(не)хорошая девочка (СИ)
Сладко тебе, да, малышка? Больно и сладко, да?
Какая же ты неподражаемая. Не оторвешься ведь. Вся отдалась, сдалась, подставилась. Легла в ладони, теплая нежная зайка. Век бы с тебя не слезал, до того с тобой хорошо…
Так что тебе нужно, Вадим Несторович? Ты сам-то едва держишься, едва отстраняешь в сторону оргазм, тебя того гляди накроет самого. И судя по тому как дергается мир, скрутит тебя самого до землетрясения. И небеса падут на землю, и все такое прочее. И хотеться будет только в кому впасть, а не шевелиться, и уж точно — не ехать на переговоры.
И все равно же мало. Мало!
Нужно больше. Её — больше. Времени с ней — больше.
— Моя! Моя! Моя!
Это не слова, это рык, с которым Вадим вколачивается в сладкое податливое тело своей девочки. И в ответ на каждый — пронзительный вскрик. То что нужно.
Его кроет. Его кроет настолько густой тьмой, что и сам он сейчас не может думать ни о чем, кроме того, чтобы трахать эту красивую девочку. Свою послушную красивую девочку.
Идеальная. По тому что она делала, как играла, как принимала — она была идеальна.
Нет, все, невозможно уже терпеть, скоро уже голова взорвется от такого длительного ожидания оргазма.
И все-таки Вадим не любит кончать первым. Да и счет по оргазмам надо сравнять.
Пальцы свободной руки ложатся на клитор девушки. У неё в голове уже и нет ни единой мысли в эту сторону, она и забыла, что можно так, сосредоточившись на другом виде удовольствия. Поэтому сейчас вздрагивает, ахает, начинает елозить активнее. Три движения — все что нужно сейчас. Она измучена этим заходом, теми крохами удовольствия, что ей доставались, ей много не надо. Три отточенных резких движениях — и её тело, мечтавшее о разрядке столько времени, выгибается дугой, содрогается в мелких судорогах. И сама она воет — негромко, восторженно. Воет и дрожит.
— Вот так, моя хорошая, — шепчет Вадим и доделывает и сам. Ему нужно немногим больше неё, он уже на грани, хватает четырех резких фрикций. А потом для него остается только удовлетворение. Густое, как смола. Темное, как затмение. Пропитанное запахом сониных волос.
И она, его зайка, его девочка, лежит рядом, свернувшись в клубочек, а Вадим неторопливо гладит её пальцами по спине, прижимаясь губами к её виску. Нужно вставать, а хочется только послать все нахрен.
— Самое время бежать, зайчонок, — чуть улыбается Вадим, — а то я, кажется, вхожу во вкус и могу затрахать тебя до смерти.
Не то чтобы он собирался дать ей сбежать. Но можно же прикинуться. Тем занятней будет следующий этап игры. Хотя, каким бы ни был тот следующий их этап — он все равно будет замечательным.
Соня шевелится, но напротив — для того чтобы крепче прижаться к Вадиму.
— Хорошо бы было, — тихонько откликается она. Отрава ушастая. Поди-ка оторвись от неё, вот такой вот невыносимо подходящей именно ему, Дягилеву.
Её щеки — соленые на вкус. И хочется сцеловать с нежной кожи каждую молекулу тех слезинок, что бежали по этим щекам, ради того лишь, чтобы Вадим получил свое удовольствие.
— Я не думала, что ты найдешь меня так быстро, — негромко произносит Соня, задумчиво теребя пальцами пуговицу на рубашке Дягилева.
— В следующий раз прячься лучше, — Вадим ухмыляется, касаясь кончиками пальцев маленького ушка девушки, — зайчонок. Вот серьезно. Ты за кого меня держишь? Я был твоим первым мужчиной. Думаешь, это ничего не значит для меня? Ты думала, я дам тебе взять и убежать из моей постели? Вот так вот просто? Какая ты у меня мечтательная, зайка.
Соня замирает, будто напрягаясь. И это на самом деле странно — наблюдать такую её реакцию.
— А если… — девушка запинается, кусая губу, — если…
— Если что? — максимально мягко уточняет Вадим. — Ну же, говори, я не кусаюсь. Почти.
— Если я скажу тебе, что ты не был первым? — торопливо выдыхает Соня, явно пытаясь вытолкать эти слова из себя побыстрее.
Дурочка начинает нести несусветную чушь.
