Восточная и Центральная Азия

На следующее утро раджа проснулся, едва заалело небо. Утренний прохладный ветер сначала приносил из сада только шелест листвы, а потом до ушей раджи донеслись те же пленительные звуки, что он слышал вчера.
Ташетханг прикрыл глаза, и теперь в этих удивительных звуках ему слышались голоса небесных певцов — гандхарвов, в такт которым плавно покачиваются небесные девы — апсары. А песня становилась громче и прекраснее, и радже уже казалось, что за окном в саду играет целый оркестр самых искусных флейтистов. Но тут совсем неожиданно на самой высокой ноте певец умолк.
Раджа вскочил с постели, выбежал на веранду и стал внимательно прислушиваться, в надежде насладиться волшебными звуками еще хоть мгновение. Но кругом все было тихо. Целый долгий день раджа ждал, когда снова зазвучит полюбившаяся ему песня. А когда наступил вечер, он в сопровождении всех своих придворных пришел в сад на то самое место, где впервые донеслось до него чудесное пение. Скоро вечерняя тишина наполнилась теми же чарующими звуками. Раджа и все, кто был с ним, затаили дыхание. Долго лилась удивительная мелодия, а когда певец притомился и умолк, государь объявил придворным:
— Никогда мы еще не испытывали такого счастья, кое доставило нам это пение. Однако до сих пор нам неведомо, кто услаждает наш слух. А потому повелеваю: немедленно сыскать певца и привести его пред наши очи. Того, кто исполнит мой приказ, ждет большая награда!
Услышав обещание раджи, все придворные бросились на поиски, они обшарили дворцовый сад, каждый кустик, каждую ветку. Наконец два министра набрели на пруд, в котором увидели лягушку.
— Уж не ты ли, любезная, издаешь столь дивные звуки, околдовавшие душу нашего государя? — спросили у нее министры. — Не стесняйся, скажи нам откровенно, и будешь представлена самому радже!
— Как же, как же! — заквакала лягушка. — Кто же еще, как не я. Разве чей-нибудь голос может сравниться с моим и красотой и звонкостью?
И тогда министры бережно подняли лягушку и с почетом доставили ее к радже.
Несказанно обрадовался Ташетханг, что видит наконец пред собой чудного музыканта, и попросил лягушку еще раз порадовать всех своим несравненным искусством.
Лягушка чуть не лопнула от гордости, услышав такие лестные слова из уст самого государя. Набрала она как можно больше воздуха и что было сил залилась:
— Ква-аа-ква-ква-ква-ква-аа-ква-ква!..
— Это что такое?! — гневно прервал квакушу раджа. — Никак, ты, ничтожная, вздумала издеваться над нами! Эй! Бросить обманщицу, оскорбившую наш слух, на растерзание собакам. А министров, посмевших привести ее пред наши очи, — забить в кандалы!
Царские воины тут же бросили лягушку собакам, а провинившихся министров отправили в темницу, все же остальные опять кинулись искать таинственного певца.
Долго ждал раджа, пока наконец один из царских слуг не принес повелителю маленькую черную птичку.
«Опять нашли какого-то певца, — разнесся по саду слух, — только и этот, наверное, самозванец, уж больно невзрачный на вид…»
Тем не менее все придворные тотчас собрались около раджи, а тот взглянул на птицу и грозно произнес:
— По вечерам и утрам я наслаждаюсь чьим-то пением. Если и вправду это ты даруешь нам радость, ждет тебя большая награда. Но если ты только воображаешь, что способна обрадовать своим пеньем, берегись! Ну, а теперь я готов слушать.
Запела маленькая черная птичка кальчунда, и весь мир наполнился чудными звуками.
— Чи-чи-ю, чи-чи-ю, чю-маен… — пела кальчунда, и в этой песне были и солнце, уходящее за горы, и благоуханное дуновенье ветерка, и даже приносящая покой тишина…
Когда последние звуки растаяли в воздухе, раджа сказал птичке:
— Прости меня, кальчунда, что я сразу не поверил тебе. Конечно, это ты радовала меня своим пеньем. Твой голос прекрасен, и песня твоя самая лучшая на свете. Вот только не знаю я ее смысла. Не раскроешь ли нам его?
Склонила перед раджой голову кальчунда и сказала:
— Я пою, чтобы доставлять людям радость. В этом смысл песни и смысл жизни…
 
Теперь раджа склонил голову перед кальчундой:
— Ты не только самая сладкогласая, но и самая мудрая птица. Да следуют твоим словам все живущие на земле!
И раджа Ташетханг приказал украсить скромную черную птичку золотом.
Говорят, именно с той поры лапки и клюв кальчунды стали золотыми.
  
