Недетские игры (СИ)

Нет, бесспорно, он многое для меня сделал. Но его визит к этой даме… особенно после крупной ссоры, никак не уложится в голове. Может, я равняю по себе и тому, что никогда бы так не сделала, но этот надоедливый червячок настойчиво продолжает отравлять мысли и жизнь в целом.
В своих размышлениях даже не сразу замечаю, что машина остановилась. Вопросительно смотрю на Кирилла, потому что вокруг нет и намека на кафе или же ресторан.
— Посиди минуту.
— Хорошо, — киваю, продолжая крутить головой по сторонам.
Кирилл возвращается быстро. Рывком открывает дверь, и салон наполняется запахом улицы.
— Это тебе.
На мои колени ложится большой букет белых роз, и с губ срывается глубокий вздох.
— Спасибо, — прячу улыбку за поджатыми губами, продолжая строить из себя неприступную крепость. Кто-то бы явно назвал это тактикой по перевоспитанию мужчины, но в моем случае это просто растерянность и долгая адаптация к отношениям.
Кирилл как-то странно то ли улыбается, то ли ухмыляется. Его руки ложатся на руль, но машина с места не двигается.
— Если хочешь, могу отвезти тебя домой. Не нужно быть вежливой, если тебе этого не хочется.
Он смотрит четко перед собой. В лобовое стекло, по которому начинают долбить капли зарождающегося дождя.
— А если хочется?  — смотрю на мужской профиль, поджимая пальчики на ногах. 
— Быть вежливой?
Кир поворачивается. Наши взгляды встречаются, и я неосознанно затаиваю дыхание.
— Поужинать с тобой.
— То, что я сказал тебе вчера, — он нервно барабанит пальцами по рулю, — в общем, я сказал это не для того, чтобы как-то загладить вину красивыми словами или затереть всю эту ситуацию с Риткой и Та… Малининой.
— Я это понимаю, — поддакиваю, начиная улыбаться. Теперь уже не скрывая этого своего желания. Кирилл, который всегда найдет что сказать, сейчас словно не в своей тарелке, и меня, буду честной, это улыбает. Точнее, умиляет.
Мне очень непривычно видеть его таким смущенным и немного робким, но почему-то именно в эту самую минуту я окончательно убеждаюсь в серьезности его слов и больше совершенно не хочу подвергать их сомнениям. Это же относится и к ситуации с Таей. Я верю в то, что он сдержит обещание и не будет общаться с ней.
Бушманов слегка прищуривается, когда ловит мой уже игривый взгляд.
— Ты меня троллишь?
— Нет, — качаю головой. — Помнишь, я недавно говорила о том, как же ты до сих пор не понял, что дорог мне? И теперь я, кажется, понимаю почему, — вздыхаю. — До тебя просто долго доходит, Кирюша, — на последних словах мои псевдовыдержка и серьезность слетают. Я начинаю хохотать.
Кирилл пару раз моргает, и я замечаю на его губах ухмылку. Но самое главное, что мой смех отражается в его глазах. Кажется, мы пришли к взаимопониманию и все выяснили.
— Мы есть сегодня поедем или ты оставишь меня умирать от голода?
— Поедем-поедем, — произносит, довольно угрожающим тоном и подается ко мне.
Ладонь Кирилла обхватывает мой затылок. Он накрывает мои губы поцелуем, вдавливая плечи в спинку кресла.
Едва успеваю поймать воздух, сделав маленький вздох, и снова проваливаюсь в идеально сплетенную паутину из ласк и объятий.
  
30
 
"Моего «быть» так и не случилось. Я продолжала «казаться»". (с.) Оля
Горячий воздух в машине обжигает горло. Мои колени все еще немного подрагивают, а в голове никак не уложится такая вроде бы простая, но при этом ни разу не случавшаяся со мной вещь.
Боже, я переспала с Киром в салоне авто посреди улицы, где могли ходить люди.
Чуть подтянувшись в кресле, поправляю платье и затягиваю волосы в тугой хвост на макушке. От укладки совсем ничего не осталось.
Мы снова ловим это обоюдное молчание. Только переглядываемся. И если в глазах Кирилла я вижу уверенность, то в своих…
Не знаю, что там в моих глазах, но в голове точно сидит навязчивый, скребущий острыми коготками черепную коробку голос. Чужой голос, твердящий мне о том, что я просто не имела права сейчас этого делать. Девушка себя так вести не должна — это неправильно.
 
