Мир за мир (СИ)
— Боишься — чего?
— Ну что ты спрашиваешь? Знаешь ведь мою историю, не зря же пришла! Боюсь, что они отберут её, не хочу от себя отпускать! Умом-то понимаю, что всё равно придётся, сама же хотела, чтобы хоть она вырвалась из бабьей ямы, а всё равно каждый день провожаю как в последний раз. Где ж ты раньше была, фея?
— Тогда я бы ничего сделать не смогла, — печально опустила глаза Лесная Сестра.
— А теперь — тем более не сможешь. Поздно уже!
«Треснувший мир, по которому нагло гуляют чумные крысы страха… Конечно, хрупковата оказалась женщина, но это не снимает вины с Системы. Ваза тоже хрупкая, и как раз поэтому с ней не обращаются как с кирпичом. А для этих все люди — гайки и кирпичи». Но вслух Ната сказала другое:
— Как говорил Ходжа Насреддин, «человеку, пока он жив, всегда можно помочь»[6]. Я — Лесная Сестра, и я пришла именно за этим.
— Разве ты можешь забрать мой страх, Лесная Сестра? — недоверчиво посмотрела Кристина. — Он стал частью меня, понимаешь? Таблетки пью — страх немного гаснет, но и я гасну.
— Не я, Тиночка. Мы. Мы с тобой. Заберём твой страх и вернём его им. Пусть боятся виновные, а ты — не бойся! — Ната не стала уточнять, что «мы» включало в себя и Ледяную Деву. Уж она-то вернёт — со всеми процентами! — И Белочка будет под моим покровительством, так что тем более не бойся.
— Правда? — подалась вперёд женщина и вдруг опять сникла. — А толку? Ну не заберут они — так Белка потом сама себя заберёт… в бабью яму! Бабушка покойная без мужа родила, мама тоже отца не удержала, и я туда же! И опять девочка родилась… Я почему ей прививку делать не хотела? Верила почему-то, что если не будет с клеймом на плече, как все, то и судьбу «как всех» не повторит! Глупо, понимаю, но и этого мне не дали! Отобрали Белочку… Теперь всё время боюсь, что опять отберут! — она некрасиво заплакала.
«Отделим, как говорится, акул от прилипал», — соображала Лесная Сестра. — «След от прививки в принципе свести можно, но проблема, оказывается, гораздо масштабнее! На Белочке пресловутая «бабья яма» должна оборваться, но для этого нужно терпеливо вести её. Нет, я точно пришла не зря».
Она встала и обняла Кристину, и зазвучали вспомнившиеся стихи — словно заклинание:
Юный ветер сметает
с луны снежный пепел долой,
Юный мир пред тобой
расстилается ласковой мглой.
И в душе возродившейся,
в самом далёком краю,
Слёзы неба смывают
тревожную память твою… [7]
— Да, — женщина с надеждой подняла заплаканные глаза. — Это про меня. Ушла немножко тревога, чувствую. И дальше тоже про меня, — она продолжила читать уже сама:
Только серое пламя,
что было с тобою в беде,
Продолжает светить,
растворившись в прохладной воде.
Звёзды больше не гаснут —
но холодом мёртвой змеи
Сон любви накрывает
бессонные ночи твои…
— Всё-таки грустно, что любовь спит… — мечтательно произнесла Ната.
— И пусть спит… зубами к стенке! — неожиданно окрысилась Кристина. — Ох, извини. Ты придёшь ещё?
— Конечно! — улыбнулась Лесная Сестра. — И с Белочкой познакомлюсь, и с мамой твоей. Только не говори им сразу, что я фея!
* * *
— Я пришёл, — медленно проговорил Виктор. Он был невидим — Страж Вихрей сделал невидимым не только себя, но и их с Алиной, которых крепко держал за руки. При этом все трое висели в воздухе, чтобы не оставлять следов на полу.
Сидевший за столом в компании четвертинки военный средних лет резко выпрямился и быстро обшарил глазами кухню. Никого не обнаружив, он помотал головой и налил в стакан водки — где-то на два пальца.
— Я пришла! — звенящим голосом повторила Ледяная Дева, лихорадочно сканируя память офицера. Ага, вот он — тот расстрел детей на кладбище, значит, перед ними именно Олейник, а не сослуживец, которого майор пустил к себе переночевать. Нет ничего хуже, чем приговорить невиновного! Кстати, к иным судьям они тоже придут, но это будет потом. А вот и острое желание застрелиться — несколько лет назад. Да, Страж Вихрей, ты мудрый человек! «Оставить гада наедине с его страстями» — и не надо самим брать грех на душу.