Как крапива на земле первой появилась
 
В давние-предавние времена ничего не росло на земле, и, чтобы украсить ее зеленым покровом, бог природы Поромием-пхали сотворил семена различных растений. Не окажись ветра, Поромием-пхали пришлось бы самому обходить землю и разбрасывать по ней семена растений. Но, к счастью, всевышний сотворил уже и солнце, и луну, и звезды, и ветер, что разгуливал по белому свету. Вот его-то и позвал Поромием-пхали и попросил развеять семена во все концы.
Отдал семена Поромием-пхали ветру, и тот разнес и раскидал их по всей земле, а бог природы стал ждать, когда появятся первые ростки. Но дни проходили за днями, а земля по-прежнему оставалась голой. «Что случилось? Почему посев не дает всходов?» — задумался Поромием-пхали. Потом огляделся по сторонам, поднял голову и посмотрел на небо: а там в яркой синеве пылало солнце.
«Должно быть, это огненное светило перестаралось», — догадался Поромием-пхали, нагнулся к земле и поднял несколько зернышек: бедняжки так высохли и съежились, что совсем уж стали незаметными, лишенными жизненной силы. Где тут было ждать от них всходов! Выходит, виной всему — солнце. Своими лучами оно так раскалило землю, что ни одно семечко не выдерживало и погибало. Опечалился Поромием-пхали. Разве в силах он совладать с огненной силой солнца? И в горькой обиде на свое бессилие залился бог природы слезами.
— Что худого я сделал солнцу? — рыдал Поромием-пхали. — Почему обратило оно свою злую силу против меня и лучами высушило все мои зерна? Как мне теперь украсить зеленым ковром землю?
Долго плакал Поромием-пхали, слезы его стекали на иссушенную солнцем землю, и там, где они падали на измученную почву, зерна с жадностью пили живительную влагу и возвращались к жизни, чтобы набухнуть и прорасти. И на глазах у бога природы совершалось чудо: земля покрывалась травой и кустарником. Все вокруг зазеленело, зацвело, только не было видно пока ни одного дерева.
Снова задумался Поромием-пхали:
— Мои слезы помогли вырасти только траве и кустам. Но я хочу видеть землю в лесах и садах. Придется, верно, просить самого всевышнего, чтобы он оросил землю своими слезами.
Явился перед ним Поромием-пхали и говорит:
— О всемогущий! Я сотворил семена и просил ветер разнести их по всей земле, чтобы она покрылась зеленым ковром, но солнце совершило злодеяние и высушило мои зернышки. Бессильный перед ним, я в горести заплакал. Но свершилось чудо: там, где слезы мои упали на землю, поднялась трава и выросли кусты. Только слез моих оказалось мало, чтобы землю украсили деревья и сады. Вот и подумал я, что их могут взрастить лишь слезы всевышнего. Потому и пришел я просить тебя: чтобы труд мой не пропал даром и земля стала цветущим садом, пролей свои слезы на страждущую землю.
 
Услышал всевышний слова Поромием-пхали и согласился помочь богу природы.
— Так и быть тому! — воскликнул всевышний. — Но прежде принеси из подземного царства Гремящий камень — Баджрадхунг и что есть силы ударь им по гранитной горе Конконлунг. И тогда от этого удара раздастся страшный грохот, и громом пронесется по свету, и появится огненный вихрь, и дымное облако затянет все небо, закрыв собою безжалостное солнце, и прольются мои слезы, чтобы напоить вдоволь землю и дать жизнь деревьям и садам.
Не пожалел сил Поромием-пхали, сделал все, как сказал всевышний: достал в подземном царстве камень Баджрадхунг и ударил им по горе Конконлунг. От удара полетели искры и раздался гром, а небо затянули облака, спасая землю от палящих солнечных лучей. Потом облака сгустились, и из них закапали живительные слезы. Сухие зерна разбухли, и земля покрылась лесами, садами и лугами, и стала зелена и прекрасна.