Я и мой близнец (СИ)

Я чувствовала, что мама находится на пределе своих сил, поэтому согласилась. С того самого дня, как они с отцом застали нас с Джошем в кровати, мама совсем не разговаривала со мной по душам. Никто даже не обмолвился о пикантности той ситуации или о том, как далеко мы зашли с Джошем в наших отношениях. Я, конечно, была благодарна, что никто не касался этой темы, но, с другой стороны, побаивалась, что мама после того случая станет осуждать меня.
Но теперь я видела, что она искренне беспокоилась обо мне, поэтому я и согласилась на ее настойчивую просьбу.
После христианских занятий Алекс попросил меня остаться еще ненадолго. Служанка принесла нам чай, мне предложили уютное кресло. Остальные участники общения разошлись по домам.
— Аннабель… Можно мне так вас называть? — поинтересовался священник, а я утвердительно кивнула. — Разрешите узнать, как у вас дела?
Я смущенно потупила взгляд.
— Мне немного неловко с вами, — откровенно проговорила я, теребя пальцами рюши на своем рукаве, — Вы ведь знаете все мои грехи!
Алекс улыбнулся.
— Не волнуйтесь, мисс! Я призван Господом заботиться о людях, и мой долг — помочь вам. Ведь это Бог послал меня к вам, вы знаете об этом?
Я удивилась.
— А как Он вас послал?
Священник откинулся на спинку кресла.
— До того, как я впервые подошел к вам, я видел вас уже множество раз. Мы случайно встречались около швейной мастерской, потому что в одно и то же время вы отправлялись домой, а я шел той дорогой на христианские занятия в другом районе. Когда я увидел вас впервые, мое сердце почему-то взволновалось. Точнее, Бог взволновал мое сердце. Библия называет это «побуждением от Святого Духа». Я почувствовал, что у вас случилась беда…
Я очень удивилась и даже смутилась.
— Наверное, у меня было на лице написано, как много ужасного со мной произошло… — пробормотала я, стыдясь своего «разоблачения».
— Нет, нет, что вы! — поспешил заверить Алекс, — Это не так! Никто не мог видеть того, что творится в вашей душе. Но Бог видел, и Он Сам показал мне это! Именно поэтому я всякий раз останавливался и наблюдал за вами, пока вы не скрывались за поворотом. Так было три или четыре раза, ну а потом… потом я увидел, что вы собираетесь броситься под дилижанс!
Я вздрогнула, вспомнив этот странный и даже страшный момент. Неужели тогда все было так серьезно? Я даже не осознавала, что была так близка к смерти…
— Аннабель, — мягко произнес священник, — Бог очень любит вас, помните об этом!
Я отчего-то прослезилась и слегка кивнула…
* * *
Осень начала потихоньку сгущать тучи над нашим городом, и вместе с нею пришла какая-то усиленная печаль. И хотя я чувствовала себя уже намного лучше, мне все-таки по-прежнему было очень грустно.
Однажды я решилась сходить в нашу с Джошем беседку. Она встретила меня массой воспоминаний и заставила меня опять плакать. Но я довольно быстро успокоилась, подняла лицо к яркому голубому небу и тихо прошептала:
— Боже! Помоги мне любить Джоша, как брата! Я больше не хочу видеть в нем возлюбленного, но мечтаю, чтобы он был моим братом! Я не хочу терять его. Помоги мне изменить свои чувства к нему!
По моему лицу текли слезы, а теплый ветерок норовил тут же высушить их. По небу быстро летели огромные пушистые облака, а стайка неугомонных птиц перебрасывалась трелью на сливовых деревьях позади меня.
Каждая такая молитва с каждым днем приносила мне все больше успокоения. Я чувствовала теперь по-настоящему, что небеса на моей стороне. Мысль о том, что Отец Небесный любит меня и понимает мои чувства, очень сильно меня утешала и исцеляла мое измученное сердце.
Однажды я решилась спросить у мамы, пишет ли Джош ей письма. Она немного испуганно посмотрела на меня.
— Да, Аннабель, он пишет, хотя и очень редко.
Наверное, она боялась, что я опять начну плакать о нем, но я поспешила ее успокоить.
— Не волнуйся, мама! — проговорила я, немного смущенно опустив голову. — Я уже в порядке. Я… я смирилась, правда! Я хочу почитать его письма, можно?
