Слепое пятно (СИ)
— В смысле?
— Ну в прямом, — усиленно скрывал смех лучший друг. — Ты только с девушками можешь, а с пацанами нет? Что это ты, не для всех привлекателен и хорош? Спорим, не затанцуешь? На… На-а-а-а-а… На мой домашний кинотеатр! — Вовин резко выбросил руку для того, чтобы закрепить спор.
— Вы все об этом пожалеете. Леш, скажи им! — сетовала Алена и требовала справедливого суда от Коткова, дергая того за рукав и подталкивая в плечо. Но Леха, явно заинтересовавшись чужим пари, уже жадно наблюдал за развитием событий. А Вовин уперто тряс рукой и с вызовом глядел на Антона.
— О’кей, — выпалил тот раньше, чем успел все обдумать. Увы, он был азартным человеком — и, как много раз уже всем доказал, по-прежнему не умел останавливаться… А потому уже заранее победоносно ухмылялся, запугивал — в общем всячески деморализовывал соперника. — Как раз хотел поменять экран! Пакуй технику в коробки, Вовин. Но так и быть, если я проиграю — можешь забрать мою приставку и все игры на ней.
— Сначала выиграй, хвастун, — смеялся Вовин, кивая все на ту же фигуру и напоминая, что необходимо сделать и побыстрее.
Они пожали руки.
Антон ступил на танцпол так же решительно, как и всегда. Как и всегда — особенно решительно, потому что уже знал свою цель. Однако шаг за шагом сквозь плотно связанные между собой тела уверенность подводила Горячева: вот уже в мозгу поселилось запоздалое сомнение, а сердце нервно заколотилось чаще… Антон боялся, а чего — не смог бы сформулировать. Больше всего было страшно оттого, что этот педик возьмет его в оборот, поведет сам. И после такого даже кинотеатра не надо… Проигрывать Горячев не любил: ни кому-то, ни тем более себе самому. А потому, наплевав на предрассудки, заглушив холодок непонимания и непринятия в сердце, все же подступился к обладателю говорящей одежды. Сам Антон сегодня был в белой футболке и расписанном немыслимым кислотным рисунком сером бомбере, который Влад проапгрейдил для него у знакомой художницы. Недостаточно, чтобы сойти за гея — так самому казалось… Но достаточно, чтобы привлечь к себе внимание.
Этот парень, вроде, одного с Горячевым роста, танцевал к нему спиной. Антон не придумал ничего лучше, как сделать то же, что и с девушками: он вошел в чужой ритм, приблизился почти вплотную (но не так, чтобы тереться!) — рукой тронул за талию… Прикосновение к мужскому телу без нормального братско-дружеского подтекста ощущалось неочевидно — не противно, просто Антон не мог приписать этому никакую характеристику. И пока он находился в трансе, слишком крепко задумавшись над этим вопросом, торс перед глазами уже развернулся, позволив оценить вблизи образчик ЛГБТ-агитации на груди. Это был еще совсем молодой человек лет на шесть младше самого Горячева с симпатичной внешностью, не жеманный, не прилипчивый, не женственный. Обычный. Такого бы сам Антон, встреть его в магазине или на улице, никогда бы не принял за представителя меньшинств, если бы не футболка. А, может быть, он просто шутил? Может, тоже на спор? Но молодой человек не смутился. Обворожительно улыбнувшись Антону, он изменил вектор движения на более мягкий, а взгляд стал хищным и оценивающим, и руки незаметно оказывались там, где не нужно. Значит, молодой да ранний. Расстояние неумолимо сокращалось. В собственном теле Горячев ощутил нарастающее оцепенение — сбился с ритма, затаил дыхание, — но все же пришел в себя. Быстрая и динамичная музыка то ли к счастью, то ли назло сменилась более медленным романтическим техно, провоцирующим в ногах сексуальную качку. Одинокие танцоры стали потихоньку расползаться на перерыв, и вот уже вокруг стало гораздо больше свободного пространства…
«Это для того, чтобы можно было быстро убежать», — подумал Антон, видя в глазах партнера узнаваемый голод. А сам сладко и обаятельно (хотелось думать) улыбался в ответ, и вот уже две пары рук находили себе удобное место на плечах и талиях…
Кажется, Горячев должен был что-то сказать, чтобы познакомиться, раз первый контакт произошел успешно. Но знакомиться не то чтобы очень хотелось… А как следовало флиртовать с геями? Вот тут Антон совершенно ничего не мог придумать.
— Я Руслан, — сообщил Горячеву на ухо незнакомец, но, казалось, попытка поведать свое имя была лишь поводом прижаться теснее. Руслан казался немного агрессивен и резок, но миролюбив. И вел себя как-то осторожно, словно подозревал что-то. — А ты — красавец, — улыбался он.
