Неожиданная Россия. XX век (СИ)
Дурново вполне справедливо утверждает: «Жизненные интересы России и Германии нигде не сталкиваются и дают полное основание для мирного сожительства этих двух государств. Будущее Германии на морях, то есть там, где у России, по существу наиболее континентальной из всех великих держав, нет никаких интересов». В то же время, по мнению Дурново «все эти факторы едва ли принимаются к должному учету нашей дипломатией, поведение которой, по отношению к Германии, не лишено, до известной степени, даже некоторой агрессивности, могущей чрезмерно приблизить момент вооруженного столкновения с Германией – при нашей английской ориентации, в сущности неизбежного…»
Дурново обоснованно сомневается в выгодах войны с Германией, даже в случае сомнительной удачи для России: «Избытка населения, требующего расширения территории, у нас не ощущается, но даже с точки зрения новых завоеваний, что может дать нам победа над Германией? Познань, Восточную Пруссию? Но зачем нам эти области, густо населенные поляками, когда и с русскими поляками нам не так легко управляться… Действительно же полезные для нас и территориальные, и экономические приобретения доступны лишь там, где наши стремления могут встретить препятствия со стороны Англии, а отнюдь не Германии. Персия, Памир, Кульджа, Кашгария, Джунгария, Монголия, Урянхайский край – всё это местности, где интересы России и Германии не сталкиваются, а интересы России и Англии сталкивались неоднократно…»
По сути Дурново прямо предлагает России развернуть свою политику от поделённой и густозаселенной Европы на Восток, где у Российской империи куда больше военных, политических и экономических шансов на удачную экспансию.
Так же Дурново необычайно верно и лаконично анализирует экономические взаимоотношения России и Германии за полгода до войны: «Не подлежит, конечно, сомнению, что действующие русско-германские торговые договоры невыгодны для нашего сельского хозяйства и выгодны для германского, но едва ли правильно приписывать это обстоятельство коварству и недружелюбию Германии. Не следует упускать из вида, что эти договоры, во многих своих частях выгодны для нас… В силу всего изложенного заключение с Германией вполне приемлемого для России торгового договора, казалось бы, отнюдь не требует предварительного разгрома Германии. Скажу более, разгром Германии в области нашего с нею товарообмена был бы для нас невыгодным…»
Дурново упоминает и германские капиталы: «…пока мы в них нуждаемся, немецкий капитал выгоднее для нас, чем всякий другой». Далее Дурново приводит и совершенно точный экономический прогноз, который подтвердит самое ближайшее будущее: «Во всяком случае, если даже признать необходимость искоренения немецкого засилья в области нашей экономической жизни, хотя бы ценою совершенного изгнания немецкого капитала из русской промышленности, то соответствующие мероприятия могут быть осуществлены и помимо войны с Германией. Эта война потребует таких огромных расходов, которые во много раз превысят более чем сомнительные выгоды, полученные нами вследствие избавления от немецкого засилья. Мало того, последствием этой войны окажется такое экономическое положение, перед которым гнет германского капитала покажется легким…»
С учетом колоссального роста внешнего долга России в ходе Первой мировой войны и вспоминая, что долги Парижскому клубу кредиторов по займам того периода, Россия выплачивала и в начале XXI века – слова Дурново представляются вполне пророческими.
Но в отличие от панславистской шумихи либерально-буржуазных газет и бодрых прогнозов недалёких милитаристов, анализ Дурново не оказал ни малейшего влияния на русское общество и его судьбы. Официальный историограф Николая II профессор Ольденбург позднее, уже в эмиграции, писал: «Нет сведений о том, как отнесся к этой записке Государь. Быть может, она явилась запоздалой».
Глава 8. Первый бой Первой мировой: кубанские казаки против венгерских гусар…
Первая мировая война началась как в средневековье – с кавалерийских набегов, сабельных схваток и угона у противника скота… Война, которая станет борьбой техники и экономики, стартовала почти как во времена Аттилы и Чингисхана. В августе 1914 года первыми в наступление пошли огромные массы конницы, десятки тысяч кавалеристов, у которых сабли, шашки, палаши и даже пики всё ещё считались главным оружием.
