Слепое пятно (СИ)

Не успел Лев договорить, как ему на плечо приземлилась такая знакомая Антону рука в тесной перчатке. Начальник вздрогнул, обернулся, а Елена злобно улыбалась, довольная собственной шалостью. Сегодня чета Богдановых выглядели точно так же, как если бы понятия «зло» и «добро» обрели человеческое воплощение. Лев был одет в белую рубашку, у которой позволил в неформальной обстановке расстегнуть себе пару пуговиц и закатать рукава, светлые брюки и постоянно держал в руке белый стаканчик из-под воды, что выглядело странной чертой образа. Елена, напротив, подчеркнула подтянутую фигуру черным бандажным платьем, черными же перчатками и туфлями. А еще на ее губах сегодня впервые Антон увидел настолько темный оттенок помады, что во мраке клуба он казался бездонным. Стрелки на глазах тянули их разрез к бровям, а светлые волосы были распущены, но прилизаны да уложены за уши, словно Елена только что вышла из душа или вынырнула из пруда. Когда Богданова заговорила, Антон понял, что молча и совершенно неприлично пялится на нее, не мигая, словно парализованный. Поймав адресованную уже себе улыбку, он коротко кивнул в знак приветствия и спрятал все внимание в полках бара.
— И мне водку с лаймом. Алексей, мне о вас Лев много говорил, здравствуйте, — Елена протянула руку, прижав клатч локтем к талии, и они с Котковым поздоровались. — Я Елена. Сестра Богданова. Очень приятно познакомиться. Нам у вас здесь очень хорошо. Почти все наши девушки в полном восторге и хотят продолжить здесь праздновать все важные события компании. Да и просто, знаете, на выходные… Прекрасный у вас клуб.
— Ну, теперь остается только два аргумента: вам со мной будет неинтересно и я разобью дружную компанию, — исправился Лев.
— Да бросьте это! Никакую дружную компанию вы разбить не сможете — наоборот, присоединитесь к ней. Возражения не принимаются. Считайте, что требую как хозяин, — развел руками Котков. Антон пока примолк, краем глаза следя за Богдановыми. Ох, и странными же они оба казались сегодня… Или это страх и чувство неловкости искажали действительность? Так или иначе в руках Горячева уже оказался маленький поднос с двумя рюмками водки, собственным недопитым ромом и блюдце с дольками лайма в сахаре.
— Я отнесу, — заявил он. — Так что вам точно к нам за стол.
Так и зашагал впереди. Леха заливался соловьем, уже прихватив Льва за локоть (не иначе, чтобы не попытался сбежать), да и про Елену не забывал, проявляя чудеса галантности. Что-то там звучало позади насчет того, что давно таких элегантных леди к ним не захаживало… Горячев закатил глаза. Наряду с тухлым осадком от случившегося на танцполе он ощутил на шее удавку ревности. Упавший на Богдановых со своими проблемами Котков уже общался с ними на ты и Елену окручивал в лучших традициях клуба джентльменов.
Зло звякнули, опустившись на стол, рюмки. Антон не смотрел в лица Влада и Алены, не желая видеть или слышать ни упреков, ни жалости. Леха усадил Льва через стол напротив себя, на свое прежнее место (Богданов был по левую руку от Горячева), а Елену — на диванчик к Алене. И теперь она в холодном свете лампы над столом оказалась прямо перед Антоном. Каждый раз, когда он поднимал глаза — видел ее в хищном благородном раскрасе. Елена была хороша — хотя и резко контрастировала со своим привычным деловым обликом. Но чем больше Горячев позволял себе любоваться, тем ярче внутри вспыхивало новое чувство — тревога. То, как Богданова была одета и тем более накрашена — все это он уже видел, но только не наяву…
— И еще раз — здравствуйте, — профессиональным тоном начала Елена, положив клатч на колени и кивнув всем присутствующим. Она вновь представила их со Львом и попросила обращаться на ты. Алена и Влад представились в ответ. Богданов в свою очередь улыбался и кивал, но молчал. А Елена, причмокнув губами в глубоком сливовом оттенке, продолжила заводить разговор, обращаясь к Алене: — Ох, да, я читала твой блог, когда Антон предложил интервью или что-то вроде этого. Мне понравилось, очень профессионально. О, кстати! Я думала о том, что про нас там мало что написано, и без намека принесла тебе пробников наших всяких разных…
— Правда? — Алена засветилась от счастья, но усиленно пыталась это скрыть. Ее неодобрительные взгляды в сторону Горячева на этом моменте и закончились. — И что там? Скорее показывай!
