И сколько раз бывали холода (СИ)
Но самое дорогое было: ребята чувствовали, что они для Лилечки — главное. Она приходила в класс — семи утра еще не было. А как иначе? Саша и Люба приедут чуть позже. Они добираются с окраины города. У них мать работает в первую смену, дети выходят вместе с ней, и будут здесь минут через двадцать. Так что ж — допустить, чтобы они топтались в коридоре?
Это осталось в памяти — когда ни придешь в школу — Лилечка на месте.
И все внимание её было — им. Нельзя было представить, что Лилечка забудет даже мелочи. Она помнила, у кого что получается, а с чем заминка, кто не выучил стихи, блеснул на контрольной, или наоборот — провалился с позором. С родительских собраний Ольга Сергеевна возвращалась поздно:
– Лилечка с нами каждую работу вашу разбирает… Ну-ка покажи тетрадь, действительно у тебя такой скверный почерк?
К выпускному после начальной школы Лилечка сочинила стихи о каждом из них. Это был ее прощальный подарок. Они пели их на мотив шлягера Ларисы Долиной «Погода в доме»
— Господи, помилуй, чтоб Саша написала хорошо…
Выпускной проходил в актовом зале, а май был холодный, и в зале — знобко. Лилечка стояла в отдалении, пока они пели, смахивала слезинки. А потом увидела, как Саша клацает зубами, и мигом сняла с себя кофточку, оставшись в одной футболке. Закутала Сашу и прижала к себе.
А потом они поехали кататься на катере по Волге. И родители, кто хотел, тоже. Мама тогда села на мягкое кресло в салоне «омика». Очень там было уютно Голубые стекла, ход у кораблика такой плавный…
— Доченька, можно я отсюда никуда не пойду? — спросила она.
Саша кивнула (она-то знает, как мама устает в своей редакции), и Ольга Сергеевна так и посидела-продремала всю поездку. Проснулась, когда Саша ей фруктовое мороженое принесла. Сунула брикетик — и опять на палубу. Все стояли на носу, и вдоль бортов, и ветер нес им в лицо холодные брызги. Корабль шел посреди реки, Волга — со всех сторон. Синева над головой, синева под килем корабля. Они парили в синеве как птицы.
**
Может, было бы легче, останься Лилечка в школе. Даже в старших классах они бы бегали к ней — посоветоваться, или поплакаться. Но она вышла замуж и уехала в Ульяновск.
Они потом рассматривали фотографии в «Одноклассниках». Лилечка в свадебном платье рядом с высоким усатым дядечкой. Они ревновали, говорили друг другу: «Ты посмотри, насколько Лилечка красивее». А вот она с дочкой на руках. Ясно было — она не вернется.
…После их класс переходил из рук в руки. В то время учителям еще не повысили зарплату, молодые специалисты в школе не задерживались, и классным руководителем оказывалась то пенсионерка, со временем решавшая вернуться на заслуженный отдых, то средних лет женщина с таким непомерно большим бюстом, что они прозвали ее «Сиськи-терминатор».
Терминаторша мило улыбалась, и ничего не принимала близко к сердцу. При ней и объединили классы. Появились эти самые девчонки — Ира Климова, Марина Зинченко, Катя Трапезникова, что потом не давали Саше житья.
Классная комната маленькая — лишних мест нет. Лихая троица собирала возле себя мальчишек, чтобы втихую на уроках играть в карты. Для этого лучше всего было сидеть на последних партах. Вещи Саши летели на пол. Сопротивляться целой стае не было никакой возможности. Потом стае показалось забавно — сделать так, чтобы Саша и головы не поднимала. Ее беззащитность раззадоривала.
Делятся ли ребята попарно на английском, троица и ее окружение кричат:
— Только не с Азаровой! Только не с Азаровой!
Назначат ли кого-то дежурить с Сашей — ехидные усмешки:
— Повезло тебе с этой лошарой полы драить…
Ольга Сергеевна замечала, что Саша становится все более замкнутой. И ловила мельком Оброненные фразы дочери:
— А я всегда одна… Знаешь, иногда так хочется всех перестрелять…
Мать знала: просто так Саша такие вещи не скажет. Доведенный до ручки солдат хватает автомат и расстреливает мучителей. Школьники, не умея по младости лет найти иного выхода, лезут в петлю. За примером ходить не надо. В соседней квартире жил мальчик Петенька… Это было давно, Ольга Сергеевна сама тогда еще была маленькой. У Петеньки в кармане учительница нашла какие-то крошки. Решила — махорка. Пригрозила, что пожалуется отцу — тогда за курение преследовали. Испугавшись отцовского ремня, мальчик повесился.
