Горький вкус любви

— Хабиби, клянусь, я тоже готова сделать всё, о чем ты меня захочешь попросить, без исключений, — произнесла она торжественно.
— Я хочу увидеть твое лицо.
— Здесь?
— Нет, тут слишком людно. Я слышал об одном месте, где мы сможем смотреть друг на друга столько, сколько захотим, и никто нам не помешает.
— Где это место? За морем? — печально пошутила она.
Я задумал отвести ее в то место, о котором рассказывал мне Хилаль. В Джидде можно было найти множество таких укромных уголков: подобно «Дворцу наслаждений», они стояли в стороне от маршрутов религиозной полиции, и там можно было совершать любой харам без риска наказания. То место, про которое я узнал от Хилаля, находилось в самом конце длинной набережной, почти за городом. Туда не забредали даже местные жители.
— Нет, оно в Джидде, — сказал я Фьоре. — Ты сможешь уйти из дома на полдня?
Расставшись с Фьорой, я в тот же вечер пошел к Хилалю и сказал, что хочу отвести свою девушку на свидание в то место на набережной, о котором он говорил. Он согласился помочь мне, но заставил поклясться, что я не расскажу о нем никому из друзей, а иначе туда хлынут толпы народа, и секретному месту придет конец.
Хилаль не умел водить машину из-за хромоты, но пообещал, что свяжется со своим хорошим знакомым — торговцем, работающим на набережной.
— Он всегда подвозит меня туда, — сказал Хилаль. — Я мог бы найти ему работу получше, но он предпочитает торговать на улице, быть своим собственным боссом и дышать морским воздухом.
Переговорив с торговцем по телефону, Хилаль с энтузиазмом предложил:
— Пойдем к нему прямо сейчас, договоримся о завтрашней встрече. И не волнуйся об оплате его услуг. Это будет мой подарок тебе.
 4 
На следующий день торговец ждал нас на набережной. Собрав свои товары в сумку, он повел нас к машине. Она была покрыта пылью. Торговец протер стекло гутрой и пригласил садиться. Я устроился на переднем сиденье, а Фьора сзади.
Мы долго ехали по старой, разбитой дороге вдоль побережья. Даже не верилось, что мы всё еще в Джидде. Слева от нас простиралось Красное море, справа — пустыня, кое-где поросшая сухими кустами. В выбоинах грунтовки скопились настоящие дюны из приносимого ветром песка.
Водитель свернул на еще более плохую дорогу. Автомобиль подпрыгивал и вилял, взметая клубы пыли. Одно колесо попало в глубокую яму, и днище машины со скрежетом чиркнуло по земле. Торговец остановил машину и вылез, бормоча молитвы Аллаху. Я зажмурился, глубоко вздохнул и снова открыл глаза. Пыль осела. В зеркало заднего вида я видел Фьору, закутанную в черное. Я знал, что она смотрит на меня.
Долгое время ничего не происходило, мы просто сидели. Потом торговец вернулся за руль, и мы снова поехали. Теперь машина двигалась медленнее и с осторожностью объезжала каждую яму, которые порой были размером с лунный кратер. В принципе, мы вполне могли быть и на луне, поскольку никто в Джидде, наверное, и не слышал о том месте, куда мы ехали.
Наконец вдали показалось какое-то строение. Когда мы подъехали, я разглядел, что это была двухэтажная вилла. Перед домом стоял «лендровер», на балконе показалась женщина с белой кожей. Она была в бикини и полотенце, повязанном на бедрах. Возле воды две белые девочки и мальчик играли в футбол. Водитель посигналил, опустил стекло и помахал им рукой. Я обернулся к Фьоре. Судя по очертанию носа под черной тканью, она смотрела прямо перед собой.
Я обратил взгляд к морю. На полотенце у воды лежала молодая женщина. Она стала приподниматься, и ей помог чернокожий мужчина в узких плавках. Девушка смела с бедер и живота приставший песок, а потом они вместе побежали в море.
Машина поехала медленнее. Водитель снова нажал на клаксон. На этот раз его внимание привлекли три девушки в темных очках и купальниках, идущие вдоль дороги. И вот двигатель умолк. Торговец глянул на меня и улыбнулся. Мы приехали.
Перед нами тянулся длинный деревянный забор, местами сломанный. Он шел от моря к какому-то невысокому зданию вдалеке.
 
— Я вернусь за вами вечером, — сказал торговец на прощание.
