Влюбиться без памяти (СИ)

Торопов подносит к моим губам мозолистый шершавый палец правой руки, пахнущий бензином и кофе вперемешку, и аккуратно проводит им по нижней губе, оставляя на каждом миллиметре адское пламя.
Я не в силах сопротивляться неожиданно охватившему меня сладкому волнению, и буквально прирастаю к полу ногами. Капитан же продолжает свой следственный эксперимент, наклоняясь ко мне и захватывая нежный бутон моих губ своим жарким наглым ртом.
Из моей груди вырывается томный вздох, и я тут же оказываюсь в объятиях этого хамоватого полицейского, а его губы продолжают исследовать каждый уголок моего рта, проникая внутрь своим хлёстким, как плеть, языком.
Я прижимаюсь к стальному мускулистому торсу капитана полиции, и тут же понимаю, что его член в брюках зашевелился, и упёрся в моё бедро всей своей мощью.
Мои трусики вмиг становятся влажными, хоть выжимай, но передо мной в памяти всплывает красивое лицо Кожевникова с его правильными, мягкими чертами лица.
— Нет, что вы делаете?
Разум, наконец, возвращается ко мне вместе со способностью говорить, и я тут же отпрыгиваю в сторону, заливаясь краской, и вытирая влажные от горячих поцелуев губы.
— Я же предупреждал, что проведу следственный эксперимент.
— И это, по-вашему, он?
— Несомненно.
Торопов ехидно улыбается, наклонив голову на бок, продолжая исследовать меня своими наглыми глазами. Я же сглатываю слюну, и, задыхаясь от хаотично бьющегося сердца, спрашиваю:
— И часто вы проводите такие эксперименты?
— Не так часто, как вы можете себе представить, Евгения Васильевна. Скорее всего, такое — впервые в моей практике, но, тем не менее, эксперимент удался на славу, мне всё ясно.
— И, что вы выяснили?
— Что вы не невеста Анатолия Михайловича Кожевникова. И теперь я в этом абсолютно уверен.
Багровею от ярости, и, хватая со стула свой пуховик, со злостью выплёвываю, сжимая руки в кулаки:
— Вас это никак не касается. Ваше дело — ловить преступников!
Огибаю спокойно стоящего в стороне капитана, и бегу по направлению к выходу. Никакого права задерживать меня он не имеет, так что пусть катится ко всем чертям со своими экспериментами!
— Всего хорошего, Евгения Васильевна.
Проносясь мимо рабочего стола полицейского, я невольно бросаю взгляд на ажурную белоснежную фоторамку, и с удивлением обнаруживаю в ней детский снимок. На меня улыбаясь, смотрит смешная девчонка с двумя хвостиками на голове. На её носу сидят круглые очки, как у Гарри Поттера, и она счастливо улыбается, держа в руках леденец на палочке.
У него есть дочь?
Честно говоря, я была уверена, что на фото — любовница полицейского, а тут, оказывается, фото малышки. Значит, он женат? Но, кольца на пальце нет.
Ладно, я подумаю над этим позже. Ну, уж точно не буду сейчас ничего спрашивать у этого несносного хама.
Хлопаю изо всех сил дверью так, что на створке жалобно скрипнули петли, и, пробежав мимо изумлённо стоящего в коридоре стажёра, выбегаю на улицу, хватая ртом морозный воздух.
Что о себе возомнил этот наглец? Что может вот так просто целовать первую попавшуюся симпатичную девушку?
Ах, ну да, по словам Торопова — это был следственный эксперимент! И, как назло, он действительно всё выяснил правильно.
Перевожу дух и бреду по направлению к остановке общественного транспорта. Ох, нужно быть осторожнее с этим полицейским, и пора уже, наконец, признаться всем, что я действительно не невеста Кожевникова. А то Торопов захочет это сделать за меня.
Глава 18
— Женечка, дорогая, у нас для тебя хорошие новости!
Диана Леонидовна, трясясь от возбуждения, выплёскивает на меня информацию, и я сильнее прижимаю телефон к горячему уху. До сих пор я храню секрет в складках своей юбки, но, возможно, он скоро станет достоянием общественности и без моего признания — уж больно всё зыбко.
— Я вас слушаю.
— К Антону постепенно возвращается память. После вчерашнего выпуска новостей многие узнали о несчастье, произошедшем с ним, и вчера и сегодня с утра в больнице побывала просто толпа народа, ты просто не поверишь!
 
