Шкафы и шпионы (СИ)

— Дарх! — зло, не раздумывая выпалила в ответ.
— М, — ироничный хмык, — а еще кто?
— Ректор, — стадия моего негодования перешла в тихое бешенство, — к чему вы клоните?
— К тому, — мужчина облокотился руками на стол и приобрел мрачный вид, — что он ректор в военном учебном заведении и при высоком звании капитана.
К чему клонил страж теперь стало несколько понятнее, но я с надеждой посмотрела на мужчину, рассчитывая получить еще хоть немного информации. Еще через один усталый вздох и пару неожиданно сочувствующих взглядов, мне было рассказано следующее: в преступлениях с военными у них проводятся собственные расследования. Любой СОП (служба охраны порядка) собирает данные и отправляет запрос в Министерство. Последнее и решает, кто будет проводить расследование и как. В моем случае был назначен…. Капитан Саарин Мурес, по совместительству ректор и мой начальник. Который еще вчера заявил господину Тернволу (моему следователю), что со своими подчиненными разберется сам. После чего на глазах стража сжег папку, а кристалл с записями из моей комнаты оставил у себя. И вправду получается, если я еще не уволена, то он все еще мой начальник. Стало не по себе настолько, что рассуждения собеседника, про то какие вояки занозы в известном месте, были мной пропущены мимо ушей.
В конце рассказа я присвистнула, а следователь порекомендовал мне уносить ноги и не связываться с этим самодовольным солдафоном. Из участка выходила совершенно ошарашенная и потерянная. Долго стояла на крыльце, пытаясь не просто осознать полученную информацию, но и понять, во что же я вляпалась.
Мысли переполошенными таракашками носились в голове, напрочь отказываясь формироваться во что-то связное. Еще некоторое время потоптавшись на крыльце участка СОПа, решила прогуляться через торговые ряды до храма. Нужно было купить немного риса для ритуальной молитвы богу Опу. Вообще, наше общество не было религиозным, те фанатики, которые имелись, предпочитали уединяться в монастырях, где-нибудь глубоко среди гор. А в городах же храмы существовали скорее, как символы культуры и в большинстве своем даже выглядели немного заброшенными. Где-то в столице, конечно, все было в великолепном состоянии, а в местах типа Дальсгора…
Я подняла глаза на узкое, вытянутое к небесам строение, словно палец торчащее на фоне других двухэтажных зданий. Крупный серый камень, окна, как бойницы и куполообразная крыша, переходящая в острый шпиль были типичными для храма Опа. Чем богаче был город, тем больше было таких строений собранных в одном месте и представляющих собой единый комплекс.
На лестнице, ведущей ко входу, расположилось несколько попрошаек. Вид этих существ, все больше теряющих разумность, всегда вызывал во мне недоумение. Сколько не встречалась на улицах с обитателями социального дна, понять, почему они выбрали такую судьбу, не могла. Дело в том, что в нашем мире магией овладеть могли абсолютно все, более того, каждый мог поступить в пансион и пройти обучение совершенно бесплатно. Только вот не все хотели. Кто-то не выдерживал многочасовых медитаций, кто-то ленился тренироваться вязать плетения. На первых порах, чтобы отточить навык, использовались реальные спицы и нитки. Весь этот процесс занимал несколько лет, но многие граждане предпочитают более простые пути. И магов, на самом деле, не так уж и много. Пожалуй, что нас даже меньше, чем одна треть от всех жителей королевства. И как ни была бы прекрасна магия — печь с помощью нее хлеб я бы никому не посоветовала. Сущий Оп был, судя по всему, большим затейником, и вдыхая в наш мир потоки волшебства и силы, внес во все принципы разумности. Считалось, что нельзя взять и наколдовать все, что хочется, ничего не отдавая взамен. Вот, например, за владение самым простым заклинанием мы все расплачивались временем и трудом.
Поэтому хлеб лучше испечь, купив муки, а не пытаться создать ее из ничего. Сущий Оп наказывает за такую расточительность и в самом лучшем случае получится несъедобный объект. Про худшие варианты и рассуждать не стоит. Вообще, то, что приписывали разумности Бога, на самом деле являлось основными принципами управления магическими потоками. Но это такой дремучий лес, что порой даже сами профессора блуждали в темноте своих знаний.