Я кивнул и посмотрел на Фьору. Она уже выпрыгнула из машины и бежала к сломанному забору, мимо таблички, на которой было написано: «Вход только для иностранцев».
Фьора остановилась на мгновение, чтобы подхватить пальцами свою абайю и приподнять ее до колен, а потом с удвоенной энергией продолжила бег к берегу, где набегали на белый песок волны. Там она споткнулась, упала на колени прямо в воду.
Я наблюдал за ней, не двигаясь.
Она так и осталась стоять на коленях, глядя в море. Потом встала, сняла туфли и аккуратно поставила на песок, туда, где волны не могли их достать.
А чуть дальше, на берегу, белый мужчина в купальных шортах нырнул в воду. Его спутница, женщина в желтом купальнике, захлопала в ладоши и бросилась вслед за ним.
Стоя спиной ко мне, Фьора сняла головной платок. У меня перехватило дыхание. Она вынула серебристую заколку, встряхнула головой, и черные вьющиеся волосы волной рассыпались по ее спине. Я пошел к девушке.
Она окончательно освободилась от черной абайи.
Ноги отказывались повиноваться мне, и сердце билось как сумасшедшее. Пришлось остановиться.
— О Аллах, о великий создатель, — пробормотал я.
На Фьоре было розовое льняное платье с короткими рукавами, доходящее ей до колен. Оно плотно облегало стройную спину и слегка расширялось от талии, но не скрывало плавного изгиба бедер. Я ни разу не видел более прекрасного и милого платья, и под ним мне виделось самое прекрасное тело на свете.
Фьора обернулась лицом ко мне.
 5 
— О Аллах, о великий создатель… О Аллах, о великий создатель.
Между нами оставалось всего несколько метров. Она стояла в воде, а меня словно засасывал песок. С трудом я преодолел последние несколько шагов. Ветер весело играл с ее волосами.
— Фьора, — прошептал я.
Она коснулась рукой моего лица. Я облизал сухие губы. Указательным пальцем она стерла с моих щек слезы.
— Хабиби, я с тобой, наконец-то. Не позволяй слезам скрыть меня от твоего взора. Не плачь. Теперь твоя очередь смотреть на меня.
Сначала я должен был отгородиться от всего, что стояло между ней и мной: ослепительный солнечный свет, мокрый песок, ветер, прячущий ее лицо под прядями волос.
Я расстелил ее накидку на песке, и мы вместе уселись на ней. Я повернулся так, чтобы моя тень закрывала Фьору от солнца. Потом я осторожно убрал от ее лица волосы, прядь за прядью, чтобы наконец рассмотреть ее.
Впервые передо мной предстала красота. Фьора была без косметики. Она сказала, что хотела показать мне себя такой, как она есть, без приукрашивания.
— Без накидки и без косметики, — нервно произнесла она.
У нее темная кожа, но светлее моей. Один глаз чуть больше другого. Длинный нос изгибается изящной дугой. Полные губы чуть приоткрыты, но Фьора молчит.
Мне захотелось увидеть, как она улыбается. Я притворился, будто ее красота опьянила меня и, раскачиваясь из стороны в сторону, медленно опустил голову ей на колени. И был одарен широкой, щедрой, прекрасной улыбкой.
По лифу платья бежал длинный ряд мелких розовых пуговок. Первые три были расстегнуты, обнажая мягкую кожу поверх ключиц. Я протянул руку и расстегнул следующие три пуговицы. Показался ее белый хлопчатобумажный бюстгальтер. Расстегивая каждую следующую пуговку, я касался кожи Фьоры. От талии до подбородка я насчитал сто шажков «палец за пальцем». Прижавшись головой к ее груди, я ладонью удерживал расстегнутое платье. Рядом с моим лицом текли ее кудри, падающие с плеч, ее руки обнимали меня. Ногами она обвила мои бедра.
— Фьора?
— Да, хабиби.
— Помнишь, ты писала мне о моем портрете, который ты носишь у себя на груди?
— Да.
— Думаю, настало время заменить портрет оригиналом.
Когда она делала вдох, ее грудная клетка поднималась, а два полушария грудей, как волны в море, мягко вздымались, касаясь моего лица, и через секунду опадали снова. Она вдыхала глубже, и ее груди качали мою голову, как море качает маленькую лодочку. Теперь вместо рисунка в заветной ложбинке Фьоры прятался я сам.