всего хотелось разрыдаться, но… я ведь не должна?
Маро стоял рядом и так смотрел на меня… словно я сама — чудовище. Не со страхом, но все равно, так напряженно, настороженно. Он видел, как я убиваю. Даже он теперь опасается меня.
Вдруг поняла, что никогда еще не чувствовала себя такой одинокой.
Не выдержала, всхлипнула.
Выкатилась и побежала по щеке слеза.
— Эй, — позвал страж. — Все будет хорошо.
Так тихо, но так уверенно. Ему хотелось верить.
Я не должна плакать.
Маро тихо переминался с ноги на ногу за моей спиной. Не знал, как вести себя дальше.
— Хакнил! — позвал один из солдат. — Не поможешь нам?
 
С ранеными, с трупами — нельзя оставить все так.
Маро вдруг дернулся, плюнул в сторону.
— Я не за вас сражался! — бросил сквозь зубы со злостью. Развернулся и ушел куда-то в сторону. Помощи от него не будет.