Недетские игры (СИ)

— В моем кабинете, — отвечает Самсонов и даже любезно прикрывает за нами дверь с обратной стороны.
— Полковник Токман, Иван Александрович. Присаживайся, лейтенант, разговор у нас будет долгий.
— Целый полковник — и по мою душу? Как-то даже волнительно.
Токман усмехается. Бросает взгляд на аквариум в углу кабинета и опускается в кресло.
— Вы с Фоминым влезли туда, куда не стоило, — кладет раскрытую ладонь на стол. — И крупно попали, ребята, — улыбка превращается в оскал, а миролюбивый до этого голос отдает звенящим металлом. — Сядь, я сказал. Кстати, — вытаскивает какие-то бумаги из папки, — твой сообщник уже вовсю дает показания.
— Какие показания? — присаживаюсь на стул.
— А вот об этом ты мне и расскажешь.
— Без понятия. Он попросил передать Ротмистрову бумаги, я передал.
— Зачем ты приезжал к нему вчера?
— Он сам позвонил. Попросил.
— Зачем?
— Просил помочь ему в деле. Ротмистров — бывший тесть моего брата. Фомин считал, что мне будет проще к нему подобраться.
— И ты, конечно же, отказался.
— Скорее, ничего не ответил.
— Почему?
— Он угрожал.
— Угрожал, — перебирает по буквам. — Так и запишем, Кирилл Константинович.
Токман откидывается на спинку кресла и отбрасывает шариковую ручку на стол.
— А теперь, парень, я спрашиваю последний раз: что за дела у тебя были с Фоминым?! От твоего ответа сейчас зависит, выйдешь ты из этого кабинета сам или под конвоем.
  
28
 
"И куда же ты ушла?" (с.) Кирилл
Звенящее напряжение до краев заполняет пространство кабинета. Сцепляю пальцы в замок, автоматом выдавая свои внутренние страхи. Все до единого.
Токман меня уже считал как открытую книгу. Все его уловки довольно стандартные, но от этого не легче. Подсознание человека устроено так, что в критической ситуации с ним слишком сложно бороться. Все эти бегающие взгляды, напряжение в мышцах и учащенный пульс — как бельмо на глазу. А над головой мигающая красным табличка — виновен. Даже если это далеко не так.
— Фомин несколько лет разрабатывал Ротмистрова. Я должен был передать ему документы, — снова повторяюсь.
— Что за документы?
— Ротмистров понимал, что под него копают. Фомин вступил с ним в открытый контакт, я выступил посредником. Это была деза, но Ротмистров об этом не знал.
— Фомин на него работал?
— Нет. Это была уловка.
Губы Токмана растягиваются в ленивой улыбке.
— Ты сам в это веришь?
— Ну, судя по тому, как стремительно разворачиваются события, уже не очень.
— Ответ правильный. Ротмистров действительно уже давно в поле зрения федералов. Фомин до недавнего времени был неплохим связным. Понимаешь, Кирилл, с твоим бывшим родственником связано очень много высокопоставленных лиц, в аресте которых я лично заинтересован. А твой друг решил поднять бабок. Суть моего появления здесь ясна?
— Более чем.
— Это хорошо. Поэтому лучше расскажи мне, сколько ты получил и в каких отношениях состоишь с Артуром Витальевичем?
Вот оно. Все пошло по второму кругу. Что бы я сейчас ни ответил, он не поверит и не слезет. Токман здесь для того, чтобы рубить головы, а не чтобы докапываться до правды.
— Он бывший тесть моего брата. Я не брал никаких денег.
— Тогда зачем согласился передавать документы? Ваши с Фоминым ведомства никак не связаны.
— Мы дружим уже восемь лет. Ему нужен был свой человек, который не имеет отношения к конторским. Вадим был уверен, что у них появился крот. Никому не доверял.
— Складно. Если бы не услуга. Вместо денег ты попросил не трогать бизнес отца. Кажется, у них сейчас разногласия из-за твоего брата?!
То, что он знает, не удивляет. Скорее, удивило бы обратное.
— Просил.
— И ведь нет никакого криминала, — Токман ударяет колпачком ручки по столу и откатывается на кресле к окну, — если бы те документы, которые ты отнес Ротмистрову, не были настоящими.
Теперь могильная плита крепко придавливает меня к земле. Чувствую легкое покалывание в пальцах. Взгляд нервно взметается вверх, а потом так же резко устремляется вниз.
 
