Свет призрачной звезды (СИ)
Он вновь звучал под золотистым сводом купольного потолка хозяйской спальни в роскошном дворце, про красоте всего немного уступающему резиденции правителя, отражаясь легким мелодичным эхом от покрытых драгоценной росписью стен.
Фолиама Каптелла, или для близких Птичка Фоли, исполняла свою любимую песню о девушке, ждущей на свидание парня. Она смотрела перед собой, и не видела нелианского захватчика, вальяжно возлежащего среди едва живых, ослабленных энергетической потерей, четырех обнаженных красавиц на огромной кровати, застеленной золотистым шелком.
На полу в изломанных позах застыли три мертвые девушки, а в стороне, за ведущей в коридор дверью виднелись окровавленные тела.
Роботы, убившие хозяев дома, стражников, прислугу и друзей семьи, приглашенных в дом “переждать внезапную бурю”, свалили всех их в кучу. Бывшебытовые машины, низкорослые и проворные, только этой ночью перепрограммированные в боевые, частично сохранили первоначальные настройки и стремились поддерживать чистоту и порядок. Некоторые из них принялись смывать кровавые пятна с шерстяных напольных ковров.
Фоли считала, что выступает в концертном зале. Она старалась угодить притязательной публике. В самых драматичных моментах песни изящно выгибала приподнятые руки.
Ее блестящее золотистое платье, расшитое бисером и драгоценными камешками, струилось до пола, огибая широкие бедра. Глубокое декольте подчеркивало красоту пышной груди.
Эйнар смотрел на нее. Еще одно мягкое жирное тело. Расплывчатое как кусок болотного залияма, отъевшегося к сезону холодных дождей.
Сестра, подруги и служанки знаменитой певицы… Одни уже послужили ему и завершили свой жизненный путь. Еще не пущенные в дело и в расход льнули к его жесткому гладкому телу, медленно скользя матовой неровной кожей, покрытой мелкими бесцветными волосками, по его идеально гладкой прочной коже, целовали его напряженно выгнутую шею, обводили мягкими подушечками пальцев линии скул и щек, ласкали его расслабленный член, побуждая к новым действиям.
Эйнар отдыхал, не обращая внимание на их запрограммированную настойчивость. Менять программу ему было лень. Нелианца немного забавлял круговорот жизненной силы. Он забирал энергию у одних велянок, тратил на правильную настройку других, ибо при свободе разума ни одна из них не могла спокойно находиться с ним рядом. Пойманные девушки принимались визжать, биться от страха, накрывая его неприятными волнами паники. Одна и вовсе умерла в его руках. Сердце остановилось, как только он сорвал с нее одежду и притянул к себе.
Девственницы… Пойманные в усадьбе молодые женские особи вообще не знали, как доставить удовольствие мужчине. Мягкие, расплывчатые, не проявляющие желаемой активности, не чувствующие азарта. Эйнар возненавидел велянскую традицию хранить девственность до свадьбы. На Нелии в первые дни жизни “свежие” учились правильно спариваться в публичных домах, получали необходимый опыт. Эйнару пришлось продумывать поведение каждой жертвы, и ворсистые девицы с подавленной свободой разума, превращались в покорных роботов. Действовали ожидаемо, но без приятных эмоциональных волн. Машины из плоти и крови… Дурно пахнущей, сладковатой на вкус крови, не пробуждающей аппетит.
Нелианки не подпускали его близко, и при случайной встрече на городской улице испускали отталкивающие импульсы, чтобы не пытался познакомиться. Короткое широкое лицо с уродливым носом, тело короче и тоньше нормы, деформированные водяные легкие, закрученные не в том направлении почки… Каждой из них был нужен производитель высококачественного потомства с идеальными параметрами. Не длинноносый урод, непонятно как и зачем выпущенный в жизнь из инкубатора. По закону об утилизации отбракованного потомства его место в молекулярном расщепителе.
Эйнар любил Тиану. Кроме нее и старой хозяйки публичного дома, ни одна женщина не оставалась с ним наедине. Он убил владельца корпорации Латара, защищая Тиану, и она поклялась быть всегда рядом с ним, но… Выбрала глупого, зато экстерьерно правильного охранника дверей парламента. Того, кого Эйнар считал другом.
Его все предали в родном мире… Но по-прежнему он любил Нелии, и готов был сражаться за свой народ… погибший ли, частично выживший ли… неизвестно. Но Эйнар Норри жаждал мести за великий народ.
