След орла (СИ)

– Да.
– Перестань смотреть на меня, как будто ты все всегда знаешь заранее! – она сердито тряхнула головой и отвернулась. – Я подозреваю человека, которого не хочу подозревать… И повод для сомнений крошечный: он всего лишь обманул меня насчет рыбы…
– Тебе недостаточно доказательств?
– У меня их нет вообще. Только сомнение. Мерзкое неприятное чувство прямо вот здесь… – она ткнула себя в грудь и закрыла лицо руками. – Я не знаю, Имагми…
– Я бы сказал тебе сейчас, что стоит доверять своей интуиции, но ты меня не услышишь. Поэтому давай так: какие доказательства тебе нужны?
– Ты же разбираешься в кораблях?
– Ну… – он повел плечом, которое уже покрылось гусиной кожей. – Я не служил матросом, но кое-что понимаю…
– Видишь ту белую яхту внизу? Как думаешь, у нее большой трюм?
– Смотря для чего.
– Чтобы месяц держать там трех заложниц.
– Ого, – Имагми присвистнул. – Весело ты проводишь каникулы.
– Меня отстранили от учебы. Так что думаешь?
– Теоретически, они бы туда влезли. Но сделать так, чтобы они целый месяц сидели там не привлекая внимания… – он скривился. – Только если их чем-то накачали.
– Я боюсь лететь туда. Если дядя Альберт узнает, что я… В общем, если я ошиблась, будет плохо.
– Так в чем проблема? – Имагми улыбнулся, подмигнул и прямо на ее глазах сжался до размеров ворона.
– Нет, постой… Я еще не решила, стоит ли…
Но он уже стремительно пикировал к яхте.
Подозрения на какой-то миг снова показались Маре глупой фантазией. Да почти все, кого она знала, умели управлять плавсредствами! Взять того же Сэма! Уж он-то ненавидит Эдлунда, как никто другой! Может, отвлекал ее, а тем временем попросил кого-то из своих последить за шведским профессором? А если море вообще не имеет никакого отношения к похищениям? А если девушек давно убили… Если, если, если…
Она застыла, не спуская глаз с «Большой Ингрид». То и дело ей чудилось какое-то шевеление сбоку, оборачивалась резко, но поселок был по-прежнему безлюден. Спустя несколько минут Имагми вернулся к ней.
– Трюм пуст, – сообщил он, спрыгивая на землю.
– Ты уверен? И никаких потайных дверей? Замков?
– Абсолютно. Трюм даже не заперт. Там есть банки с краской, оборудование для съемки… Ничего подозрительного.
– Отлично, – Мара выдохнула с облегчением. – Значит, я зря переживала. Надо позвонить Брин, сказать, что все в порядке.
– И все же я останусь на день или два, – Имагми поежился от холода.
– Но где ты собираешься жить? У тебя здесь ни жилья, ни одежды…
– Глупости, – он фыркнул. – Зачем нужны крылья, если ими не пользоваться? Я облетал так почти всю Канаду. Найду где-нибудь немного денег, поем, договорюсь о ночлеге… В этой деревне мне лучше не светиться.
– То есть будешь воровать? – уточнила Мара.
– Когда у тебя важная цель… – начал было Имагми, но на полуслове трансформировался и упорхал вниз, в вечерний туман.
Девочка побрела домой. Могла бы тоже полететь, но не хотела бросать одежду. Да и спешки никакой: небо окрасилось закатом, и облака сделались похожими на кусты цветущей сирени. Все это великолепие отражалось в морской глади, будто море было наполнено не соленой водой, а сладким густым напитком. И куски льда, и далекие очертания берегов и островков обрели темный фиалковый оттенок. Кто бы сказал Маре раньше, что север может выдать всю палитру самых насыщенных, самых тропических красок?.. А теперь она видела это воочию и понимала, почему Альберт Эдлунд стал фотографом. Совет, политика… Здесь, в Гренландии, где кроме бесконечной природы из снов не существует больше ничего, Мара могла бы остаться навсегда. Лечь на бархатный мох, раскинуть руки и вечно смотреть в изменчивое низкое небо.
Если бы не было Линдхольма.
Мара помнила слова Брин о том, что Линкс в спешке смылась из пансиона, и это не давало девочке покоя. Пусть эта рысь и сбежала, главное, чтобы ее исчезновение не навредило Вукович. Но хорватки в комнате не было. Ее кровать оставалась нетронутой с самого утра, и Альберт, который как раз доставал из духовки печенье с корицей, сказал, что она так и не появлялась. С тех самых пор, как утром за ней прилетал вертолет из Кангерлуссуака.
 