— Зайчонок, у меня доказательства были, — весело откликается Вадим. — Можешь мне поверить, вполне достаточные.
— И все-таки… — Соня отводит глаза и запинается на каждом слове. — Все таки нет, правда. У меня еще был… Баринов. Просто он не смог…
Не смог прорвать? Ох, вот как от этого не ржать, а? Вот вроде надо посочувствовать мальчику, ему в жизни не повезло, а хочется только ржать. Хотя… Вадиму вдруг становится не до смеха.
— Так он из-за этого хотел тебя дружкам отдать? — медленно уточняет Дягилев. Если ответ будет положительный — нужно бы оторвать сопляку Марго гениталии и заставить их сожрать. Хотя это в любом случае надо сделать.
— Ага, — Соня тихонько всхлипывает и тыкается носом в плечо Вадима. — Так что девственница я была бракованная, и если ты из-за этого…
Вадим зажимает её рот ладонью. В этом мире и так происходит слишком много чуши, не стоит договаривать еще и эту.
— Еще раз повторишь этот бред — и в следующий раз вместо пробки в твою сладкую попку я запихну вибратор, — ровно произносит Дягилев, глядя в Сонины голубые глаза. — Ты не была бракованная, ты была для меня. А не для него. Поэтому у него и не вышло. Ты поняла?
Соня кивает, глядя на Вадима вытаращенными глазами. Кажется, фразочка вышла более эффектная, чем ему казалось.
Занятно.
Он вообще-то не настаивал на том, чтобы Соня делилась этим откровением, но… Но она его выдала. Честно. Хотя явно переживала, что это испортит отношение Вадима к ней.
Дурочка ушастая. И честная. Хорошо, что честная, не будет хранить идиотских тайн.
В душе Вадима не перещелкнуло вообще нигде. Девочка досталась ему девственницей, что бы она там ни считала. То, в чем она сейчас созналась, добавляло происходящему даже чуточку больше символизма.
И все-таки щенка Баринова нужно наказать. Это, разумеется, грозит конфликтом с его матерью, но с Марго у Вадима сроду толком почти ничего не срасталось. Было бы за что цепляться.
— Тебя потеряют, — произносить это не охота. И думать. Но она пока не может сломать всю свою жизнь в угоду Дягилеву. Хорошо бы, если б так получилось однажды. Но её право — оставить для себя хоть какие-то границы.
— Еще чуть-чуть, — умоляюще хнычет Соня и ластится к Вадиму. Нежная какая зайка. Вот зря она это делает, на самом деле. Ведь не так и просто на неё сейчас не наваливаться и не затевать новый акт этого спектакля. Игрушек в запасе у Вадима не было, зато были руки и ремень, на первое время хватило бы и их. Но все-таки зайку следовало пожалеть и отпустить домой.
— Откуда ты вообще взялась на мою голову? — Вадим смеется и прижимает девушку к себе так крепко, как только возможно.
— С балкона, хозяин, разве ты не помнишь? — лукаво мурлычет эта нахальная девица. И глазищи так и блестят, так и блестят. Кто-то очень хочет нарваться на еще одну трепку? Ох, все-таки хочет чья-то пятая точка, чтобы её нарумянили. Ну ничего, все еще будет. Но ввести в Тему надо будет по-нормальному. Её инстинктивное следование роли — это хорошо. Но осознанности не хватает.
— Если бы я знал заранее, что получу такой подарочек, вышел бы тебя ловить, — ухмыляется Вадим. А затем поднимается с кровати. Соня огорченно хнычет, и это на самом деле жуткое вероломство с её стороны. Он бы тоже сейчас остался и продолжил. А потом сожрал что-нибудь и продолжил снова. Но они ж так из гостиницы неделю могут не выйти.
— Вставай, ушастая, — мягко торопит девушку Вадим. — А то в следующий раз будешь бегать по папиному двору и под конвоем. И придется мне рыть к своей сладкой зайке подземный ход.
— Моя комната на втором этаже, — явно для того, чтобы выкроить себе еще секунду, возражает Соня.
— Тем более, вставай, — Вадим запускает в девушку её же водолазкой.
Соня красноречиво вздыхает и медленно и осторожно начинает сползать с кровати. Когда садится — сдавлено ойкает. Видимо, “последний бастион”, павший сегодня, дает о себе знать. По губам Вадима ползет улыбка.