 
Еще раз взглянув с откровенным непониманием на попрошаек, прошла внутрь храма. Небольшое, пять на пять метров, помещение ожидаемо встретило меня тишиной и тусклым светом, пробивающемся через пыльные узкие окна. Здесь было пусто, как и в любом другом святилище Опа. Лишь напротив двери стоял узкий каменный столб с геометрическим узором, и на полу валялись рисовые зернышки. Раскрыв свой кулек с подношением — подкинула его повыше, быстро произнося заклинание левитации. Под действием силы в воздух взлетели все зернышки с пола и завис мой рис. Вытащив кулек из хаотично плавающей массы, кинула в нее еще одно заклинание, заставляя крупу красиво кружиться в лучах света.
Магия развеется через несколько часов и рис упадет на пол, когда я уже уйду. Не знаю, кто придумал этот ритуал, но мне нравилось время от времени посещать храмы с этой целью. Не то чтобы я верила в Сущего Опа, просто сам процесс приносил мне удовольствие и умиротворение. Помню, как первый раз в пансионе нас привели в молельню и подкинули рис, и он, будто маленькие вытянутые жемчужинки, переливался в воздухе. Восхитительное зрелище.
Нам, правда, тогда рассказывали, что такие упражнения сильно помогают в развитии концентрации и в управлении магией. Не каждый владеющий силой может создать плетение так, чтобы ни одно зернышко не упало — это считается высоким уровнем мастерства. Стоит признать, если бы не тот случай в пансионе и мои еженедельные подношения риса — не была бы я лучшей ученицей Спецтьмы. Сколько этих кульков было подброшено, один Оп знает. А может и нет, ведь с просьбами я к нему ни разу не обращалась. А вот те, кто хотел что-то попросить, но не владел магией просто раскидывали рис и надеялись, что кто-то из магов поднимет их подношение вместе со своей молитвой.
Еще раз взглянув на переливающиеся зернышки, развернулась и толкнула дверь. Всего один шаг и пришлось остановится, под рассерженное шипение тощего злобного старикашки. Оборванец решил устроиться на обед прямо перед входом в храм. И заботливо расстелил прямо под моими ногами местную газетенку. Готовясь высказать обнаглевшему попрошайке претензию, удивленно замерла. Между засохшей корочкой хлеба и масляным кусочком сала расположился очень знакомый портрет. С которого на меня холодно взирал дарх под громким заголовком “Светский баламут в ссылке”.
— Чего пялишься?! Это моя газетка! — пьяно икнул старикашка и цыкнул, демонстрируя гнилые зубы.
— Куплю за две медяшки, — с плохо скрываемой брезгливостью предложила ему выгодную сделку.
У попрошайки тут же алчно загорелись глаза. Пропойцы всегда соглашались что-нибудь продать, особо не торгуясь. Ловили момент, строго придерживаясь правила “дают — бери, бьют — беги”. Вот и этот сунул запачканной рукой сало в карман, хлеб задумчиво прикусил, держа его теперь в зубах, ловко сгибая местный вестник вчетверо. Кинув в раскрытую передо мной ладошку две мелкие монетки, тут же завладела газеткой и двинулась прочь.
Статью о новом ректоре нашего ВУЗа прочитала быстро и уже давно отправила издание в ближайшую урну. И уже в который раз произносила очищающие заклинание, с удовлетворением рассматривая, как по ладошкам бегают белые искорки. Нервно куталась в плащ и пыталась не рвать на себе волосы.
Вкратце статья была о том, что один дарх впал в немилость к Его Величеству и был выслан из столицы. Ректор выставлялся как любитель выпить, подраться и оскандалиться с какой-нибудь красоткой. Причем последних, как говорилось, не боялся высмеивать на предмет их раскрепощенности прямо во время высоких приемов. За порчу одной такой благородной девицы его, якобы, и выслали.
Казалось бы весьма не новая история, сколько их таких при дворе уже видели? Вот только капитан Мурес балагуром не был. Да и будь он проштрафившимся в дворцовых кругах, никто бы не дал ему в управление ВУЗ. И историю со мной тут же бы вытащили на первые полосы столичных газет, с удовольствием отправив ректора в тюрьму.