Я столько раз за свою еще не длинную жизнь слышала эту фразу. Не должна!
Что сейчас точно ловлю откат. Мысли прижимают меня к земле бетонной плитой, не давая вдохнуть воздух. Ведь еще вчера, под гнетом обиды, я была готова сбежать от этого человека, а сегодня…
Затыкаю этот нудящий вой, стараясь засунуть эти гиблые мысли как можно дальше.
В порыве избавиться от навязанных другими людьми установок не замечаю, как закрываю уши ладонями.
Кирилл, конечно же, мгновенно реагирует на мой выпад.
— Все нормально?
Киваю часто-часто. В ворохе страхов поступить не так, как чувствует сердце, я тянусь к нему, как увядающий цветок к дождю.
Замыкаю руки замком за крепкой шеей, касаясь губами теплой щеки.
Тела касается легкая дрожь. Она едва ощутима, но этого хватает, чтобы испугаться еще сильнее и прижаться к Кириллу как можно крепче.
Отец вечно кричал на меня. Запрещал, стыдил и постоянно говорил, как правильно. Я столько лет пряталась, а потом бежала от этого голоса… Боялась оступиться так сильно, что по глупости и неопытности вляпалась в Олега. Думала, что справлюсь, потому что выросла. А по факту я просто хотела казаться, а не быть.
Казаться взрослее и самостоятельнее. Умнее и независимее. Вот и все.
Моего «быть» так и не случилось. Я продолжала «казаться».
Теперь же мне хочется выражать свои чувства. И если это слезы, то пусть будут они. Если это страсть, то здесь ей и место. И мне абсолютно все равно, кто и что об этом подумает. Абсолютно. 
Теперь весь этот спектр сидящих во мне эмоций не протест. Нет. Это я. Самая настоящая я!
Кирилл, видимо, не ожидавший от меня такой реакции, немного отстраняется, крепко сжимая мои плечи ладонями.
— О-ля…
Его голос ласкает слух, и мои губы расплываются в улыбке. Глупой, но искренней.
— Я так рада, что вернулась в этот город, — понижаю голос.
Кирилл притягивает меня к себе, заключает в плотное кольцо из объятий.
— Это обоюдно, Олька.
Чувствую его тепло и на секунду прикрываю глаза. Когда пульс приходит в норму, запрокидываю лицо, рассматривая Кира.
Я никогда особо не заостряла внимание на его внешности. А сейчас словно наверстываю упущенное. Смотрю в большие шоколадно-карие глаза, обрамленные длинными пушистыми ресницами, и невольно прихожу к выводу, что многие девчонки продали б душу за такие ресницы. Я в их числе.
Кирилл не пышет суровостью. У него довольно мягкие черты лица, наверное, поэтому мой папа когда-то назвал его смазливым. Хотя его еще в школе и за ее пределами все считали красавчиком.
Мой взгляд падает на четкую линию его губ, а вот желудок начинает предательски урчать. То, что я голодна, было не ложью. Весь день кусок в горло не лез, а теперь вот. Пожалуйста.
Кирилл смотрит на экран смарт-часов, выпускает меня из объятий и заводит двигатель.
Понимание, что машина вот-вот тронется, вгоняет в уныние.
Там, в зале ресторана, атмосфера явно не будет располагать к душевным разговорам. Мне так не хочется терять наше уединение. Совсем.
— Давай лучше прогуляемся, — неопределенно взмахиваю рукой, а потом кладу ее поверх покоящихся на руле пальцев Кира.
— Давай.
Бушманов первым выходит из машины, а я, как полная тупица, вылезаю следом, не давая ему за собой поухаживать. Открыть дверь, например, и подать руку, хотя именно это он и вознамеривался сделать.
Сегодня буквы вдвойне труднее складываются в слова у нас обоих. Мы витаем в каком-то третьем измерении, при этом крепко держимся за руки, шагая по тускло освещенным улицам. Завывающий вдалеке ветер отзывается россыпью мурашек на шее и плечах.
Странно, но именно в эту самую минуту я чувствую себя той самой девочкой-девочкой. Наяву воплощаются вот такие на первый взгляд незначительные мелочи, которыми я сама себя обделяла, будучи помладше.