Повелители Владений (ЛП)
Что «я это самое…»?!
— Мы теряем время, — сказал Сераф, обогнал Дезриэля и пошел вперед. — За мной!
Ферендир так и не понял, когда прошла ночь. Они машинально плелись вперед, как заводные куклы, и в какой-то момент оказалось, что новый день настал. Солнечный свет не проникал вглубь Шрама Миталиона, но ущелье все-таки незаметно преобразилось. Исчезла страшная тьма, так давившая на путников. Ферендир стал лучше различать цвета, контуры предметов, детали внешности своих товарищей, а также рельеф каменных стен и дна.
Иногда над путниками пролетала, чирикая, какая-нибудь птица, а иногда по стенам ущелья сыпались камушки из-под лап крадущихся наверху зверей. Пару раз Ферендиру даже показалось, что он слышал вой ветра между отвесных стен, хотя не ощутил на себе ни дуновения. Шрам Миталиона был глухим и опасным уголком, сюда не решался залетать даже ветер.
Внезапно Фальцея споткнулась и упала. Все сразу остановились, а Меторра подбежала, чтобы помочь сестре встать. Она уже протянула было руку, но внезапно Фальцея злобно огрызнулась:
— Не надо!
Потом она оттолкнула Меторру, с трудом сама поднялась на ноги и заявила:
— Без тебя справлюсь. Кто ты вообще такая? Моя жалкая копия! Тебя создали только мне в насмешку!
К чести Меторры, та не стала ссориться, а просто убедилась, что сестра не ушиблась, повернулась и ушла в конец колонны, на свое прежнее место. Фальцея же заметила, что оказалась в центре внимания, и пробормотала:
— Хватит на меня пялиться! Ну да, я поскользнулась, что с того?
И они пошли дальше.
Ферендир поймал себя на том, что пристально смотрел на идущих впереди наставников. Сераф шел во главе колонны, а Дезриэль — на некотором расстоянии позади него. Через некоторое время у Ферендира сложилось впечатление, словно сам он шагал вперед не по собственной воле, а потому что его, как магнитом, тянуло к наставникам. Как истинный послушник, он наблюдал за их движениями и подражал им, без конца — почти маниакально — следил за всеми их жестами и копировал их.
«Вот Сераф ломится вперед, только поспевай. Уверен, что знает правильный путь, ни в чем не сомневается и ничего не боится. А еще он ничего не чувствует — мертвая душа, как у машины. Почему же ты тогда так жаждешь ему понравиться? Он же не способен на банальную похвалу, не понимает, что значит быть живым и несовершенным…
А Дезриэль? Идет пошатываясь, на каждый седьмой шаг спотыкается — видно, тяжек груз собственных слабостей и недостатков. Он видит чужие промахи только потому, что сам — сплошной ходячий промах. Почему же ты тогда доверяешь его суждениям?! Почему тебе нравится, что он верит в тебя? Ведь только такой слабак, как он, готов примириться и с твоими самыми страшными недостатками!..
А ты сам, Ферендир! Мальчишка! Выскочка. Немного новичкового везения в опасных приключениях и ты уже решил, что проявил себя героем, что достоин быть Каменным Стражем, защитником храма? Ничтожество! Детище уродливого и противоестественного симбиоза двух самовлюбленных и неполноценных наставников, из которых один — бездушный, как автоматон, а другой — сентиментальный слюнтяй и глупец.
Они-то сами по себе пустышки, а ты вообще полный ноль.
Тебе в этом ущелье нравится, потому что здесь ты чувствуешь себя как дома. Пустота притягивает пустоту. Тут так восхитительно пусто! Тут можно найти себе какую-нибудь уютную бездну, раствориться в ней и обо всем позабыть. Ты уже продемонстрировал, что ничего собой не представляешь, храма теперь вообще нет…
Просто сядь и расслабься.
Остановись.
Шрам Миталиона все сделает за тебя…»
— Нет! — воскликнул Ферендир вслух и принялся шепотом разговаривать сам с собой: — Мы должны сделать то, что кроме нас больше никто не сделает! Конечно, я ничтожен, но без меня ничего не выйдет! Я не могу теперь остановиться, потому что тогда конец придет всем!