— Прямо сейчас показывать? — засмеялась Елена, с готовностью раскрывая маленький на первый взгляд клатч. Казалось, все, что там могло поместиться — телефон да банковская карта в самом лучшем из случаев. Но когда Алена согласилась, на стол из черной дыры, что в народе вежливо и нежно называется «дамская сумочка», посыпалось наименований двадцать небольших плоских пакетиков с самыми разными продуктами. Елена вытряхивала от души, так, что вылетела и банковская карта, и подводка для глаз, и маленький футляр от помады, по воле случая прикатившийся к Горячеву. Он остановил черный глянцевый цилиндрик у края стола, прижав пальцами. И пока все увлеченно наблюдали за тем, как две пары женских рук перебирают косметические саше и миниатюры, Антон тупо уставился на помаду у себя в руках.
Можно было, несомненно, молча вернуть ее владелице, сочтя все нелепым совпадением, но свой недавний подарок хозяйке Горячев знал до мельчайшей трещинки. Перед вручением он рассматривал выбранную косметику весь вечер — и даже содержимое нижней наклейки запомнил наизусть, вместе с номером партии. Пальцы дрогнули, а взгляд пополз выше — сперва на обтянутые перчатками руки, потом на грудь и дальше, к закрытой горловиной платья шее… Снова «Бермуда» являла свою магию, встречая людей, которые в иных обстоятельствах могли никогда не увидеть друг друга. Антон медленно выдохнул. Когда его зрачки поднялись до уровня лица Елены, ему показалось, что он вовсе ничего не видит, кроме черно-багряного марева, которое всегда обволакивало его вместе с повязкой.
— Елена, — окликнул Горячев и протянул ладонь. — Твое…
— Ой, спасибо! — она выхватила помаду так просто, будто не понимала, как подставила себя. Непревзойденно играла невинность и незнание, словно дело ее жизни — актерство, эпатаж и публичная демонстрация. Давалось это ей дьявольски просто. Тем временем девушки вовсю обменивались контактами и впечатлениями: — Так вот, если тебе понравится, я пришлю через Антона оригиналы. Попробуй все и напиши мне…
— Женщины… — закатил глаза Вовин. И вдруг Лев, словно очнувшись от забытья и немного угрюмого настроения, вцепился взглядом да и словом во Влада.
— Влад, кстати, я знаю, что ты устраиваешь выставки. Был на одной из них. Фантастически, конечно.
— Серьезно? Были? — на лице Вовина сменялись друг за другом удивление, недоверие, а затем — восторг. Лев с упоением рассказывал, что видел и ощутил от последней инсталляции, какова она была, а Влад впитывал чужие эмоции, словно губка. Как и любой творческий человек, он жаждал признания, а Лев ему это дал. И вот напряженная атмосфера первой встречи рассеялась, как утренний туман под весенним палящим солнцем. К Богдановым как-то быстро все расположились, расслабились, в ход пошел алкоголь и душевные разговоры, даже прикосновения и неудобные вопросы, которые в хорошей компании играют роль жаркой приправы. Только Антон оставался тих. Он иногда улыбался, иногда кивал, но в основном пил и глядел украдкой на Елену — или вовсе в сторону.
— Алексей, как ты пришел к ЛГБТ-френдли настроениям Бермуды? — по обыкновению улыбался одними глазами Лев, забросив за щеку кусочек лайма и даже не поморщившись. — Это сейчас такая продаваемая тема, но проблемная.
— Это Питер, — разулыбался Котков. — Так уж исторически сложилось, что это самый европеизированный из исконно российских городов, и мы никогда не отделаемся от стереотипов на этот счет. У нас всегда огромный поток иностранных туристов, да и международная торговля процветает… Ну и с учетом того, что я не вижу лично для себя проблемы в том, что люди бывают совершенно разные, но любят друг друга одинаково — я решил, что надо использовать потенциал нашего имиджа «поганой Гейропы». Что для одних так, то у большинства вызывает, в свою очередь, хотя бы любопытство… Слышал отзывы, что кто-то благодаря нам и подобным даже гордится своим городом. Мол, самые передовые… Это же дух свободы. Все мы ее хотим. И нет ничего плохого в том, если кто-то скажет «да, так можно» — раз уж никакими законами не закреплено обратное. А вот ущемлять по какому-либо признаку человека нельзя…