Ноль эмоций (СИ)
Я рассматривала товары, отмечая в уме, что вот неплохо было бы купить вот это, и это… А совсем скоро пригодится и еще кое-что. Костя набирал продукты. Потом он оглянулся на меня и спросил:
— Ты что-то присмотрела?
Я кивнула и перечислила то, что, по моему мнению, очень бы пригодилось нам в пути: небольшой рюкзачок, туалетную бумагу, еще кое-какие мелочи из предметов гигиены. Хорошенькая продавщица складывала выбранные мной вещи на прилавок. Костик одобрительно поднял свою злодейскую бровь и добавил к моему выбору пару зубных щеток, тюбик пасты и флакончик жидкого мыла с дозатором. Подумав, себе он тоже выбрал рюкзак пообъемнее, сразу запихал туда продукты, предоставив мне позаботиться о более легких покупках.
— Еще что-нибудь хочешь? — спросил он, вынимая небольшую пачку денег из кармана своей кожанки.
Мой взгляд уперся в какие-то пухлые желтые комочки, выпирающие из тонкого целлофанового пакетика. Я навалилась животом на деревянный прилавок, чтобы разглядеть ценник.
— Да, — сказала я. — Кукые палки.
Хорошенькое личико продавщицы приняло недоуменное выражение, Костя взглянул на меня, как на сумасшедшую.
— Какие палки? — тихо переспросила меня девушка, окидывая взглядом полки с продуктами.
— Кукые, — твердо сказала я и указала на желтоватые комочки.
— Кукурузные палочки? — робко уточнила продавщица.
Я снова навалилась животом на прилавок и присмотрелась к ценнику. Узкая бумажка, на которой фломастером от руки кривовато накарябано: «Кук-ые пал-ки». Видимо, целиком слова не умещались, а дефисы, больше похожие на точки, я не сразу разглядела. Я кивком подтвердила, что да, оно самое. Костика согнуло пополам от хохота, продавщица совсем засмущалась, и, рассчитываясь с Константином за все покупки, старалась не смотреть ни на него, ни на меня. Этот гад, вытирая слезы и подвывая, отсчитал купюры, заграбастал свой рюкзак, предоставив мне мой, и вывалился из магазина, все еще всхлипывая. Время от времени он бормотал себе под нос «Кукые палки!» и снова сгибался пополам от нового приступа истерики.
Я пробормотала зардевшейся продавщице: «Спасибо, извините нас!» — и выскользнула вслед за своим спутником.
Пока мы шли обратно до заброшенной станции, Костик продолжал хохотать, мотая головой и выписывая по дороге зигзаги, как пьяный. Временами он почти успокаивался, но стоило ему бросить на меня взгляд, и он снова начинал хихикать.
— Хватит ржать, — буркнула я, — Бринцевич по тебе плачет.
Он еще немного пофыркал и похихикал, потом, наконец, простонал «Ооооооой», схватившись за живот, и вроде затих.
— У тебя вообще чувства юмора нет? — чуть удивленно спросил он немного погодя, видя, что меня не проняло, и я даже не улыбнулась.
Я фыркнула и огрызнулась:
— Нет. Зато ты у нас остряк-весельчак.
— Сарказм, — отметил он удовлетворенно, — значит, ты не так уж безнадежна.
— Безнадежна… А на что ты, вообще-то, надеешься? — подумав, спросила я.
Он помолчал, косясь на меня, потом пожал плечами:
— Что ты не зомби и не робот.
Я удивилась:
— Тебе-то какая разница?
— В том, что с тобой случилось, есть моя вина, — нехотя признался он — пусть и не лично я тебя такой сделал.
Я с любопытством смотрела на него, ожидая продолжения, но он погрузился в себя и теперь шагал молча, чуть ссутулившись и сунув обе руки в карманы куртки.
— Ты мне когда-нибудь расскажешь? — спросила я.
Он неопределенно мотнул головой, и я решила пока не цепляться к нему с расспросами, хотя мне было интересно, что со мной произошло. Было ли в моей жизни вообще что-то раньше, до взрыва?
Под сенью леса темнело быстро, и мы, удалившись от станции на приличное расстояние, спустились с железнодорожной насыпи, залезли в непролазную гущу ельника и присели на поваленное дерево с вывороченным из земли корнем, скинув с себя рюкзаки и вытянув ноги.
Мы поужинали хлебом и тушенкой, которую он вскрыл раскладным ножом, извлеченным из куртки под моим удивленным взглядом.