«Глупец! — сказал Ферендиру неприятный насмешливый голос в голове. — Самовлюбленный слепец! Ты думаешь, что без тебя не обойдутся?! Да кто ты такой? Червяк! Пустое место! Тебя чудом еще не прикончили! Как ты вообще смеешь считать себя особенным? Выходит, остальные — те, кто пал в схватке с врагами, — были хуже тебя? Выходит, они оказались недостаточно „особенными“, поэтому должны были умереть? Твоя наглость…»
— Нет, — проговорил Ферендир.
«Подлец!»
— Нет.
«Слабак!»
— Нет.
«Дешевка, дурак и ничтожество. Только зря небо коптишь. Чужое место занимаешь…»
— Нет. — закричал Ферендир.
К его огромному удивлению, в ущелье не раскатилось эхо. Громкий крик угас, едва вылетев из горла. Все его спутники внезапно остановились и посмотрели на Ферендира, а он, еще до того как поднял на них глаза, уже почувствовал в их взглядах недовольство, презрение и осуждение.
Дезриэль приблизился и спросил:
— Что с тобой?
— Не трогайте меня! — заорал Ферендир и поразился силе собственной злости. — Оставьте меня в покое!
«Такого заносчивого! Глупого! Бестолкового! Ничтожного! Жалкого! Презренного!»
— Да бросьте вы его! — крикнул шедший во главе отряда Сераф. — Он слаб и всегда был слаб! Жаль, что его не завалило насмерть тем обвалом!
Ферендир слушал Серафа и не верил своим ушам. Эти слова были не просто жестокими по смыслу — в тоне, с которым их произнесли, сквозила неприкрытая злость и накопившееся раздражение. За что же Сераф — любимый учитель, образец для подражания и само совершенство — так глубоко его ненавидел?
Все остальные тоже смотрели на Ферендира, но не пытались к нему подойти.
— «Сопляк! — выругалась Фальцея. — Молокосос неотесанный!»
Меторра от отвращения скривилась и пробормотала:
— «Юнец бестолковый. Тупица».
Таурвалон сокрушенно покачал головой.
— «Неумейка криворукий!» — проговорил он.
Даже Луверион взглянул на Ферендира недовольно и презрительно. В его удивительных все понимающих светлых глазах читалось горестное сожаление: «Несчастный дурачок, он сам не понимает насколько никчемен и бездарен…»
«Постойте-ка! — Ферендир протер глаза. — Какой еще Луверион? Разве его не убило?!»
— «Это я во всем виноват, — объяснил остальным Дезриэль. — Я поручился за него, хотя и было ясно, что он не готов».
«Нет! Не может быть! Дезриэль не мог такого сказать! И Луверион не мог! К тому же Лувериона тут вообще не может быть!..»
— «Сказал же, бросьте его! — вмешался Сераф. — Он — обуза. Он нам только мешает! Я говорил тебе это тысячу раз, Дезриэль! Тысячу!»
— Нет! — воскликнул Ферендир.
— «Боюсь, это так, — проговорил Дезриэль и придвинулся к ученику поближе. — Извини, Ферендир, я подвел тебя. Напрасно внушал тебе надежду. Я надеялся, что ты все выдержишь, но не вышло… Твоя неудача — это, в сущности, мое поражение. Сейчас я помогу тебе…»
Внезапно в руке у Дезриэля очутился нож.
— «Не бойся, Ферендир. Тебе не будет больно. Так только лучше… И почему ты только не погиб тогда под обвалом? Слепое везение, не иначе».
Ферендир попятился. Слепое везение было ни при чем! Он выжил, потому что так захотела сама гора. Вот она верила в него!
А Луверион? Как он здесь оказался? Он-то как раз и погиб под обвалом, а потом упокоился в могиле на берегу реки!
А его наставник Дезриэль — неужели это он подходил все ближе и ближе, поигрывая ножом в руке?
Нет. Всего этого не могло быть! У Дезриэля другой голос, другие повадки. Это какой-то призрак, тень! Галлюцинация, иллюзия!
— «А ну-ка! — сказал кто-то и внезапно схватил Ферендира за горло безжалостной железной рукой. — Я сделаю то, на что сам ты так и не решился, сентиментальный глупец!»
Кто-то с холодным равнодушием приставил к горлу Ферендира лезвие еще одного ножа. Это был Сераф.
— Не надо! — заорал Ферендир, но из рук Серафа ему было не вырваться.
— «Какое жалкое зрелище! — проговорила Фальцея. — Убей его, Сераф!»
— «Теперь он больше не будет нам мешать», — добавила Меторра.