— Кхм…
Закашливаюсь, помешивая фарфоровой ложкой чай, и закусываю губу, ожидая услышать что-то неприятное в свой адрес. Если в больнице побывало столько людей, то, возможно, среди них и была Юлия.
Хотя…
Позвонила бы мне в таком случае Диана Леонидовна? Только, пожалуй, для того, чтобы высказать мне кучу нелицеприятных слов. Значит, блондинка пока не объявилась. Может быть, она не смотрит телевизор? По крайней мере, выпуск новостей, наверняка — слишком умное времяпрепровождение для Юлии.
— Да-да, ты не поверишь! Вчера вечером приезжали несколько бизнесменов, которые вели дела с Антоном, а сегодня с утра приехала его классная руководительница, из школы! И Тоша её вспомнил!
— Отлично.
— Когда ты навестишь нас?
— Через час приеду.
Кидаю нервный взгляд на часы. Минутная стрелка отсчитывает то время, которое мне осталось ходить в невестах Кожевникова, и я отчётливо понимаю, что времени у меня осталось очень мало.
Хотя, для чего оно мне?
Всё и так понятно.
Антона Михайловича я совершенно не интересую. Не являюсь стройной длинноногой красоткой с обложки глянцевого журнала, которыми, очевидно, так увлечён бизнесмен. На меня он всегда смотрел холодно и отстранённо, словно недоумевая — как он мог влюбиться и сделать предложение руки и сердца такой невзрачной серой мышке в очках, как я.
И я эту кирпичную стену между нами так и не смогла разрушить. Он был мне признателен за спасение, мило общался, но не более. Его постоянно сухие фразы «привет» и «пока, Женя» говорят сами за себя.
Всё ясно.
Диана Леонидовна, признаться, приняла меня очень хорошо, несмотря на отсутствие у меня толстого кошелька. Но она просто хорошо воспитана, а манеры не разрешают ей в полной мере высказаться относительно будущей невестки. Да и возможно они с сыном уже придумали стратегию, как избавиться от меня, не наделав много шума.
Поэтому, пора ставить точку в этой истории. Я хотела, чтобы Антон Михайлович, будучи без памяти, влюбился в меня. Но, этого не произошло. Видимо, я абсолютно неинтересная для Кожевникова личность.
Печально, но факт.
— И захвати ваши с Антоном совместные фотографии. Он посмотрит на них, и память обязательно вернётся, полностью. Это Анатолий Иванович придумал, он просто светило медицины, такой молодец! И как я сама об этом не додумалась?
— Фотографии?
Мой голос дрожит, и я отчётливо понимаю, что наступил тот день, когда всё тайное наконец-то станет явным. С одной стороны я испытываю облегчение от этого, ведь меня перестанет мучить совесть и я, наконец, смогу быть самой собой. А с другой — меня выгонят с позором и польют грязью, смешав с придорожной пылью, и я навсегда лишусь возможности охмурить Антона Михайловича.
— Ну, конечно. Вы ведь долго встречались с Тошей, прежде чем он позвал тебя замуж. Он мне рассказывал, как вы замечательно встречали с ним Новый Год на Бали, а летом — посещали Париж. Привези хоть несколько фотографий, чтобы вернуть Тошеньке те ощущения влюблённости и счастья.
— Обязательно.
— Тогда до встречи, Женечка, мы тебя ждём.
Сбрасываю звонок, и подпираю голову рукой, прикрывая дрожащими от нервного напряжения ресницами, глаза. В конце концов, у меня был шанс влюбить в себя Антона. Я этим шансом воспользовалась, но ничего не вышло. За эти несколько дней я так и не увидела в глазах бизнесмена хоть что-то, отдалённо напоминающее влюблённость.
Зато красотку — Юлю, он успел свозить и на Бали, и в Париж. И она, наверняка, была ему крайне признательна за такую щедрость. Ведь блондинка ясно дала мне понять, что любит роскошную интересную жизнь, а Кожевников — с удовольствием ей её предоставлял.
 
Вздыхаю, допивая уже остывший чай, и ставлю чашку в раковину. Что ж, нужно собираться. На улице резко потеплело до плюсовой температуры и весь снег, успевший осесть на тротуарах северной столицы, стал беспощадно таять, образовывая целые реки на тротуарах.