— Да твоя куртка просто кладезь всяких сюрпризов и неожиданностей, — усмехнулась я, — а спички есть?
Он полез в карман и молча показал мне зажигалку.
Я открыла было рот, чтобы спросить, будем ли мы жечь костер, но он покачал головой.
— Жаль, что палатки и спальники не продавались в том магазине, — поежилась я, представив, как мы продрогнем ночью на голой земле.
— Ночи прохладные, но все-таки не зима, — попытался он меня утешить, — в следующем магазине купим тебе свитер.
— И тебе.
Он удивленно на меня взглянул, как будто я сказала что-то на незнакомом ему языке, но согласился:
— И мне.
В сгущающейся темноте мы надрали с поваленной сосны ароматного лапника, уложили его рядом с бревном. Я сомневалась, что от него стало бы нам теплее. Константин, к моему удивлению, стянул с меня куртку и постелил на лапник. Свою куртку он тоже снял. Оставшись в тонкой рубашке, улегся на жесткое и колючее ложе, приглашающе протянул мне руку, и когда я, тут же успев озябнуть, юркнула и прильнула к нему, накрыл нас обоих своей кожанкой, еще хранящей тепло его тела.
Стоило мне принять горизонтальное положение и кое-как пристроить свою отяжелевшую голову на Костином плече, как я моментально вырубилась, даже не обратив внимания на впивающиеся в бока сучки, ветки, шишки и комариный писк.
Глава 6
сначала я увидел пламя
затем послышалось ложись
но у меня другие планы
на жизнь
Проснулась я от пронизывающего холода, чувствуя себя почти буквально змеей подколодной: вся кожа рук, ног, уши и нос — ледяные и чешуйчатые, а над головой — нависший выворотень, под которым мы устроили себе гнездо. Птицы вовсю щебетали, рассветные лучи проглядывали сквозь крону елей и сосен и пронизывали стелющиеся по-над землей клубы тумана. Пахло сосновой хвоей и грибами. Волосы были влажными от росы, я вообще вся насквозь отсырела и промокла, несмотря на Костину кожанку, которая теперь вся была на мне. Видимо, во сне я уползла на другой бок, отвернувшись от крепко спящего мужчины, и накрывающая нас обоих куртка уползла со мной. Костик спал лицом вниз, оставшись один на моей расстеленной куртке, его тонкая рубашка намокла от росы и прилипла к спине, однако сон его был настолько крепок, что даже сейчас, продрогнув до костей и мелко дрожа, он не проснулся. Я пододвинулась к нему поближе, поделилась остатками тепла из-под его куртки. Он, продолжая спать, подгреб меня к себе, благодарно пробубнил мне что-то в волосы и вскоре перестал дрожать.
Заснуть обратно я не смогла и лежала, чуть отогревшись, слушая пение птиц и всякие шорохи совсем близко от нас. Я услышала, как земля задрожала, приблизился гул, перерастающий в оглушительный грохот, и мимо нас, мелькая за деревьями и кустами, пролетел грузовой состав. Костика, к моему удивлению, не разбудило даже это. Слушая его мерное глубокое дыхание, я, видимо, все-таки тоже задремала, потому что, когда он наконец зашевелился и глубоко вздохнул, я вздрогнула всем телом и проснулась.
Он сел, провел рукой по коротко стриженной макушке, стряхивая налипшую хвою, потянулся, зябко передернулся и стащил с меня свою куртку. Я завернулась в свою.
— Доброе утро, соня! — с легкой издевкой в голосе приветствовал он, увидев мой приоткрытый глаз.
— Может, и доброе, но уж больно холодное. И я вроде как Женя, — проворчала я, нахохлившись.
Он хмыкнул, покопался в моем рюкзаке, выудил оттуда рулон туалетной бумаги и показал мне.
— Пойдешь в лес, выкопаешь ямку, сделаешь дела, положишь туда бумажку, закопаешь, присыплешь сверху хвоей. Нас тут не было. Поняла?
— Захотят найти — найдут по запаху, — буркнула я и снова спрятала лицо в куртку. Он удалился, ничего не ответив.
Мы позавтракали очередными консервами, которые он вскрыл своим ножом за считанные секунды, не особо заботясь о том, что острые рваные края банки могут поранить пальцы. Пустые банки он тоже прикопал. Воды осталось совсем немного, мы экономно отпили по несколько глотков и убрали пустую бутылку в рюкзак.