Минни (СИ)

  
Глава 13
 
Гермиона беспробудно проспала до самого вечера. С трудом разлепив глаза, она поднялась с постели и поплелась в душ. Одевшись и убрав волосы в косу, она снова присела на кровать. Голова кружилась. Болело всё тело, дрожали ноги. Но как же приятно было вспоминать руки и губы Люциуса! А его слова: «Я люблю тебя, Гермиона! Люблю!»…
Девушка думала, что ещё день, но увидев, как темнеет за окном, поспешила в столовую: её мучил зверский голод. С аппетитом, достойным Крэбба школьных времён, она съела и порцию ухи, и тарелку фетуччини, и пару ванильных булочек с чаем.
В гостиной она увидела Нарциссу. Та сидела в кресле у камина и взмахивала палочкой, подбрасывая ради развлечения поленья в огонь. Женщина отчаянно зевала, прикрывая рот наманикюренными пальчиками, и рассеянно теребила мочку уха, в которой раскачивалась рубиновая серёжка.
— Добрый вечер, миссис Малфой. Как поживает ваша подруга?
— Добрый вечер, Гермиона. Всё отлично. Как твоё настроение?
— Неплохо, благодарю вас! Нет… ужасно, конечно, — она судорожно вздохнула. — Гарри сообщил, что мои родители погибли…
— О, дорогая!
Нарцисса поднялась и слегка обняла её.
— Мне жаль, правда. Я могу что-нибудь сделать для тебя? Может быть, ты хочешь навестить их могилу?
— Она в Австралии, — тихо ответила Гермиона. — Поэтому было бы здорово освободить меня от клятвы…
Нарцисса вздохнула и отстранилась.
«Снежная королева», — вспомнила Гермиона прозвище, которое когда-то сама же ей и дала.
Приглядевшись, девушка в уютном полумраке с изумлением заметила, что губы миссис Малфой распухли, похоже, от поцелуев и ласк, взгляд рассеянный и мечтательный, а на дне глаз затаился шальной блеск. Но самое забавное, что она и сама сейчас так выглядела.
«Вот почему её так долго не было. Утешилась в объятьях мадам Левек!»
— Должно быть, мадам Левек привлекательная женщина? — не удержалась Гермиона.
Нарцисса не осталась в долгу. Она окинула девушку пристальным взглядом и вернулась в кресло.
— Я вижу, вы с Драко наконец нашли общий язык, — усмехнулась миссис Малфой, давая понять, что тоже правильно расценила вид Гермионы. — Драко всегда получает то, что хочет.
Девушка смутилась. Она поняла, что не может сказать Нарциссе, что провела ночь не с её сыном, а с мужем. Особенно теперь, когда знала, какую боль это причиняет. Очень хотелось узнать, когда вернулся Люциус и где он, но не давало покоя опасение, что Нарцисса спросит, при каких обстоятельствах мисс Грейнджер видела её мужа, а клятва не даст соврать. И это будет очень, очень некрасиво.
— Почему вы так и не заказали портрет вашего мужа? — краснея, спросила Гермиона.
— А тебе бы этого так хотелось? — женщина вздёрнула нос, и сразу стало ясно, откуда у её сына такая привычка. — Если помнишь, на родине нас забросали камнями, и я не знаю, кто из мастеров на Косой Аллее взялся бы сейчас за такую работу… А здесь он зачем? Выражать вечное недовольство моими предпочтениями?
Гермиона закусила губу.
— Я по поводу Драко… Вы должны поговорить с ним, миссис Малфой. Он… ведёт себя ужасно.
Женщина не отреагировала, продолжая задумчиво смотреть в трескучее пламя. Сквозь чугунную решётку на облицовку из светлого камня сыпались алые искры. Ветер взвыл в каминной трубе, унося прочь сизые клочья дыма.
— Чем ты его так зацепила, Гермиона? С первого курса я только и слышу от него «грязнокровка Грейнджер». Ну и Поттера он, конечно, частенько поминал.
Гермиона поморщилась, вспомнив железную хватку Драко.
— Понятия не имею. Он вечно доставал Гарри, обзывал меня, задирал нос…
— Ну а всё-таки?
— Ну… — она нахмурилась. — Я врезала ему на третьем курсе. Он ведь тот ещё засранец…
— Полегче, дорогая, речь идёт о моём сыне! О-о-о, вот оно в чём дело… Ранила, значит, его мужскую гордость, характер решила проявить. Чего же ты сейчас хочешь?
— Адекватности, например! — возмутилась девушка. — Уважения!
Нарцисса грустно рассмеялась.
— Святая наивность!.. Ты многого не знаешь. Помнится, я как-то проходила мимо его комнаты, а сын забыл запереться. Это было в каникулы, на четвертом курсе. Драко ласкал себя, глаза были закрыты, поэтому меня и не заметил. В этот момент он представлял тебя на месте своей руки. Или в какой-то другой интересной позиции.
 
