Слепое пятно (СИ)

========== XXVIII ==========
Тот же день. Открытость
Вечер стремительно наступал на «Лесную симфонию» махровыми объятиями опустившегося на землю тумана, что окрасил сумерки в сизый. От удавшегося ужина остались только пустые тарелки, полумрак помещения и остывающие кресла. Каждый смаковал последние часы праздника как умел, предавался покою да умывался мягкой заботой ласкового дня: Елена с Настей потерялись в комнате; Леха с Аленой делили пережитые воспоминания на веранде под красное вино и поцелуи; Влад давал Роману попробовать лучшую траву из Амстердама. Затянувшись, они тихо лежали плечом к плечу, смотрели в небо, выискивая глазами загорающиеся звезды. И только Антон остался один: Лев, едва отужинав, исчез в неизвестном направлении. Можно было бы подумать, что старую собаку новым трюкам не научишь, если бы не сообщение, появившееся в их с Антоном чате через час смущенного одиночества.
«Помнишь, где сауна? Приходи, жду!» — сообщил Богданов и тут же вышел из сети.
Пустое помещение бассейна страшным эхом отзывалось на топот, который производили Горячевские ноги. В темноте возле воды становилось даже жутко, и оттого через несколько минут Антон инстинктивно притих. Он быстро переоделся, сложил все вещи в раздевалке, напоследок только бросив в чат с телефона: «Я на месте. =)» — и, кутаясь в банное махровое полотно, отправился туда, куда Лев сказал в сообщении. Полный свет горел только в сауне. Но когда Антон зашел туда, он не обнаружил ничего, кроме нагретых плоских и красиво сточенных блинчиками камней, которые уютно расположились на скамейке, где ребята сидели все вместе днем ранее. Дверь к массажному столу оказалась открытой, а на нем лежало полотенце, стояли разнообразные баночки и бутылочки. В воздухе осел тяжелый и сладкий запах лесного ореха.
— Ку-ку, — внезапно раздалось позади, отчего Горячев вздрогнул и резко развернулся. Богданов тихонько прикрыл за собой дверь. — Я запер бассейн, чтобы нам не помешали.
— Будешь ко мне так подкрадываться, — сощурился Антон, — я тебя побью.
И все же он вдохнул полной грудью ароматный теплый воздух, улыбаясь Льву глазами в глаза и невольно сминая пальцами узел полотенца у себя на бедрах. Богданов выглядел точно так же, но в руках держал ключ, а в голове — хитрый план, судя по сожмурившемуся взгляду.
— Ладно, буду подкрадываться так, чтобы не успел, — съязвил Богданов и, удовлетворенно хмыкнув, кивнул в сторону стола.
— Тогда я тебя потом побью, — неуступчиво парировал Горячев.
— Ложись. Буду тебя облагораживать и ухаживать за твоим юным прекрасным телом.
Антон смягчился, горящим взглядом окинув комнату, а потом и Льва. Теплый, огненно-рыжий свет будоражил, направляя мысли значительно дальше оздоравливающих и косметических процедур — и Горячев, чтобы не поддаться своему неуемному голоду, сразу же начал отшучиваться. Не потому что боялся быть отвергнутым. А потому что наконец, помимо секса, узнавал в отношениях нечто другое.
— То есть вот оно как «все включено» в нашем отдыхе? А я после этого стану таким же благородным и нежным пидорасом, как ты? Я слышал, мужики геями становятся, если пользуются косметикой…
Антон медленно снял с себя полотенце, позволив тому упасть на пол возле стола. Оглядываясь, он то и дело ронял хулиганские усмешки несмотря на попытки быть сдержанным и солидным, как Богданов.
— А плавки? Мне раздеться целиком или оставить их?
— Как тебе будет комфортно? — поинтересовался Лев, который все это время, подпирая косяк плечом, с молчаливой ухмылкой наблюдал за Горячевым. — Я могу тебе и ягодички помассировать, тоже будут свежими и красивыми… Надолго. Но, конечно, если ты боишься стать геем, лучше не снимай. А то, знаешь, мужики говорят, если покажешь задницу — конец.
— А раньше ты не мог мне сказать об этом? Все пропало, Богданов… Я уже все давно показал…
Плавки полетели во Льва, который их ловко поймал. А Антон, вполне смирившись со своей судьбой, улегся на массажном столе животом вниз и смежил веки. Богданов щелкнул колпачком флакона с маслом, разогрел его в руках.
— Любишь массаж? — спросил он, когда ладони поплыли по плечам, стряхивая напряжение. Размеренные движения исходили от линии позвоночника и соскальзывали на бока или плечи. — Я люблю ухаживать за телом.