— Белочка, что ли? — Олейник начал тревожно озираться.
— Я — твоя совесть! — произнесла Алина. — Которой у тебя нет и не было.
— А я — Воин! — вступил Страж Драконов, веско кладя слова. — И я приказываю: убирайся в преисподнюю, откуда тебя по недомыслию вызвали! Ты не воин! Ты — фашист, хуже тех, которых убивал. Думаешь, если твой пахан засел в самом Кремле, это что-то меняет? Нет, ты всё равно фашист. И — всё равно не бессмертный!
Ледяная Дева тем временем обрушивала потоки воды на память майора. Затопить всё! Оставить только несколько островков… Сделано! Олейник потянулся к пистолету, и Страж Вихрей на всякий случай перенёс друзей в комнату.
Выстрел!
— Свершилось! — вскинул кулак Виктор, увидев свалившееся со стула тело с пистолетом в руке. — Контроль не нужен. Линка, что ты ему оставила в памяти?
— Его «подвиги», желание застрелиться и твой приказ убираться в преисподнюю, — ухмыльнулась девушка. — Так, где его мобила?
— Зачем тебе? Уходим!
— Одну минуту! — Алина взяла со стола телефон Олейника и быстро отправила два сообщения его начальнику, бесхитростно обозначенному в списке контактов как «п-к Свиридов»:
«Долбаная власть! Ну почему меня тогда не расстреляли? Прощайте! Майор Олейник».
«Я вернула вашего майора в небытие. Да сгинет он и имя его! Ледяная Дева».
* * *
Артур наконец-то мог не сдерживаться — и он от души захохотал:
— Витёк… ну ты экзорцист! Таким голосом… Не думал священником стать? Линка… а ты ваще… Ты бы ещё сказала «Я белочка, и я пришла!»
— Я не белочка, я толстая полярная лисичка! — рассмеялась и Алина.
— Только зря мобилу хватала, — Виктор был слегка обеспокоен. — А, ты в перчатках, тогда ладно. А всё-таки — зачем?
— Затем, чтобы острых акций поменьше было, — пояснила Ледяная Дева. — Оставить раз десять такую «чёрную метку» — и потом только припугнуть будет достаточно.
— Только что про Белочку говорили, а тут тоже про какую-то белочку? — вошла Ната. — Что такого смешного? — она тоже от души засмеялась, когда Артур сыграл в «театре одного актёра» трагикомедию, завершившуюся несколько минут назад.
— Наталь, а у тебя что? — поинтересовалась Алина.
— Паршиво, если честно. Женщину три недели в психушке продержали и на учёт поставили, видимо, психиатр идейный попался. Так что и с этим разбираться надо. И боится она всё время, что девочку опять отберут.
— Разберёмся, — зловеще протянула Ледяная Дева. — И с этим, и с этим. А сама девочка как, в порядке?
— Я её не видела, но вроде да. В следующий раз познакомлюсь, но надо не с пустыми руками приходить, понимаешь, о чём я?
— Да уж понятно… Ну что, отметим первое явление Стихиалей народу?
— А давайте! — подхватился Артур. — Вернуться, что ли, печень врага вырезать?
— Давай что-нибудь посъедобнее, а? — поморщилась Лесная Сестра. — Сходи утку купи, я запеку.
— Да не только утку, — поднялся Страж Драконов. — Мы вместе сходим, закупимся на неделю.
— Я с вами, — Алина начала одеваться. — А то пошлёшь вас за уткой, так вы одну и принесёте.
* * *
Аркадий Михайлович действительно был психиатром, как выразилась Ната, «идейным». Человек уже немолодой, он профессионально состоялся во времена брежневских гонений на диссидентов, в которых немного успел поучаствовать и сам, и как психиатр представлял из себя махрового «совка», искренне считая заслуживающим карающего диагноза всё, что не вписывалось не только в Генеральную Линию Партии, но и просто в обывательские представления о «нормальности», а уж неподчинение Официальному Лицу, тем более Медицинскому Работнику, у него каралось ещё и с праведным негодованием. Окончательно же заставил его отгородиться от каких-либо сомнений случай, произошедший с одним из коллег — человеком думающим и от всего сердца старающимся помочь и на почве этого тоже слегка свихнувшимся.