— Почему меня-то? Может, он думал о Паркинсон?!
— Я уже на пороге услышала «О, Гермиона!».
Гермиона покраснела.
— Это его не оправдывает!
— В чём это я должен оправдываться перед тобой?
Девушка обернулась. Драко со стопкой документов стоял у секретера из красного дерева и внимательно её разглядывал.
Гермиона сглотнула. Она совсем не слышала, как он вошёл.
«Как долго он там стоит? Много ли слышал из разговора? Плевать. Теперь Люциус не позволит ему касаться меня».
Она с удовольствием отметила его бледность и тени под глазами. Хотя, возможно, всему виной был иссиня-чёрный костюм, резко контрастирующий с цветом лица.
— В том, как ты ведёшь себя со мной! И не думай, будто я простила тебе Обливейт! Как только… как только клятва будет разрушена, ты понесёшь заслуженное наказание!
Глаза Драко потемнели, однако, он проявил незаурядную выдержку.
Отложив документы на откидную полку, Малфой медленно произнёс:
— На эту тему мы с тобой ещё побеседуем, Гермиона, — от того, как он произнёс её имя, девушке стало не по себе. — Думаю, я смогу убедить тебя в обратном.
Девушка хмыкнула. Мысли о Люциусе придавали сил.
— Мне нужно поговорить с Гарри. Этот камин работает?
Драко молча кивнул и отвернулся к бюро, шелестя бумагами. Нарцисса зевнула и поднялась.
— Не буду тебе мешать, дорогая. Мешочек на полке, рядом с часами.
Гермиона направила палочку на огонь.
— Редуцио!
Пламя сменило цвет на алый, потом на пурпурный, затем на жёлтый, и почти утихло, пригибаясь к чёрным поленьям.
Она встала на колени перед камином, морщась от жара: нагретые камни припекали сквозь платье и чулки. Девушка сунула голову в очаг, затем запустила руку в сафьяновый мешочек и бросила горсть пороха, щедро посыпая горелые поленья.
— Площадь Гриммо, двенадцать!
Очаг охватило изумрудное пламя, и Гермиона едва удержала в себе свой поздний ужин: так стремительно кружило голову. Придя в себя, она увидела тёмную столовую дома Блэков, из которой когда-то ей пришлось трансгрессировать их всех на опушку леса из-за Яксли.
— Гарри! Гарри! Отзовись, пожалуйста!
Но тишина была ей ответом. Длинный деревянный стол, стулья с высокими спинками и зелёные отблески огня на гладких половицах. Пахло луком и чем-то сладковатым.
— Кикимер!
Когда они прощались с Гарри, он говорил, что вместе с Джинни перебрался на Гриммо, но дом, казалось, совсем пуст. Тут раздалось шипение, и Гермиона увидела, что на плите закипел кофе в турке. Заскрипела дверь, и на кухню вошла Джинни в коротком алом халате.
— Джинни! Я здесь!
Длинные белые ноги в тапочках прошлёпали к плите, и огонь под туркой погас. Джинни опустилась на колени, и Гермиона поразилась, насколько та стала худой и бледной. Под глазами темнели круги от постоянного недосыпа.
— Гермиона? Что ты здесь делаешь?
— Я хотела узнать, что с Гарри. Он прислал мне письмо. Написал, что мои родители погибли…
— Вот как? — Джинни нахмурилась. — Это ужасно… Ты ведь стёрла им память, да?
— Верно…
— И ты попросила Гарри найти их… — Джинни отрешённо покачала головой, и тёмно-рыжие волосы коснулись пола. — Он нашёл Уилкисов в Австралии, последнее его письмо было оттуда. А ещё Гарри писал, что за ним кто-то следит, и он видел там Роули… Торфинна Роули. Помнишь такого?
— Да. Он с Долоховым напал на нас в кафе на Тотнем-Корт-Роуд.
— Да… — Джинни устало смотрела куда-то в одну точку, и от этого взгляда Гермионе стало не по себе. — А ещё этот ублюдок убил Люпина…
От плохого предчувствия свело желудок.