Ольга Сергеевна стала обзванивать школы — кто возьмет ее девочку? В конце концов, вариант нашелся. Правда, Саше теперь предстояло вставать на полчаса раньше: в новую школу надо было ездить на автобусе. Она стояла на окраине — тихая, почти сельская.
Теперь Саша напряженно ждала перемены, не сомневаясь почти, что насмешки начнутся и здесь. Украдкой разглядывала ребят, гадала: кто окажется самым жестоким? Самым насмешливым? Может быть, вон тот худенький юноша, что грызет ручку и тоже искоса взглядывает на нее? Или очень хорошенькая девочка, у которой волосы локонами вьются вдоль щек?
— Анеля, — обратилась к красотке Тамара Михайловна, — Почему ты в воскресенье не пришла на дополнительные занятия?
— Проспала, — просто ответила девочка.
— И тебе не стыдно это говорить?
— А тут все свои, — сказал тот самый худенький юноша.
Тамара вздохнула, как ломовая лошадь, которой предстояло везти особенно тяжелый груз
— Я тебя, Захар, конечно, очень люблю…
— Спасибо — откликнулся юноша под общий смех, — Я вас тоже.
— Я рада, что у нас такие взаимные чувства. Но объясни мне, любовь моя, как ты ухитрился не прочитать ни одной книги? Даже «Мастера и Маргариту»! Кино смотрел, а книжку в руки не взял.
— А они чем-нибудь отличаются?
Тамара махнула рукой
— Вот еще вспомнила. Андрей вернулся домой. Давайте соберемся, и в выходные пойдем его навещать.
— Лучше ему? — спросил кто-то с задней парты.
Тамара покачала головой.
В любом другом случае Саша бы промолчала, но в том, что касается болезней — она усвоила мамино правило — молчать нельзя. Плевать на условности, вдруг можно чем-то помочь?
Она шепотом спросила у соседки по парте, темноволосой девочки с длинной челкой:
— А что с ним случилось?
— У него рак нашли, — так же тихо откликнулась девочка, — Представляешь, в семнадцать лет?
Саша кивнула, и больше ничего не спрашивала, но на перемене подошла к классной, которая — с ума сойти, не ожидала Саша этого — вызывала у нее безотчетное доверие.
– Тамара Михайловна, а родители его за границу лечиться не возили… Андрея?
Классная тяжело села на стул:
— Понимаешь, солнце мое, там работает один папа. Ремонтирует компьютеры. А мама уже давно сидит с Андрюшкой.
— Так можно собрать…
— Как ты соберешь, у нас город маленький…Я уж думала, копейки соберем, сейчас люди мошенников боятся.
— Зря вы так, — откликнулась Саша, — У меня есть знакомый волонтер. Она сейчас сама в больнице, но скоро выпишется…
**
В конце ноября резко похолодало. А в больничном городке во всех корпусах тепло, даже жарко. Окна заклеены на зиму, форточки разрешают открывать ненадолго. К батареям не прислоняйся — чистые утюги. Сердечники чувствуют себя неважно: задыхаются, обтирают лица мокрыми платками.
И где в такой обстановке спокойно покурить? Рената идет вниз, и — бестрепетно открывает большую тяжелую дверь. Это «чёрный вход», к нему подъезжают скорые.
Мороз ошпаривает белым облаком-кипятком. Рената дышит одновременно морозным воздухом и папиросным дымом. Она бы продержалась здесь как можно дольше — так ей хорошо, но перед ней вырастает фигура травматолога Васи.
Он старше ее всего ничего. Ренате — восемнадцать, Васе — двадцать четыре. Поэтому он для нее и Вася. Травматолог очень худой и высокий. Ренате кажется, что голова его уходит куда-то в поднебесье. В морозном облаке ее едва видно.
Вася всплескивает руками. С его точки зрения в Ренате все неправильно. И наброшенная на плечи курточка на рыбьем меху, и тоненькая тельняшка в сочетании с джинсами. Минус двадцать шесть на градуснике, он только что смотрел! А хуже всего — резиновые шлепки. Считай, у Рената босыми ногами стоит на снегу!