 
Мама отчего-то заплакала. Я даже испугалась, что так сильно расстроила ее. Она согласилась дать мне письма Джоша, но потом почему-то взяла меня за руку и слезно прошептала:
— Прости меня, доченька, прости!
Я удивленно и испуганно смотрела на нее и ничего не могла понять.
— Мама, за что я должна тебя прощать? — спросила я.
Она опустила голову и тихо произнесла.
— Скажи, что прощаешь меня…
Я не стала больше расспрашивать и просто сказала:
— Ладно! Я прощаю!
… Оставшись в одиночестве, я развернула первое из трех писем Джоша. Он написал его через месяц после своего отъезда. Он писал маме о том, что хорошо устроился на новом месте и как именно проходят его занятия. Могло показаться, что с ним вообще ничего не произошло, но я знала, что это просто ширма. Он не хотел, чтобы мама беспокоилась, поэтому писал много ничего не значащей чуши. Да, в этом был весь Джош! Он всегда больше заботился о других, чем о себе! Он действительно был очень особенным, мой дорогой брат!..
В последних строчках письма он наконец-то упомянул меня. «Мама, позаботься об Аннабель вместо меня! Она очень плохо переносит одиночество, поэтому, пожалуйста, не оставляйте ее надолго одну. Поцелуй ее от меня, но не говори ей, что это я…»
Крупные капли вдруг закапали на строчки письма, и чернило начало растекаться по бумаге. Я поняла, что это мои слезы.
Я быстро убрала письмо в сторону, чтобы не испортить его, а сама начала вытирать ладонями лицо.
— Я люблю своего брата! — начала я твердо повторять вслух, — Он мой самый лучший брат на свете! Я его сестра! Я буду заботиться о нем, а он будет заботиться обо мне! Потом мы создадим свои семьи, но будем всю жизнь дорожить друг другом…
Я перевела дыхание, потому что даже устала от этого решительного монолога. А потом я немного расслабилась и тихо, почти шепотом добавила:
— Я буду печь ему печенье и отсылать в бандеролях. А иногда я буду вязать ему шарфы или носки. Я буду хранить портреты его детей в моей спальне и заваливать письмами каждую неделю…
Я говорила это для того, чтобы привыкнуть к мысли: он мой брат и навсегда останется только братом. Хотя и самым любимым братом! Я настраивала свою душу, как музыкант настраивает рояль. Я лепила свои эмоции, как горшечник лепит кувшин…
Мне стало легче. Перечитав последующие два письма, я заметила, что в них он уделил мне больше внимания. Спрашивал, как у меня дела, не болею ли я и можно ли ему передать мне привет…
Он, наверное, думает, что я не хочу о нем слышать. Мне стало больно. Нужно написать ему письмо…
Как только я взяла в руки бумагу и чернила, в дверь моей комнаты постучала служанка. Она сообщила, что отец ждет меня в кабинете.
Отец сидел за столом, и лицо его, наконец-то, перестало быть суровым. Правда, я догадывалась, что он начнет о чем-то просить. Так и произошло: он заговорил о моей помолвке!
— Дэйв Хопкинс — наилучшая партия для тебя! — едва ли не торжественно сказал отец, а меня невольно передернуло. Мысль о том, что однажды этот ледяной человек, например, обнимет меня, была мне дико отвратительна. Но я уже приняла решение отказаться от Джоша и создать свою собственную семью, поэтому, в принципе, было совсем неважно, будет моим мужем Дэйв Хопкинс или кто-нибудь другой. Любой будет мне неприятен, поэтому… какая разница???
— Хорошо, — тихо и покорно проговорила я, — я согласна на помолвку…
Отец от радости аж рассмеялся и начал усердно хвалить мое благоразумие. Я выслушала его немного, а потом извинилась и вернулась к себе в комнату.
Наверное, отец почти сразу передал эту новость Хопкинсам, потому что «ледяной принц» примчался в наш дом уже через два дня.
Мы сидели с ним в саду на лавочке и пытались беседовать. В этот раз он выглядел особенно чванливым и высокомерным. Наверное, он уже чувствовал себя хозяином положения, ведь, по сути, с этого мгновения считался моим женихом. Я едва вытерпела его присутствие. Мне стало печально и больно, но я усилием воли подавила эти чувства. Мне даже пришлось помолиться и попросить о помощи Бога, чтобы дожить до конца нашего разговора.