— Сам ты красавец, Руслан, — смешливо отбил Антон, а после представился в равно лаконичной форме. Горячев чувствовал себя глупо из-за этой замкнутости — но утешался хотя бы тем, что внимательно следил за своими ощущениями. От Руслана приятно пахло дезодорантом, каким-то легким парфюмом без изысков, немного горчило потом… Все, все это не звучало незнакомо, но под непривычным соусом никак не вписывалось в устоявшуюся картину мира.
И все же они танцевали, и в ритмичном синхронном движении, в котором другой человек подстраивается под тебя, а ты угадываешь его следующий поворот, Антон не находил никакой особенной разницы с «гетеросексуальными» танцами. Прикрыв глаза, он погрузился в музыку, в плавную, вибрирующую под ребрами качку. Позволил себе пропасть из реальности и очутиться в снах «Бермуды»… Вспомнились отчего-то разговоры с хозяйкой, ее прикосновения. Тот вечер, когда Горячев спросил: «Это у всех мужчин так?» — а она ответила: «Да…» И вот еще, наверное, вчерашний (или сегодняшний) студент рядом — тянулся, значит, навстречу за тем, что успел пережить Антон. А может, за чем-то еще, о чем он до сих пор боялся помыслить. За чем-то, чего бездумно жаждало вечно голодное, зависимое от секса тело…
Пальцы этого парня — как он себя назвал? Роман? Рустам? Руслан?.. Горячев забыл буквально за пару минут, — осмелев, приятно смяли плечо, а затем, оставляя после себя сладкий зуд на коже, поднялись по шее до затылка. Антон, отключаясь, запрокидывал голову и поднимал руки, открывал узкий пояс обнаженной кожи между футболкой и джинсами, позволял трогать себя и там… Он так изголодался по живому контакту с кем-то, что, возможно, ради одного танца позволил бы себя и раздеть, но партнер оказался в меру приличным мальчиком и, по счастью, не стремился нарушать границы слишком быстро. Потому игра продолжалась. Потому, изящно потянувшись и показав все, что можно было показать, Горячев плавно опустил сцепленные в замок руки на плечи Руслана. Его лицо было близко. И Антон, слишком распаленный, раззадоренный, расслабленный воспоминаниями и фантазиями, подался еще ближе, пока не боднул чужой лоб, не столкнулся кончиками носа…
— Любишь быстрые или медленные танцы? — заухмылялся он, хитро щурясь. Стоило войти во вкус, и вот уже нет никакого труда в том, чтобы вести себя как обычно. Чтобы атаковать и брать то, что положено — как обычно. Чтобы дышать жаром, чувствовать кипение крови и натяжение нервов внизу живота — как обычно.
— И быстрые, и медленные… Зачем себя ограничивать в чем-то? — Руслан опустил взгляд, уперевшись им Горячеву в какую-то точку на животе. — А что? Хочешь показать мне, как надо? Я не против.
Антон дернул бровью. Басы набирали темп, и он сам двигался гораздо агрессивнее, уводя партнера за собой. Моргал реже, а смотрел перед собой и того меньше. Когда они оба вывели вперед одно колено, покачиваясь навстречу почти вплотную — не думал ни о чем. Тогда Руслан позволил развернуть себя спиной, а Горячев дышал ему в висок, придерживая одной ладонью за бедро, а второй — под грудью… И когда музыка стала совсем быстрой, и они вдвоем сцепились ребрами и ладонями, танец начал походить на попытки то ли вытолкнуть друг друга, то ли вдавиться друг в друга всем телом.
— Да ты и сам знаешь как надо… — одобрил Горячев немного погодя. В этой фразе сложно было найти неправду — потому что у них и впрямь получалось просто танцевать. Очень хорошо, очень складно, очень близко — а как иначе, когда справа, слева, впереди и сзади тоже есть кто-то?
«Интересно, что ты еще знаешь?» — просилась вдогонку лишняя мысль, которую Антон в последний момент успел опасливо заглушить, вспомнив, где он, с кем и ради чего. Но из головы вопрос никуда не делся. Им задавался взгляд, устремленный в глаза и на губы, на влажный неоновый отблеск на шее. А еще руки, своевольно сжимающие мальчишескую узкую талию. А еще собственная кровь, жарко приливающая к лицу, к груди. Горячев бросил короткий взгляд на свой столик. Влад с Лехой сидели с одинаково шокированными рожами, только Котков еще и нервно глотал джин. Алена и вовсе, закрыв лицо ладонями, то отворачивалась, то подглядывала за происходящим сквозь пальцы. Антону стало оттого еще веселее. Русланова ладонь снова зарылась ему в волосы, видно, требуя вернуть внимание; Горячев только и успел, что показать Вовину язык и фак… Перед ним снова было пацанское лицо, расплывающееся в расфокусе всем, кроме жаждущего взгляда.