Осень (СИ)
Мисато ощущала, что ей не нравится по-настоящему правильная картинка событий. Ощущала, что она бы не хотела проходить именно такой путь. И это добавляло свои тяжеленные капли в горькую чашу сомнений. Кацураги подумала, что, возможно, Кадзи заразен: он мановением руки приучает мыслить, как он сам, вселяет отвращение к тому, что должно быть, обязано быть правильным. Сделав еще один полный оборот вокруг своей оси, женщина поняла, что на настолько скомканной простыне лежать уже нельзя. Мисато села в кровати, растирая виски: сомнения такого порядка оказались для боевого офицера почти невыносимы.
Поэтому когда с надрывом заорал телефон экстренного вызова, женщина ринулась к нему, как к спасителю.
— Где? — спросила она, вылетая на улицу.
Дежурный офицер одним взмахом расстелил на капоте карту.
— Тринадцать километров от наблюдателей Усимуры на высоте шесть. Азимут — двадцать два.
Предутренняя сырость пахла тревогой. Испытательный полигон мгновенно ожил светом ручных фонариков — мощные галогенки пластали туман, более слабые источники метались размытыми пятнами. В воздухе стоял треск раций, кто-то требовал поднять воздух, неподалеку сзывали разбежавшиеся на вчерашних учениях танки.
Армия на полную мощь использовала редкую возможность общаться по радио, и оставшиеся без дела вестовые напряженно переговаривались, потягивая немилосердно чадящие сигареты. Кацураги изучала диспозицию, и она ей не нравилась — хотя бы тем, что была неприятно близка к их прежней базе. Майор возила пальцем по карте, прикидывая варианты развертывания войск.
— Прикажете поднять VTOL’ы? — заботливо подсказал Такецунуми.
Кацураги помотала тяжелой с ночи головой:
— Отставить. Поднимите только наблюдательное звено, дайте желтый код ракетоносцам. Второй и третий артиллерийский полки HIMARS перебросьте вот сюда и сюда и рассредоточьте по пятой схеме. И хоть раз, черт вас возьми, подготовьтесь к полной потере связи!
— Есть!
Мисато подняла воротник, слушая, как ее распоряжения уходят по назначению. Карта медленно промокала от собравшейся на капоте влаге, а потом капли задрожали: по грунтовке мимо них с воем шли танки. Тяжелые машины, вздымая веера грязи, рвались к цели, словно шли по гладенькой трассе. «Не терпится вам на тот свет», — подумала Кацураги и оборвала себя: это были мысли из ее ночных метаний, и вот уж когда им не стоило давать дорогу, так это сейчас.
— Где капитан Нагиса? — крикнула майор на ухо Тецуро.
— Уже в ангаре, мэм.
— Оружие смонтировано?
— Так точно! Патронный барабан GAU еще вчера установили, сейчас собирают пилоны позитронок.
Кацураги кивнула. В редеющем тумане из небытия проступали громады фабричных корпусов. Танки закончились, после них осталась взбитая пена грязи и развороченные колеи.
Где-то на востоке тлел по-осеннему тусклый, почти неразличимый рассвет.
* * *Поезд метрополитена трясло на каждом повороте, но люди этого не замечали. Настоящий час пик начнется немного позже, пока же редкими пассажирами вагонов были те несчастные, чьи смены не зависели от привычных «с девяти до пяти». Кто-то спал, уже видя во сне близкий дом, кто-то чутко вздрагивал, боясь пропустить уже близкую остановку.
Освещение подрагивало и иногда пропадало.
Аска зевала, глядя в несущуюся за окном тьму. Там должны были быть кабели, редкие лампы и неровный бетон, но девушка смотрела только на блики, быстро бегущие по стеклу.
«Новая работа точно не даст мне расслабиться. Не так: точно не даст раскиснуть».
Когда поезд затормозил, сориентировалась только подготовленная к перегрузкам капитан Сорью. Рыжая вцепилась в поручень, гася первый удар, а потом, сгруппировавшись, полетела под сиденье. Скрежет тормозов, тьма, крики, искры за окнами — и над этим всем сирена.
Аска выбралась в полутемный вагон, где включилось только аварийное освещение. Кто-то стонал, в дальнем краю вагона бабьим голосом рыдал какой-то парень, баюкая перебитую руку. Аска огляделась, а потом всхлипнули динамики.