Он превратить жизнь коварных велян в непробудный кошмар. Будет наносить удар за ударом по самым больным местам. Уничтожать все, чему они поклоняются, как Храм Повелителя Вселенной. Отнимать тех, кто им дорог. Религия, невинность, забота о потомстве… все, что ценят веляне, должно быть втоптано в грязь.
А еще ему нужна женщина — живая, анатомически подходящая. Но ни одну из пойманных велянок не возьмет он во дворец наложницей.
Альтернативы нет. Придется привыкать к временному использованию относительно подходящих особей.
В них все не то, к чему привык, даже их запах раздражает его чуткий нос. Только искрящаяся энергия дарит краткое наслаждение при подпитке.
Одна из девушек, повинуясь импульсному сигналу нелианца, отрезала снятым со стены сувенирным кинжалом большой кусок мяса от лежащего перед резным декоративным столиком наполовину обглоданного детеныша таффлеи, вьючного и ездового животного, и подала прямо в рот господину. Не находясь под воздействием, она бы упала в обморок при виде ярко-красной крови на своих руках.
Эйнар взял мясо, слегка размял острыми боковыми зубами и с усилием протолкнул в желудок. Всю ночь он питался биоматериалом и чистой энергией, его тело, по всем характеристикам улучшенное ремасом, продолжало меняться. При выходе из инкубатора он был признан меньше и легче стандартной нормы. На Веле он подрос, стал крупнее и мощнее. Развитие нелианца продолжается до семи — десяти лет от инкубатора. Ремас ускорил этот процесс, только цвет когтей не изменился, не потемнел, остался белым как у “свежего”.
Слизав приятную на вкус кровь таффлеи с мягких ладоней велянки, Эйнар привлек девушку к себе, позволил уткнуться носом в шею и активировал Темный Дар, придерживая жертву за спину. Бурная искрящаяся энергия потекла в него, вливаясь через руки, словно поток горячей крови, потянулась в центр груди, наполняя теплящийся огненный комок. Эйнар выгнул спину, слегка потягиваясь, чувствуя, как центр энергетической пульсации расширяется и нагревается еще сильнее. Он столкнул с кровати опустошенную жертву, кровавый пульс которой навсегда затих, чуть приподнялся на локтях, тяжело дыша, и посмотрел на продолжающую петь знаменитую Фолиаму Каптеллу, которой поклонялись посетители велянских театров.
Питаться Эйнар больше не мог. Спариваться еще хотелось, и то слабо. Подвижность и гибкость тела резко снизились. Его прежде поджарое и тонкое туловище стало намного шире и глаже. Казалось, что расширившвшаяся грудная клетка скоро выгорит изнутри. Продольная темная полоска-индикатор на переполненном животе из впадинки превратилась в выпуклость и потеряла чувствительность к колебаниям воздуха.
Эйнар неторопливо поднялся с кровати, подошел к певице и коснулся ее руки, пробуждая сознание. Освободил разум от иллюзии концерта, позволил увидеть реальность, но взял под свой полный контроль ее тело, не допуская отвратительной дрожи и панических импульсных волн.
Девушка смотрела на него широко распахнутыми темными глазами, из которых не могла пролиться соленая жидкость под названием “слезы”. Нелианец пригладил ее черные вьющиеся волосы, тусклые и ломкие, не похожие на его прочные колючие “проводки”, лизнул ее маленький вздернутый нос и слегка отстранился, позволяя видеть его перед собой глазами с несовершенной фокусировкой.
Фоли не могла пошевелиться, не могла заплакать или попытаться убежать, понимая, что не скрыться от инопланетного чудовища. Да, она бы рванулась прочь. Лучше погибнуть от выстрела в спину, чем там… рядом с омерзительной тварью… под ним, или на нем. Захлебнуться последним вздохом, доставляя ему удовольствие.
Кошмарные светящиеся глаза. Их лучше было бы не видеть даже в страшном сне. Но все перемешалось в ее разуме. Сны, воспоминания, реальность. Ее семьи больше нет. Любящего жениха, друзей и заботливых веселых слуг — тоже. Милый питомец ее маленькой сестренки — и тот растерзан. Не осталось никого. Те подруги, в ком еще теплится жизнь, обречены. И она… погибнет вместе с ними в лапах ненасытного паука, которых будет хватать и пожирать невинных мошек, пока не лопнет.