Извинившись перед стариком Эдлундом, Мара вышла позвонить. Без толку. Телефон хорватки не отвечал. Девочка постаралась унять всколыхнувшуюся тревогу. Никакой паники. Спокойствие. Вукович предупреждала, что может отсутствовать. И велела заботиться лишь о безопасности территории. Поэтому после ужина и чаепития Мара дождалась, пока в комнате Альберта все стихнет, и выпорхнула на свой ночной патруль. На сей раз она даже покинула территорию поселения и облетела местность чуть дальше. Дважды. Второй раз совсем низко, чтобы ничто не укрылось от острого орлиного зрения. Но ни малейшего шевеления, ни кого-то подозрительного она не отметила. Погоняла ради развлечения перепуганную мышь и вернулась к себе.
В доме было так тихо, что Мара слышала мерное цоканье своих наручных часов. Она то погружалась в дрему, то просыпалась от каких-то смутных, тревожных сновидений. И первым делом бросала взгляд на кровать Вукович: пусто.
Сбив простыню в комок, Мара не выдержала и вылезла из кровати. Как раз начинало светать, значит и нечего было выдавливать из себя сон, как зубную пасту из пустого тюбика. Оделась, проверила телефон. Ни одного сообщения. Сомневалась, стоит ли беспокоить опекуншу в такую рань, но решила, что раз та не дома, то и не спит наверняка. И набрала снова. И снова. Нет ответа. Перезагрузила телефон и ткнула в кнопку вызова… Бесполезно.
Мара металась по комнате, пока не услышала шорох в спальне Эдлунда. Ей было, конечно, совестно, что она разбудила старика, но силы выносить одиночество иссякли. Да, она не могла рассказать ему о своих страхах, потому что тогда пришлось бы выкладывать все с самого начала. Но хотя бы его присутствие, хотя бы кофе с молоком и с тостами, незатейливая светская беседа и солнечные лучи на клетчатых занавесках помогали ей поверить, что все хорошо. День как день, жизнь идет своим чередом.
Альберт, как обычно, взял рюкзак и отправился плавать на «Большой Ингрид», а Мара решила сообщить Брин, что на старика Эдлунда уже не надо искать никакой компромат. Накануне у нее это вылетело из головы, а когда прилетело обратно, звонить стало уже поздно. Вытащила телефон, но на нем с грустным пиликаньем мигнула красная лампочка.
Она бросилась в комнату, но зарядки не было на месте. Наверное, Вукович вчера случайно захватила две. Девочка в нерешительности замерла в прихожей. Ей хотелось, конечно, поболтать с подругой, но в спальню Альберта Эдлунда она еще ни разу не заходила.  Любопытство пересилило здравый смысл. Мара вздохнула и повернула дверную ручку.
Идеальный порядок. Кровать, застеленная по-военному. Рамки с фотографиями висят как по линейке. И нигде не видно зарядку. Мара выдвинула наугад верхний ящик комода – всякие лекарства. Средний – трусы и носки. Нижний – папки, письма, документы, диплом об окончании Линдхольма, о присвоении докторской степени в области генетики. Справа, на самом дне, чернел шнур зарядки. Потянула его на себя, и из папки показался заломленный уголок черно-белой фотографии. Мара машинально вытащила его, и увиденное заставило ее отшатнуться. Трое мужчин на фоне столь хорошо знакомого ей маяка. Все трое высокие, плечистые, в белых халатах. Тот, что слева, с бородой, сильно напоминал Альберта Эдлунда. Моложе, разумеется. Но ошибиться было трудно. А вот двое других… Их лица на фото отсутствовали. Вместо них зияли дыры с черной обожженной каймой. Кто-то сильно ненавидел этих двоих. И Маре стало страшно.
 
Мокрыми от холодного пота руками она схватила зарядку, снимок и побежала в спасительные стены своей спальни. Набрала Брин.
– Я уже думала, ты не позвонишь! – воскликнула исландка. – Тут такое… Я должна тебе рассказать…
– Мисс Ревюрсдоттир, мы вам не мешаем? – раздался в трубке голос профессора Фалька.
– Простите, это очень срочно, я буквально на пять минут!