— Это система чрезвычайного оповещения. Просьба внимательно прослушать это сообщение! Сегодня в 5:30 по всему центральному региону Канто объявляется чрезвычайное положение…
Девушка слышала только кровь в ушах, и первой мелькнула выдрессированная мысль: скорее к Еве. Потом были цифры — сколько примерно здесь метров земли над головой. Потом — слово «отстранена».
Сотрудница токийского метрополитена Сорью Аска села на пол вагона и, не обращая внимания на крики вокруг, принялась ждать.
* * *— Таким образом, шестьдесят процентов группировки уже готовы к осуществлению операции «Ясима», — сказал Гендо, стоя перед комитетом. — Как только остальные сорок процентов ударных сил передислоцируются в заданные квадраты, мы начнем операцию.
Затемненный зал наливался вполне осязаемым недовольством.
— Нам кажется, что вы тянете время, Икари, — проворчал один из членов комитета, — за прошедшее время можно было мобилизовать все части в Японии.
— Я понимаю ваше нетерпение, но дело касается зоны отчуждения, — парировал Гендо. — К тому же, вы ранее сами утвердили план мобилизации, предложенный мной, и согласились со сроками подготовки.
Членам комитета ничего не оставалось, кроме как промолчать.
— Продолжайте, Икари, — прервал тишину председатель.
Гендо кивнул, но прежде чем он сказал хоть слово, зазвонил его телефон. Приложив трубку к уху, он произнес лишь короткое:
— Слушаю.
После чего сразу же убрал его обратно в карман.
— Боюсь, нам придется отложить собрание. Обнаружен Ангел.
* * *Каору устраивался в кресле, слушая последние наставления по радио. Сейчас у него под руками горели маячки кнопок, недоступных еще вчера, а гашетки на ручках управления теперь больше не уходили в пустоту. Пилот гладил обогатившуюся приборную панель и чувствовал, как покалывают кончики пальцев.
Вокруг носились техники, спешно отдергивая провода от машины, протягивая рукава и собирая лесенки. Свет помаргивал: конденсаторы позитронных орудий набивали в экстренном режиме, и только два толстенных кабеля приковывали сейчас Еву к земле.
Он ждал этой синхронизации: первого боевого слияния со странной машиной, первого боевого вылета против самого страшного врага. Это был один сплошной вызов, один глумливый оскал ему в лицо. Капитан Нагиса поставил себе цель: изменить все этим вылетом — понять машину, понять себя, показать себя.
«Ангел… Какой же ты?»
В учебке им показывали фильмы, приучая к простой мысли: если вам прикажут, вы пойдете на это месиво огня, под рукава раскаленного воздуха, каждый из которых делает братскую могилу бессмыслицей. Нагиса смотрел на волны самоубийственных атак, на вспыхивающие огоньками вертикалки и знал, что машина, которую он хочет получить, может больше, чем просто сдержать противника. В учебке вбивали в головы бесспорную истину: каждая секунда, сэкономленная для удара Евы, — это уцелевшие города и мирные жители.
Каору знал цену городам и мирным жителям. Он слышал, как обыватели называют идиотами горящих солдат. Сам будущий капитан Нагиса смотрел сюжеты о таких массовых гекатомбах с замиранием сердца, хоть и не видел там солдат и смертей. Ангел казался ему воплощением всесилия, которое можно остановить.
Словом, Нагиса видел только битву титанов.
И вот от такой битвы, от свершения десятков целей его отделяли только два массивных кабеля, и он едва сдерживался, чтобы не вырвать их из креплений, освобождая машину.
— Капитан, зеленый свет, — пискнул голос техника в наушнике.
Обмирая от предвкушения, Нагиса одним прыжком слился с Евой.
Машина оторвалась от бетона, поджала шасси — Каору чувствовал всю невозможную легкость, все те колебания мощи, что отметали напрочь земное притяжение. Это был триумф, но триумф уже знакомо-тоскливый. В его сознании сгустилась тень, которую он уже привык ощущать: она не застилала поля зрения, ничему не мешала, но на руках капитана, управляющих Евой, словно бы лежали теперь чужие холодные пальцы.