— Люблю, — признался Антон, чувствуя, как удовольствие расползается под кожей вместе с теплом ладоней. Он невольно напрягся, подобрался от уверенного давления. Приятно было. — Но не в плане ухаживания за телом. В смысле я так не пробовал. Ходил как-то просто… Чтобы мышцы размять хорошо, позвоночник. Ну еще у меня были даже эротические фантазии, знаешь… Все это масло, руки умелые… В основном из-за тебя, когда я к тебе приходил. Ты у меня первый. Чтобы со мной так…
— Да, я уникален, — подтвердил Богданов с горькой усмешкой. — Ну, медицинский массаж — это одно. Это понятно, он иногда нужен. А нужен еще другой, чтобы увлажнить тело, напитать его. Расслабиться. Кожу покормить, чтобы долго оставалась красивой, упругой. Правда, конечно, для тебя это пока не приоритет.
Горячев усмехнулся под нос, а Богданов, как обещал, начал массировать ягодицы, хорошо смазав их маслом. Было в его движениях что-то от того, как месят тесто — мерный, повторяющийся ход пальцев. Но точно не было ничего эротического. Антон поначалу даже не знал, как откликаться на свои ощущения. Он неловко застыл, глубоко и размеренно дыша.
— А «так» — это как? — вдруг спросил Лев, когда его раскаленные ладони добрались до бедер. Пришлось немного раздвинуть их, чтобы удобно было разминать каждую ногу по отдельности. Горячев невольно подумал, что на массаже его положено было немного прикрывать полотенцем. А затем о том, что ему все-таки любопытно, насколько спокоен Богданов теперь. В самом ли деле так увлечен — или тоже сдерживает себя?
— Заботливо. Ласково так. Я вот ведь… Сейчас думаю и даже не уверен, чтобы в меня хотя бы влюблялся кто-то, знаешь. Я не влюблялся — и в меня нет. Не знаю, парило ли меня это… Хотя я всегда немного завидовал. Лехе, там, Алене. Даже Владу. У кого все нормально. Кто нашел себя и себе.
— Ну ты тоже нашел… Я надеюсь. И влюбился тоже, надеюсь, крепко.
Смущенный смех еле слышно срывался с губ Антона:
— Так же крепко, как мой кулак, который погладил тебя по лицу…
Лев размассировал бедра до красноты и ушел ниже, к икрам, к щиколоткам. Медленно прищипывая кожу и гоняя кровь, Богданов задевал нежные места под коленями. Горячев еле заметно ерзал, чувствуя, как разливающееся по жилам удовольствие понемногу начинает разрушать хрупкое спокойствие.
— Ты красивый, Горячев, — сообщил Лев, когда отвлекся ненадолго, чтобы забрать камешки и разложить вдоль спины Антона. Тепло передавалось от незначительной тяжести, казалось, сразу к костям. Было такое чувство, словно тело накалилось изнутри, а от спинного мозга жар разнесся по нервам к каждой клеточке. Кровь вскипала, повинуясь обманутым рефлексам, что стремились сравнять температуры.
— У тебя нежные руки, — выдохнул Антон и легонько перестроился. Его невесомый груз задрожал, закачался на спине — и, повернув голову на другой бок, Горячев замер. Он никак не мог перестать взволнованно болтать. — А ты дашь мне потом тоже? Сделать тебе массаж или еще что-то… Ты меня научишь?
— Да. С тобой мне уютно. Я не боюсь взгляда, — Лев оборвал фразу и глубоко задумался, возвращаясь на плечи. — И даже тогда, когда мы целовались перед твоими друзьями. Меня до сих пор пробирает холод от таких публичных проявлений близости, но в них нет ничего плохого. В целом. И… Я так благодарен тебе, что ты со мной.
Вдруг Лев смахнул камешки, и они со стуком попадали на деревянный массажный стол. Антон, не успев ответить, вздрогнул от неожиданности и удивленно поднял голову.
— Повернись.
Горячев повиновался, медленно перевернувшись на спину. Не зная, чего именно ждать, он полулег, опираясь на локоть, а второй рукой закрыл приподнявшийся в сладком томлении от близости и ласки член. Богданов ухмыльнулся, требовательно убрал Антонову руку и, потянув за нее же, вынудил сесть. Схватился за бедра — придвинул ближе и еще ближе, пока его собственное полотенце, задетое Горячевскими коленями, не упало на пол. Антон теперь ощутил, как тепло и влажно было у Льва под несчастным кусочком махровой ткани. Как тепло и влажно теперь было между ними. Как пачкал Богданов его своим соком, словно невзначай. Антон вдруг почувствовал себя так, будто раскаленная свинцовая пластина упала на него, раздавив и расплавив под собой. Возбуждение, так старательно отодвигаемое в сторону ради сердечных бесед и выпущенное одной резкой, неосторожной командой, навалилось на Горячева, — ему даже стало больно. Легкие часто-часто и шумно качали воздух, сердце билось прямо в висках. Громким глотком Антон прогнал наполнившую рот слюну и с трудом сфокусировался на глазах Льва. Они казались темными. Как две гипнотические голодные бездны, чей взгляд можно было ощутить даже кожей.