В висках пульсирует, шум собственной крови, который я сейчас так отчетливо слышу, не дает сосредоточиться, он слишком громкий.
Фомин меня подставил. Точка. Аут. Все это время Вадик и был той самой крысой, о которой мне затирал.
Упираюсь локтями в колени, растирая лицо вспотевшими ладонями.
— Знаешь, сколько за такое дают?
—  Догадываюсь, — сжимаю и разжимаю закостенелые пальцы, снова откидываясь на спинку стула.
— Фомин начал вести свою игру. Пришлось его слить.
— Что будет дальше? — смотрю Токману прямо в глаза.
— Ты продолжишь работать с полным осознанием, что просто уже не будет. В скором времени Ротмистров с тобой свяжется. Ему будет интересно, почему Фомин теперь не с нами, а ты все еще на свободе. Так вот, скажешь, что теперь ты вместо Фомина. Наш многоуважаемый, — эти слова Токман произносит с ухмылкой, — Артур Витальевич поймет.
— Вместо Фомина?
— На вербовку со стороны времени нет. Ты в курсе событий. Будешь связным между Ротмистровым и моим человеком, который до этого работал с Фоминым. Все нюансы мои люди решат сами.
— Я понял.
Отпираться нет смысла. Я крупно влип и, когда думал, что Фомин взял меня в оборот, не прогадал. Только на деле все оказалось куда сложнее. Встрять в разборки такого уровня явно не то, о чем я грезил, идя на службу.
— Друг оказался вдруг, — Токман снова лыбится. — Но за свои поступки придется отвечать. Сам знаешь, как сложно доказать свою невиновность. В сложившейся ситуации твой отказ от сотрудничества с нами — прямое признание своей вины. Но! Могу сказать одно: если все пройдет хорошо, лейтенант, твоя карьера пойдет в гору. В этом можешь не сомневаться.
— Разве у меня есть выбор? — заламываю бровь, осматривая кабинет начальника.
— Вот и отлично. Мой человек свяжется с тобой сегодня.
Полковник поднимается с кресла, еще раз внимательно смотрит на Самсоновский аквариум и, вздернув губы в полуулыбке, идет к двери.
Ухватившись за ручку, поворачивается.
—  Все это конфиденциально. Надеюсь, ты это понимаешь?
Киваю и выхожу из кабинета следом. Наблюдаю за исчезающим Токманом, откинувшись спиной на стенку.
Где-то сбоку маячит полная фигура нашего подполковника. Он молчит, но уже насквозь просверлил меня взглядом. Иван Александрович успел побеседовать и с Самсоновым. Наверное, потому вопросов он не задает.
— Скройся отсюда, Бушманов!
Крутанувшись на пятках, иду в свой кабинет. Жора дымит в приоткрытую форточку. Какой год на дворе, а у нас в отделе в большинстве кабинетов до сих пор деревянные рамы с облупленной краской.
Заметив меня, Ветер выбрасывает окурок и садится на край стола.
— Ну?
— Гну, — устало падаю в кресло, газовый патрон которого скрипит хуже несмазанной телеги.
— Уволили? Понизили? Чего вообще происходит?
— Происходит, Жора. — Пару секунд пялюсь в одну точку, продолжая переваривать поступившую информацию. — Ничего не происходит, — хлопаю ладонью по колену. — Фомина посадили за взятку. Я с ним пару дней назад пересекался, вот и попал в поле зрения этих… — киваю на дверь. — Не бери в голову.
Жора чуть прищуривается, но вопросов больше не задает. Не поверил, потому что не дурак. Хотя поэтому больше и не расспрашивает.
До обеда время проходит за рутинной бумажной волокитой, а ближе к вечеру в реке у центрального парка вылавливают жмурика.
Домой возвращаюсь уже после одиннадцати. Поднимаюсь на этаж, открываю дверь, практически сразу напарываясь на тишину. Оглушающую и неживую. Потому что в квартире пусто.
Что-то подобное я почувствовал еще на улице, как только припарковался.
Включаю свет, сразу выхватывая взглядом отсутствие Олькиных чемоданов и ее самой, разумеется. Даже кот не сразу просыпается. Лениво разлепляет заспанные, похожие на щелки глаза, будто нехотя спрыгивая с дивана на пол.