Сабли и пики Первой мировой
Войну, тогда ещё не названную Первой мировой, начали великие кавалерийские державы. Самой многочисленной конницей обладала Россия – почти 100 тысяч всадников и лошадей в мирное время. После мобилизации, в основном за счёт казаков, численность русской кавалерии могла быть удвоена. Второй по численности кавалерией Европы была германская – почти 90 тысяч всадников и лошадей. В промышленной Германии, где почти половина населения уже проживала в городах, где инженеры Дизель и Бенц изобрели все первые в мире автомобильные двигатели, а производство автомашин исчислялось уже тысячами в год, генералы всё ещё считали невозможным обойтись без кавалерии с саблями и пиками.
Третьей в Европе была французская кавалерия, насчитывавшая 60 тысяч всадников, среди которых по наследству от Наполеона всё ещё существовали кирасирские полки, а аналогом русских казаков были «спаги» – легкая конница из кочевников Северной Африки. К 1914 году полевая форма французского кирасира включала алые штаны и перчатки, блестящую золочёную кирасу и столь же яркий шлем, украшенный конским хвостом.
Уже все армии мира были вооружены пулеметами, появились первые бомбардировщики и автоматические пушки, готовилось химическое оружие, но кавалерия европейских держав всё ещё тренировалась атаковать со средневековыми копьями. Французские драгуны вооружались пиками на трехметровом бамбуковом древке. В промышленной Германии развитые технологии обернулись тем, что все кавалеристы кайзера носили пики на цельнометаллических пустотелых древках длинной почти три с половиной метра. Новейший образец пики для русской кавалерии был утвержден в 1901 году, в том же году, в котором был официально принят на вооружение русской армии и пулемёт «Максим».
Даже у англичан летом 1914 года 8 % воюющей армии составляла кавалерия, где по традиции служили отпрыски высшей британской аристократии. Танков еще не было, броневики только-только выходили из стадии экспериментов, а значение тракторов и автомобилей военные в полной мере ещё не оценили. Поэтому для генералов всего мира именно кавалерия оставалась наиболее подвижным родом сухопутных войск. На неё возлагались задачи по разведке, быстрому захвату ключевых пунктов, преследованию противника. По инерции опыта прежних столетий в армейских штабах всё ещё верили в успех стремительных кавалерийских атак с саблями наголо.
В самом начале войны конница должна была прикрывать мобилизацию своих войск, вести разведку в приграничных районах на территории противника и, одновременно, защищать свою границу от разведывательных набегов вражеской кавалерии. Именно поэтому русская конца выступила на войну ещё до её официального объявления.
Кубанские казаки и венгерские гусары
28 июля 1914 года Австро-Венгрия объявила войну Сербии. В тот же день по приказу высшего командования русской императорской армии к австрийской границе двинулась 2-я сводная казачья дивизия. Эта дивизия состояла из донских, терских и кубанских казаков и в мирное время располагалась на правобережье Днепра на территории современных Винницкой и Хмельницкой областей Украины. С германским кайзером царь Николай II всё ещё надеялся договориться и на немецкой границе войска стояли неподвижно. Мобилизацию начали только в целях давления на Австрию, поэтому расположенная на Украине казачья кавалерия стала первой частью русской армии, покинувшей казармы и выступившей на ещё необъявленную войну.
Сводная казачья дивизия должна была прикрывать мобилизацию и сосредоточение войск 8-й армии генерала Брусилова, которой требовалось несколько недель, чтобы получить пополнения и подкрепления из внутренних губерний России. И в первую неделю августа 1914 года линией фронта стала пограничная река Збруч, приток Днестра, разделявший владения Австрийской и Российской империй на Украине. Казаки препятствовали австрийской конной разведке переправиться чрез реку, и сами пытались переплывать Збруч, чтобы разведать положение на территории противника.